Император Пограничья 13 (СИ) - Астахов Евгений Евгеньевич

И удар такой силы действительно сжёг бы меня без следа, да…

Но не зря отец говорил: «Сила противника — его же слабость».

С помощью этой башни я создал идеальную ловушку. Свет и тепло оказались заперты, не находя выхода. Крамской понял, что происходит, слишком поздно. Он пытался разрушить стены, но керамика держала тепло, а восстанавливаемый мною вольфрам отражал всё обратно.

Башня содрогнулась от чудовищной мощи, бушующей внутри. Кварцевые стены завибрировали с частотой, от которой закладывало уши. Я почувствовал, как структура кристалла начинает трескаться на молекулярном уровне. Вражеское заклинание, усиленное стимулятором, оказалось сильнее, чем я рассчитывал.

Керамическая подложка плавилась, вольфрам испарялся быстрее, чем я успевал его восстанавливать. Башня могла рухнуть, выпустив наружу испепеляющую волну.

Нет!

Я сжал кулаки, направляя последние резервы энергии на удержание структуры. Каждая капля магии подчинялась моей воле, каждый атом кварца держался на месте, потому что я приказал. Башня БУДЕТ держать, потому что я так решил! Три секунды борьбы воли против стихии — самые долгие в моей жизни. Но я выстоял. Структура устояла.

Температура внутри взлетела мгновенно. Его одежда не сгорела — она испарилась, превратившись в облачко пепла. Первый отражённый луч ударил в грудь, прожигая кожу насквозь. Он открыл рот для крика, но звук не успел родиться.

Кожа почернела и сморщилась как обугленная бумага. В этот миг, растянувшийся для меня в вечность, я видел сквозь стены внутренним зрением каждую деталь — как лопаются капилляры в его глазах, как седые волосы вспыхивают короной белого пламени, как искажается лицо в последнем безмолвном крике.

Во мне смешались две абсолютно противоречивые по своей природе вещи: презрение к его слабости, но признание его решимости. Ипполит Львович прошёл через многое, чтобы стать воином. Жаль, что он выбрал костыли вместо настоящей силы.

Плоть не плавилась — она сублимировалась, переходя из твёрдого состояния сразу в газ. Архимагистр буквально зажаривал себя собственной силой, и в этом была жуткая справедливость — его одержимость мощью стала его погибелью.

Его последний взгляд был полон осознания. В зеркальной клетке он видел себя таким, каким был в начале — испуганным стариком, который так и не смог изменить свою судьбу.

— Вы сами выбрали стать чудовищем, — мой голос шёл от самих стен башни, отовсюду и ниоткуда одновременно. — Я просто показал вам зеркало.

В последний миг мой противник перестал метаться. Выпрямился. Принял свою смерть. И вот ЭТО заставило меня по-настоящему уважать его.

Всю жизнь Крамской бежал от правды о себе, упал до алхимических усилителей и заёмной силы, но в финале отбросил все иллюзии. Не молил о пощаде, не пытался торговаться, не искал спасения. Просто встретил конец лицом к лицу, таким, каким был на самом деле. В этом принятии была настоящая храбрость — не та маскирующая слабость показная ярость, с которой он сражался, а тихое мужество признать поражение. Он умер честно. И возможно, только в смерти стал тем воином, которым всегда хотел быть.

Когда я развеял заклинание, от всей силы и ярости противника, остался только почерневший скелет, застывший в позе отчаяния. Через миг этот обугленный костяк уже рассыпался в пыль.

А я стоял прямо, не показывая истощения. Отец воспитал меня правителем — усталость показывают только в своих покоях.

— Достойная смерть, — еле слышно произнёс я. Больше ничего не требовалось.

Толпа застыла в шоке. Никто не аплодировал, не кричал. Все смотрели на меня с ужасом и благоговением. Князь Трубецкой медленно опустил барьер, его руки дрожали.

— Победа… маркграфа Платонова, — выдавил он сиплым голосом.

Василий вернулся в съёмную комнату на окраине Угрюма, тщательно проверив, что за ним никто не следил. Мальчишка клюнул на приманку даже легче, чем он ожидал. Эмоциональный, озлобленный, жаждущий справедливости — идеальный инструмент.

