Человек государев (СИ) - Горбов Александр Михайлович

— Да мне-то какое дело?

«В смысле, какое? У тебя что, совсем любопытства нет? И вообще, надо понимать, что происходит там, где живёшь».

Он фыркнул и, не спрашивая разрешения, впрочем, как всегда, перехватил управление. На цыпочках подошёл к двери и осторожно приоткрыл дверь, чтобы не допустить даже тихого скрипа. И припал глазом к тонкой щели.

Полутьма в коридоре не могла помешать взгляду Захребетника рассмотреть всё в мельчайших деталях. Шагах в пяти от моей двери стояли Аглая и какой-то мужчина.

«Куропаткин, — мгновенно опознал Захребетник. — Сатир плешивый».

Я не сразу сообразил, почему он сатир. Но доносившиеся голоса не оставили сомнений в диагнозе Захребетника.

— Душечка! Нехорошо так себя вести.

— Отпустите!

— Я к тебе по-хорошему, а ты будто не слышишь. Ай-ай! Очень плохо, душечка.

Девушка попыталась отстраниться, но Куропаткин крепко держал её за запястье.

— Неужели намёков не понимаешь, глупенькая? Я ведь тебе добра желаю. Будешь послушной, так и я тебя не обижу да хорошо сделаю, — голос Куропаткина лился патокой, вот только слышались в ней гнилые нотки. Будто в тазик с вареньем окунули дохлую кошку. — И наливочкой вкусной тебя угощу, и денежкой побалую. А? Ты подумай, хорошо подумай, душечка.

— Пустите, пожалуйста, мне к хозяйке бежать надобно.

— К хозяйке, говоришь? Так ведь если будешь отказывать мне, душечка, я ведь хозяйке пожаловаться на тебя могу. Так и скажу, что обращаешься с постояльцами грубо, смотришь зло, убираешься плохо и, вообще, дерзкая слишком. От тебя ведь не убудет, коли ты мне своё расположение окажешь. От вас, девок, никогда не убывает, уж я-то знаю.

— Пожалуйста…

Скотина какая! В этом мы с Захребетником, не сговариваясь, были полностью согласны. Лично я терпеть не могу, когда пользуются беззащитностью слабых и пытаются шантажировать. А Захребетник взвился, словно Куропаткин покусился на его собственность. Он словно уже считал горничную своим человеком и натурально обиделся на жильца соседней комнаты.

«Может, ему лицо оторвать? Очень хорошее средство для вразумления подобных человеков. Я бы ему рога посшибал, но с его лысины даже волосы сбежали от стыда».

— Так, давай без членовредительства. Мне, знаешь ли, ещё здесь жить. И времени сейчас нет воспитывать этого хама.

«Без советов разберусь».

Бамс!

Он с грохотом распахнул дверь и вышел в коридор.

Куропаткин дёрнулся и отпустил руку девушки. Она пискнула, почувствовав свободу, и едва не бегом умчалась прочь. Захребетник уставился на Куропаткина и медленно осмотрел с ног до головы. Таким взглядом, что тот потупился и переступил с ноги на ногу.

— Доброго утречка, сосед. Он вас уже нашёл?

— Кто? — Куропаткин захлопал глазами.

— Зубов. Очень хотел с вами пообщаться.

— Эээ…

— Да, да, так и говорил. Буквально обещал вас задушить в дружеских объятиях.

— А меня нет! — нервно выкрикнул Куропаткин, спиной отходя в свою комнату. — И вообще, меня по службе в командировку в другой город отправили! Некогда мне обниматься со всякими!

И плешивый сатир захлопнул дверь, прячась то ли от меня, то ли от Зубова, храпевшего в своей комнате.

«Надо будет с ним позже разобраться. Дурной скользкий человечишка с гнилой душой. Такому одна дорога».

— Только не надо его здесь, ну ты понял.

«Не переживай, я тихонько, ты даже не проснёшься».

— Как в прошлый раз⁈ Нет уж, будь добр, не подводить меня под монастырь.

Захребетник закатил глаза, демонстративно вернул мне контроль над телом и сделал вид, что отвернулся. Я махнул рукой, вернулся в комнату, накинул сюртук и пошёл вниз завтракать. На службу надо являться сытым, а споры с Захребетником аппетит могут только портить.

Глава 14

Глаголы

На службу я опять пришёл раньше всех и в тишине спокойно занялся составлением отчёта. Образец у меня был, Мефодий Ильич мне его ещё вчера выдал, так что особых сложностей не предвиделось. Всего-то пять листов писанины! Так что ещё до обеда я сумел составить документ без помарок и сдать его в архив вместе с отработанной жалобой.

