Император Пограничья 14 (СИ) - Астахов Евгений Евгеньевич

— Спасибо, — тихо сказала Засекина. — Чуть не наговорила лишнего.

Ко мне подошёл пожилой боярин с сединой в бороде. Лицо знакомое — кажется, из окружения Ладыженской.

— Маркграф Платонов, — обратился он тихо. — Я уже просмотрел список в Эфирнете. Мой племянник там, среди пленных. С ним правда всё в порядке? Их кормят? Обеспечили медицинской помощью?

— Правда, — ответил я твёрдо. — Я воюю с армиями, а не с пленными солдатами. Ваш племянник жив и невредим.

Старик кивнул, в его глазах блеснули слёзы облегчения. Он отошёл, но я заметил, как он задумчиво посмотрел в сторону Воронцова, стоявшего в окружении своих сторонников.

Внезапно голос Харитона прозвучал громко, обращаясь ко всему залу:

— Господа! Давайте выпьем за память павших героев! За тех, кто отдал жизнь, защищая честь Владимира!

Зал затих. Все понимали — это про битву под Угрюмом. Провокация. Прямая и публичная.

Я спокойно взял бокал с вином с проходившего мимо подноса и поднял его:

— За всех павших, — сказал я ровно. — И за то, чтобы больше не было бессмысленных смертей.

Зал разделился. Часть пила за слова Воронцова, часть — за мои. Напряжение нарастало.

Я отошёл к дальней стене, где висела большая карта княжества и окрестностей. Группа высокопоставленных военных офицеров обсуждала что-то, указывая на границы. Я подошёл ближе, и один из них — полковник с массивными эполетами — повернулся ко мне:

— Маркграф, правда ли, что ваша Марка расширяет свои границы? — в голосе звучало подозрение. — Готовитесь к новому вторжению?

— Расширяем, — подтвердил я. — Но не для вторжения — для защиты деревень, которые обращаются за помощью. У Угрюма нет территориальных претензий к Владимиру. У нас другой враг.

Несколько офицеров кивнули. Некоторые поняли намёк на Бездушных.

Представитель Боярской думы, растерянный от скандала и снятия кандидатуры Ладыженской, поднял руку:

— Господа, предлагаю небольшой перерыв. Прошу освежиться.

Официанты разошлись по залу с подносами шампанского. Я взял бокал, сделал глоток. Ярослава рядом что-то говорила о реакции аристократов, я кивал, слушая вполуха.

Внезапно — странный привкус. Металлический, едва уловимый. Я не сразу обратил на него внимание.

Через несколько секунд кольнуло в груди. Резко, как от удара тонкой иглой. Во рту пересохло. Сердце забилось чаще, неровно.

Я медленно поставил бокал на ближайший столик и посмотрел на него. Шампанское, исходящее пузырьками. Обычное на вид.

Понимание пришло не сразу, но чётко. Яд.

Глава 9

Боль в груди усилилась, разлилась жаром под рёбрами. Дыхание участилось — воздуха не хватало, словно кто-то сдавил лёгкие. Холодный пот прошил спину. Пальцы левой руки онемели, покалывание побежало вверх по предплечью. Голова закружилась — не сильно, но достаточно, чтобы пол качнулся под ногами. Зрение на мгновение затуманилось по краям, потом прояснилось. В горле встал ком. Тошнота подкатила волной, я с усилием проглотил её.

Взгляд скользнул по залу. Толпа аристократов. Официанты. Кто-то из них — отравитель. Или кто-то подкупил официанта. Мой взгляд уловил довольную усмешку на лице одного из людей из окружения Воронцова. Или мне показалось? Паранойя?

Внутренний голос был холоден: «Кто-то решил, что выборы — слишком сложный путь. Проще убрать конкурента».

— Прохор? — голос Ярославы был встревоженным. Она заметила мою бледность.

Я сжал её руку:

— Шампанское. Не пей. Яд.

Ярослава рядом со мной напряглась. Её рука, отведённая в сторону и немного назад, была готова сформировать клинок из сжатого до бритвенной остроты воздуха.

— Там, — прошептала она, кивая в сторону служебного выхода. — Официант. Тот, что наливал нам шампанское. Он уходит.

— Захвати… его, — с трудом прошипел я. — Не дай… уйти.

— Как же…

— Справлюсь. Действуй.

