Печать зверя (СИ) - Кас Маркус

— Ох, ваше сиятельство, прошу прощения! Доброго вам утра!

Вот ведь лиса. Так умело разыгрывала свою роль, пусть благородство никуда не делось.

— И вам доброго утра, Екатерина, — ответил я, задумчиво её разглядывая.

То самое кольцо красовалось на пальце. Как она тогда сказала? Досталось от матери, той от своей матери, которая спасла какого-то дворянина. Ещё тогда мне эта история показалась надуманной. Но, так как значения это не имело, я выбросил её из головы.

Ну улучил бы девушку во лжи. И что, она бы сразу созналась в том, что беглая княжна? Скорее уж обиделась так, что больше мы бы не увиделись.

И вряд ли её украли ребенком, так что она и не в курсе своего происхождения. На портрете её возраст был немногим меньше, чем сейчас. К тому же всё это было ещё страннее по простой причине. Она совершенно не таилась, да и жила поблизости от отеческого дома. Не уехала из города, даже в отдаленный район не перебралась. Что бы ни случилось, оно не было настолько ужасно, чтобы скрываться.

— Всё порядке? — Екатерина с тревогой осмотрела себя под моим пристальным взглядом.

Я вспомнил одного приятеля, который на все неудобные вопросы начинал впадать в пространные речи, чем либо запутывал собеседника, либо заставлял того забывать, о чем он спрашивал. Работало почти со всеми.

— Всё относительно в этом мире, — туманно произнес я. — Что для одного благо, для другого зло…

— Что-то случилось? — встревожилась она, мягко прикоснувшись к моей руке. — Лука Иванович в добром здравии?

Её искренняя забота о деде меня немного размягчила. В этом она не лукавила, тоже привязалась к домашним.

Но теперь уличить во лжи я был обязан. Оставлять в неведении Тимофея было бы жестоко и несправедливо. Но лично ему сообщать о том, в кого он влюбился, я не собирался. Будет правильнее, если Екатерина сама расскажет.

Тем не менее сначала я должен был с ней поговорить начистоту. Как бы мне того ни не хотелось.

Я уже набрал воздуха и открыл рот, но меня прервали. Из дома выскочил радостный Тимофей и направился к нам.

Влюбленные обменялись приветствиями и возникла молчаливая пауза. Отложив не самый приятный разговор, я попрощался с ними, оставив наедине. Чёрт, она хоть понимает, что разобьет парню сердце? Если бегство из дома её каприз и она вернется к отцу, тот никогда в жизни не позволит неравный брак.

Если только у приютского не появится вдруг титул. За что нынче дают графство?

Раздумывая об этом, чтобы не крутить в голове вопрос наименее болезненного раскрытия тайны девушки, я неспешно дошел до участка.

— Ваше сиятельство! — радушно улыбнулся мне дежурный, пропуская внутрь.

Не так я часто тут бывал, но запомнил же. Не зная, хорошо это или плохо, я направился к приставу. Постучал в дверь его кабинета и, после довольно резкого «заходите!», вошел внутрь.

Ничего не изменилось на рабочем месте Заужского, разве что бумаг и папок стало больше. Я удивился, что он на прежнем месте, ведь шла речь о повышении. Пристав, увидев меня, тут же сменил хмурое выражение лица на доброжелательное. Пригласил присесть и гостеприимно угостил кофе. Напиток у него был отменным, после наших встреч жандарм явно сменил как сорт, так и обжарку.

— Прекрасно, — похвалил я изумительное угощение.

— Прохор ваш подсказал, где зерна берет, — улыбнулся пристав. — Славный он у вас.

— Это точно, таких как он — один на миллион. Что же, Лаврентий Павлович, разве вас не прочили наверх? — всё же полюбопытствовал я.

— Было дело, — отмахнулся мужчина. — Собственно говоря, утвердили мою кандидатуру-то. Вот только я отказался. Знаете, мне наш участок вторым домом стал. Перебираться отсюда никуда не хочу, вот что я понял. Ни за чины, ни за деньги. Не это главное.

