Мой бывший пациент (СИ) - Владимирова Анна

— Все выдали тут.

— Думаю, будь ты сейчас на моем месте, согласилась, что детям там у тебя все же нужен врачебный присмотр.

— Скорее всего. Ты как? — тише поинтересовалась я.

— В норме, — напряженно отозвался он и слабо усмехнулся. — Мне есть, ради кого оставаться в себе…

Вовремя он нашел себе Яну, это точно. Судьба вообще все правильно рассудила. Ему — найти нужную женщину, мне — выстрелить в его брата. Или, может, у нее была совсем другая задумка, а я сделала что-то не то?

Когда мы попрощались с Игорем, между деревьев в темноте заплясали огни фар, и вскоре перед домом остановилась машина Горького. Он привез продуктов и постельных принадлежностей. Последних сил хватило как раз на то, чтобы растащить это все по дому и разложить вымотанных детей спать, предварительно проверив их самочувствие еще раз. Наконец, дом затих и засопел в разных тональностях, а мы втроем собрались в столовой за поздним ужином.

— Я отправил своих по следам, — сообщил Давид тихо, глянув на Стаса. — Мы вернем ребенка.

Стас буравил мрачным взглядом столешницу, сжимая кружку с чаем так, что, казалось, она вот-вот треснет в его руках.

— Думаю, Ветлицкий не знает, что ты мне помогаешь, — поднял он взгляд на Давида. — По крайней мере, сегодня ночью он этого точно не знал.

— Он не узнает, — заверил его хмуро Давид. — Я все понимаю.

Видимо, если узнает, то будет быстро избавляться от заложника. И при этой мысли у меня в груди потяжелело от ледяного комка ужаса. Руки задрожали, дыхание сбилось…

— Ива, — позвал обеспокоено Стас, потом поднялся, подхватил меня на руки, и я тут же вцепилась в его плечи, дрожа. — Устала?

Показалось, он будто намеренно прячет эту мою внезапную слабость от Давида. Он же не знает, что от Горького, как и от него, бесполезно что-то прятать. Я это все понимала, но поделать ничего не могла, продолжая жаться к Стасу в поисках облегчения. Почему-то врать себе помогало, хоть и не надолго. Просто когда тебя так держат, кажется, что это навсегда…

— Ив, мы сделаем все, — устало заверил Давид. — Хоть и ситуация тяжелая.

Они оба сделали вид, что мои слезы и дрожь — обычная реакция закаленного годами хирурга на известие о том, что незнакомому ребенку угрожает гибель. Нет, я — далеко не сухарь, мое сердце всегда позволяло мне переживать тревогу за жизнь каждого пациента, ведь от этого и радость от спасения жизни во много раз ярче. Но то, как я чувствовала сейчас, сдавало меня обоим мужчинам с потрохами.

— Чаю будешь? — прошептал Стас и нежно прижал меня к себе…

… А у меня внутри лопнуло то, что удерживало в трезвом уме. Я обернулась к нему, застывая от решительности, наполнившей леденящим ужасом.

— Стас, это…

— Ива, — вдруг повысил голос Давид, — можно тебя на пару слов?

Я обернулась к Горькому, тяжело дыша, но стоило встретиться с его взглядом, меня парализовало.

— Да, — поежилась я нерешительно и вылезла из рук Стаса, стараясь не смотреть ему в глаза.

— Стас, мы недолго. Сделай ей пока чаю покрепче. — Горький подхватил меня под руку и потащил на улицу.

Я только успела бросить взгляд на застывшего за столом Стаса, прежде чем Давид вывел меня на крыльцо и развернул к себе лицом.

— Не говори ему.

Взгляд Горького показался непривычно отчаянным, горящим такими противоречиями, что мои собственные показались просто детским лепетом. Но… он мне предлагал молчать? Стоило ли уточнять, о чем? Вряд ли.

— Как ты понял? — прошептала я, упираясь спиной в стенку и устало откидываясь на нее затылком.

— Оружие твое проверил. Не хватает пули.

— Хватает, — усмехнулась.

— Не хватает старой пули. — Он тяжело вздохнул и посмотрел на меня уже отгоревшим взглядом. — Новая по серийному номеру не совпадает. Да и выглядит иначе.

— Ну, ты же не по пуле понял. — Голос ослаб и охрип, будто я весь день кричала.

— Нет.

— Ты не сможешь меня покрывать.

— Могу. Ты правильно сказала — мы ошибались оба, Ива. Нет никакого смысла в твоем признании сейчас. И вообще — тоже. И Стасу это не нужно в первую очередь. Поэтому послушай меня и забудь.