Ярослава быстрым шагом скользнула сквозь толпу. Зал всё ещё шумел. Никто не замечал, но вот…

Сначала Кисловский ухватился за горло. Его полное лицо побагровело, глаза вылезли из орбит. Он попытался что-то сказать, но изо рта вырвался только хрип. Через мгновение его грузное тело рухнуло на пол, опрокинув столик с закусками.

Потом упал Воронцов. Глава рода Воронцовых схватился за грудь, лицо исказилось от боли. Его колени подогнулись, и он повалился на бок, начиная корчиться.

Скрябин был третьим. Худой чиновник уронил свою проклятую папку и схватился за горло обеими руками, словно пытаясь разорвать невидимую удавку. Его тело согнулось пополам, и он упал лицом вниз.

Ладыженская даже не успела закричать. Она просто побледнела, как мел, пошатнулась и тихо осела на пол, придерживаясь за спинку стула — уже в падении вокруг неё вспыхнула изумрудная аура целебной магии. Бокал выпал из её руки, разбился о паркет.

Зал взорвался паникой. Женщины закричали. Кто-то опрокинул стол. Аристократы шарахались в стороны от падающих кандидатов, словно от чумных. Официанты замерли с подносами в руках, не понимая, что происходит.

А я стоял и смотрел на этот хаос, чувствуя, как яд разливается по моим венам. Металлический привкус во рту усилился. Сердце билось часто и неровно. В груди кололо с каждым вдохом. Времени на раздумья не было.

Я закрыл глаза и активировал Железную кровь.

Заклинание ударило изнутри, как раскалённый молот. Кровь в венах загустела, стала тяжёлой, вязкой. Я почувствовал, как каждая капля превращается в жидкий металл, растекаясь по организму. Жжение. Невыносимое жжение в каждом сосуде, в каждой артерии. Словно расплавленное железо текло вместо крови.

Металлические частицы связывали яд, обволакивали его молекулы, нейтрализовали. Организм начал выводить отраву через поры кожи. Я почувствовал, как лоб покрывается испариной. Не обычной — холодной, с металлическим блеском. Капли выступали на висках, стекали по шее. Кожа рук тоже заблестела странным серебристым отливом.

Процесс был болезненным, но быстрым. Тридцать секунд — и яд нейтрализован. Ещё тридцать — и выведен. Сердце постепенно успокаивалось, возвращаясь к нормальному ритму. Жжение в венах отступило.

Я открыл глаза и увидел, что все смотрят на меня. На меня — единственного, кто остался стоять.

Воронцов, хрипя от боли и корчась на полу, поднял голову. Его лицо было искажено агонией, но в глазах горела ненависть. Он попытался что-то сказать, закашлялся кровью, но всё-таки выдавил из себя:

— Это… он! — голос прозвучал сдавленно, хрипло. — Платонов… отравил… нас всех! Только он… остался жив… потому что знал… о яде!

Толпа замерла. Сотни взглядов устремились на меня. Недоверие. Подозрение. Страх.

— Арестовать его! — закричал кто-то из толпы.

— Это убийца!

— Он отравил кандидатов!

Но раздались и другие голоса:

— Бред! Зачем ему убивать соперников на глазах у всех?

— Он сам пил того же шампанского!

— Посмотрите на него — он тоже пострадал!

Аристократы в шоке разделились на два лагеря. Одни требовали моего немедленного ареста, другие защищали. Зал гудел, как растревоженный улей.

Я поднял руку, призывая к тишине:

— Охрана! Зал опечатать! Никто не выходит, пока не разберёмся!

Ярослава сканировала зал, автоматически оценивая угрозы. Годы наёмничества выработали рефлекс — в любой ситуации знать, где выходы, кто вооружён, кто опасен, а ещё — запоминать лица. Её взгляд зацепился за официанта у служебной двери. Мужчина средних лет в чёрном жилете поверх белой накрахмаленной рубашки двигался слишком… правильно. Не суетился, не паниковал, как остальные слуги. Плавно скользил между группами аристократов, держась в тени колонн.

Профессионал.

Именно этот человек налил им игристого.

Получив отмашку от Прохора, княжна быстрым шагом нырнула в толпу, скользя сквозь неё, как форель в стремительном морском течении.

Официант, почти добравшийся до служебной двери, замер на мгновение. Потом его голова развернулась в сторону Ярославы и Прохора. Взгляд встретился с княжной — холодный, оценивающий, без тени страха. Профессионал понял, что его раскрыли.