Агент снял поношенный кафтан и присел к столу, доставая из тайника под половицей магофон для связи с Гильдией. Три месяца назад, когда он проникал в Угрюм вместе с Макаром Вдовиным, всё было куда проще. Тогда, в разгар Гона, беженцев принимали толпами — проверяли поверхностно, документов особо не спрашивали, главное спасти людей от Бездушных. Система контроля ещё не сформировалась, и это было на руку…

Сейчас же… Василий поморщился, вспоминая рассказы новоприбывших. Этот Крылов со своим Талантом правдовидца просвечивал каждого насквозь. Допросы, проверки, регистрация — настоящая крепость, а не поселение. Хорошо, что он успел обосноваться до всех этих нововведений, иначе пришлось бы искать другие пути проникновения.

Бедный Макар даже не подозревал, что рядом с ним находился второй агент Гильдии. Стандартная практика — ликвидатор не должен знать о наблюдателе.

Задание Василия было проще и сложнее одновременно — отслеживать, докладывать, выжидать возможности. Три месяца он играл роль обычного жителя, собирал информацию, изучал слабые места в обороне Угрюма. И вот неделю назад пришёл новый приказ — найти Марию и Петра Вдовиных, выяснить их местонахождение и состояние. Ценные ресурсы, как выразился Скуратов в зашифрованном послании. Женщина с редчайшим Талантом Алхимического резонанса и мальчик с огромным магическим потенциалом.

Интересно, что старик Скуратов явно вёл свою игру. До Василия дошли слухи, что дело Платонова передали Железнову. Скуратов-Бельский в опале, но всё ещё пытается выслужиться, вернуть расположение Соколовского. И поимка или ликвидация беглых подопытных могла стать его козырем.

Василий усмехнулся. А ведь в мальчишке он увидел гораздо больше, чем просто ценный ресурс для экспериментов. Озлобленный на Платонова ребёнок с потенциальным доступом к воеводе через его мать — это же готовый инструмент для убийства. Флакон с ядом, который он дал Петру, содержал не блокатор магии, а мгновенно действующий нейротоксин. Пять минут после применения, и даже лучший целитель не поможет.

Конечно, шансы, что мальчишка решится, были невелики. Но Василий умел ждать. Если не сработает с первого раза, он найдёт другой подход. Может, инсценирует нападение на мать, подставив людей воеводы. Или подбросит «доказательства» того, что Платонов планирует избавиться от семьи погибшего убийцы. Вариантов много, а Пётр Вдовин — идеальное оружие. Нужно только правильно направить его ярость.

Агент включил магофон и начал набирать зашифрованный отчёт. Скуратов будет доволен — Вдовины найдены, план по устранению Платонова запущен. А если повезёт, то совсем скоро Угрюм останется без своего воеводы, и Гильдия сможет вернуть то, что принадлежит ей по праву.

Глава 10

Молчание было абсолютным. Ни аплодисментов, ни криков, ни шёпота — словно все присутствующие разом забыли, как дышать. Я медленно развеял остатки Живого доспеха, и кварцевое покрытие отслоилось от кожи прозрачными хлопьями, рассыпаясь в пыль. Под ним титановый слой текуче преобразовывался обратно, металл стекал по рукам серебристыми каплями.

Когда последний слой металла исчез, стало видно моё тело. Кто-то из женщин в толпе вскрикнул. Ожоги покрывали плечи, грудь, бока — кожа почернела и местами вздулась пузырями там, где световое копьё Крамского прожгло даже многослойную защиту. От рубахи остались только обгоревшие лоскуты на плечах, хотя штаны и ботинки каким-то чудом уцелели. Боль пульсировала с каждым вдохом, усугубляемая треснувшими рёбрами, но я не показал её, хорошая понимая принципы власти — на публике ты символ, в одиночестве — просто смертный.

Вокруг арены маги стояли бледные, словно выжатые. Для многих это был первый настоящий опыт созерцания боевой магии — не учебные демонстрации с контролируемыми вспышками, а настоящая битва до последнего вздоха, где каждое заклинание несёт смерть. Аристократы переглядывались, не зная, аплодировать ли победителю или скорбеть по поверженному Архимагистру. Студенты и простолюдины светились восторгом, но боялись проявить эмоции — их лица застыли в странной маске между ликованием и страхом.