— Как ты себе это представляешь?! — вскричала я. Мне можно было хоть стрельбу открыть из огнемета — звуконепронецаемый купол Горького ничего не пропустит. Но вместо этого я расплакалась в голос и сползла задом на пол, подгребая колени к груди и сжимаясь в комок. — Это все моя вина…

— Как ты это поняла? — сурово потребовал Давид, присаживаясь рядом.

— Я стреляла в Стаса! — всплеснула я рукой в сторону двери. — Уложила его на койку, и его решили добить! Сначала покушение в больнице, потом — на детей!

— Не надо брать на себя столько всего! — прорычал Давид. — Приди в себя, Ива! Стас вел опасную деятельность осознанно! Он знал, что такое может произойти в любой момент! И рано или поздно случилось бы. Да, ты в него стреляла. И ты же его и спасла.

— Это меня никак не оправдывает!

— Тебя оправдывает другое! Если бы ты не стреляла в Стаса, тебя бы у него не было сейчас! И он это ценит!

— Тогда почему не даешь сказать ему?

— Зачем? Ничего уже не исправить. Его прощение никак не поможет тебе простить саму себя. А это — твоя самая главная задача. Ты меня поняла?

— Горький, ты… — начала я, еле проталкивая слова на язык, — ты бы не смог! Ну представь, что врешь Славе? Да еще и так страшно…

Вместо ответа он красноречиво посмотрел на меня, будто бы я глупость сморозила.

— Да ладно…

— Ив, совместная жизнь, да еще и оборотня с ведьмой, это череда компромиссов, а не идеальных хирургических швов и решений. У тебя слишком завышенные требования к себе и окружающим. Ты стремишься сделать этот мир идеальным, на полном серьезе полагая, что это его спасет. И это еще одна причина, по которой мы с тобой слишком разные.

Я медленно заполнила легкие воздухом, будто тот был отравлен попыткой принять новое решение.

— Поздно, Давид. Что мне ему сейчас говорить? Очередную ложь? Он не хуже тебя в ней разбирается.

— Скажи правду, — устало вздохнул он и вытащил сигарету. — Что запуталась в себе, что хотела сбежать. Ты же хотела сегодня?

— Князев не отпустил, — рассеяно отозвалась я, глядя в темноту леса.

— Игорь?

— Стас, — покачала я головой. — Он теперь мой Князев.

И он просил ему не врать, иначе у нас ничего не выйдет. А у нас и не выйдет. Потому что врать я буду, и не смогу этого скрыть.

Я поднялась, оставляя Давида докуривать сигарету в одиночестве, и вернулась в дом. Стаса на кухне не оказалось, но меня ждал чай. Тишина дома показалась чужой и такой желанной, что у меня язык зачесался от тревоги, накатившей изнутри удушающей волной. Я покусала его, взяла чашку и подошла к окну. Отсюда я видела Давида, напряженно застывшего с сигаретой, и все думала о его словах. Нет, если бы речь была о нем, то я бы и не скрыла ничего и никогда. А он предлагает мне врать, снова недооценивая Князева.

Когда наверху послышался шелест воды, я допила чай и направилась искать Стаса. Оказалось, что звук душа был приглашением, и для меня была оставлена узкая полоска света из приоткрытой двери, чтобы я прошла по ней… Закрыв за собой двери ванной, я обернулась и застыла взглядом на широкой спине мужчины, стоявшего под струями воды. Он показался мне сломленным. Стас упирался рукой в стенку, свесив голову и позволяя холодным каплям лупить по коже. Но даже от него такого было не оторвать взгляд.

— Стас, — позвала я.

Его плечи дернулись, и он обернулся.

— Сюда иди, — приказал коротко и потянулся к крану.

Я послушно разделась и вошла к нему в душ. Стоило оказаться на расстоянии вытянутой руки, он схватил меня за шею и прижал к себе, а потом — вжал в стенку.

— Ну и что ты решила там? — потребовал хрипло, почти касаясь своими губами моих.

— Пока ничего…

Злился. Прожег горящим взглядом и сжал пальцы сильнее, вынуждая подставить лицо струям воды. Я зажмурилась и приоткрыла рот, в который тут же впились его губы, лишая воздуха. Кожа вспыхнула от чувственных укусов, воспаляясь и быстро становясь слишком чувствительной. Когда он укусил в метку, не жалея, я только глухо вскрикнула, впиваясь ногтями в его плечи, и он подхватил под бедра, с силой насаживая на себя. Не оставалось ничего, лишь подчиняться. Даже не так. Я умирала, как хотела его слушаться. Он был единственным мужчиной, перед которым мне захотелось показать свою слабость и отдаться на его волю…