— Молодец! — похвалил меня Мефодий Ильич. — Осваиваешься. С таким усердием станешь настоящей чиновничьей косточкой.

— Скорее, винтиком, — буркнул Саратовцев, с самого утра пребывающий в дурном расположении духа. А затем посмотрел на меня, прищурился, будто вспомнил что-то, и хлопнул ладонью по столу. — Миша!

— А?

— У нас же с тобой тренировка к зачёту по владению магией. Ну-ка, собирайся, прямо сейчас и поедем. Мефодий, сегодня обратно можешь нас не ждать.

— Что? Это я тут один должен за всех отдуваться? А если что-то срочное? Вдруг…

— Срочное в нашем болоте? — Саратовцев громогласно захохотал. — Я тебя умоляю. К тому же ты у нас самый опытный работник, самый ответственный.

— Но не на весь же день!

— На полдня, обед уже почти. Пока до полигона доедем, пока отстреляемся, пока обратно. Уже вечер будет! Всё, Миша, пойдём.

Он схватил меня за локоть, даже не дав надеть мундир, и потащил к выходу из кабинета. А вслед нам неслись негодующие возгласы Мефодия, страшно возмущённого нашим уходом.

— Ничего, — усмехнулся Саратовцев. — Покричит и успокоится. Не всё же ему чаи гонять, пусть хоть поработает чуток.

На выходе Саратовцев потребовал у швейцара Матвеича подать служебную коляску. Но едва мы отъехали и свернули за угол, он хлопнул возницу по плечу:

— Кузьма, сначала в трактир заедем. Помнишь, тот с красной вывеской?

— Как не помнить, — усмехнулся Кузьма, — чай не в первый раз.

Трактир оказался чистеньким, с претензией на провинциальный шик в виде «хрустальной» люстры под потолком. Вот только стеклянные висюльки были засижены мухами, а свечи в ней не зажигались в принципе.

Стоило нам сесть за столик, как тотчас подбежал расторопный половой.

— Чего изволите? Вам как обычно, Константин Львович? Со штофа начать?

Саратовцев вздохнул.

— Нет, сейчас только обедать будем. Принеси-ка нам щей со щековиной, они у вас всегда хорошо получаются. Расстегаев с визигой, штук по пять на каждого. И чаю, крепкого.

— Сию секунду-с!

Половой умчался за заказом. А Саратовцев снова вздохнул, провожая взглядом запотевший графинчик, который пронесли мимо нас к соседнему столику.

Эге! Не зря Саратовцев по утрам так выглядит. Похоже, мой коллега нехило закладывает за воротник в свободное время.

«Осуждаю, но понять могу, — глубокомысленно высказался Захребетник. — В провинции без перспектив я бы тоже на стенку лез от скуки. Радуйся, тебе такая судьба не грозит — ты здесь долго не задержишься».

— Костя, а что за полигон такой?

— Да за городом, — махнул он рукой, — специально выделенное место, чтобы никого случайно не убили. По документам он за нашим ведомством числится, но другие им тоже пользуются. Одно хорошо — нам как хозяевам всегда пострелять вдоволь можно. Если захотим, конечно. Ну и зачёты сдать проще. В общем, доедем — ты сам всё увидишь.

Нам принесли тарелки со снедью, и мы замолчали, работая ложками. Должен отдать должное — готовили здесь и правда неплохо. Не сравнить с тем, что творил повар в родительской усадьбе, но привередничать мне теперь было не по чину.

Отобедав, мы загрузились в коляску и двинулись дальше. Я даже успел подремать, пока экипаж катился по улочкам Тулы. Но стоило выехать за пределы города, как дорога превратилась в сплошные ухабы, и тут уж стало не до сна.

— Почти приехали, — толкнул меня локтем Саратовцев.

Впереди я увидел деревянный дом, огороды вокруг и здоровенную псину у забора, приветливо скалящуюся в нашу сторону.

— Здесь комендант живёт, а стрелять вон там будем, за пригорком.

Комендант, суровый дед с военной выправкой, появился из-за дома раньше, чем мы успели подъехать.

— Добрый день, Игнатий Лаврентьевич! — Саратовцев был с ним предельно обходителен, улыбался и кланялся, здороваясь за руку. — А мы вот, к вам на тренировку. Так сказать, заранее готовимся сдать зачёт.