Я лишь порадовался за такую позицию. Нашел человек себя, это действительно самое главное. Остальное приложится. Вроде начальник участка уже немолод, в конце концов уйдет на покой. А кому передать дела, как ни самому лучшему своему служащему? Который участок даже на повышение не променял.

Мы ещё немного побеседовали о делах острова, которыми Заужский всегда охотно со мной делился. Я не стал выспрашивать об алхимике и прочих столь же интересных соседях. Ни к чему портить ему такое чудесное настроение.

Впрочем, о жителях своего участка он говорил много. И я всё таки задал один вопрос:

— А что вы скажете о князе Шишкине-Вронском?

— О Дмитрие Павловиче? — удивился пристав. — Его светлость весьма уважаем в столице. Неизменно участвует в благотворительных мероприятиях, нескольким приютам помогает. В общем-то, можно сказать, что ведет размеренный и спокойный образ жизни. Конечно, после того случая…

Мужчина умолк, смутившись. Сказал лишнего и явно пожалел об этом. Но я сделал вид, что не заметил и уточнил:

— Какого случая?

— Право, Александр Лукич, сплетничать я не люблю. Не мужское это занятие, да и бесчестное. Но, если вам по делу какому-то нужно знать…

— Нет, вы правы. Не стоит ворошить чужое грязное белье, — не стал я ничего выдумывать, чтобы добыть информацию.

Будь там что-то незаконное или нехорошее, Заужский не отзывался бы о князе довольно тепло. Не в его духе это было. Как и не в моем — обманывать доверие хороших людей.

— Благодарю, — с облегчением выдохнул он. — Что же, нанесете визит заключенным? Они у меня в дальней камере сидят, рядом никого.

— Весьма удобно для разговора, — усмехнулся я.

Незадачливые воры с виду оклемались после произошедшего. Вели себя уверенно и на мое посещение отреагировали без особых эмоций. Вряд ли они знали, чьи птички принесли им такой моральный ущерб, на который они жаловались.

Это, к слову, пристав уладил сам. Лишь уведомил меня, что они собирались подать в суд, но неожиданно передумали. Что же, хотя бы от подобного он меня избавил. Такое разбирательство добавило бы мне своеобразной репутации. Хотя, безусловно, помогло бы против других желающих покуситься на моё имущество.

Но я, после инцидента в ресторане, подумал было, что больше столичные преступники туда не сунутся. Раз уж меня узнали, весть об этом разнеслась бы повсюду. Вот о чем я не подумал, что заказчик будет настолько настойчивым и найдет людей заезжих. А то и вызовет из соседней губернии, это не сильно затратное дело.

Всё таки иногда полезно иметь известность имперскую, а не только столичную.

Впрочем, и без неё я мог разобраться с любой проблемой. Неизвестно ешё, не станет ли больше проблем с такой известностью.

Оба они являли собой картину удивительно схожую. Я сначала подумал, что они братья. Но нет, отпечаток лихой жизни просто оказался совершенно идентичным. Даже шрамы одинаковые, как и предупредительно-угрожающие выражения лиц.

Я молча их внимательно рассматривал и, с каждой секундой, запал их утихал. Появилось беспокойство, а за ним и неуверенность.

— Что глазеешь, господин хороший, словно на девиц на выданье? — усмехнулся один из них, пытаясь отшутиться и демонстрируя потускневший передний железный зуб.

— Думаю, кого из вас в живых оставить. Мне двое разговорчивых ни к чему. Одного хватит.

— Эй, — поднялся второй, здоровее размерами. — Это что за произвол?

Он ринулся к двери, то есть на меня. Вероятно, хотел позвать жандармов, но я молниеносно освободил лезвие из трости и оно оказалось у его горла.

— Вот ты явно не настроен на беседу, верно? — наклонил я голову, разглядывая бугая.

Он не был угрозой. Большой, но слишком неповоротливый. Пока он замахивается, я успею кофе выпить. Вот второй был собран и напряжен. Его движения были незаметными, плавными. Такие обычно как раз самые опасные. И умные.

— Сядь обратно, — тихо сказал обладатель металлического зуба.

Здоровяк послушался, но продолжал изо всех сил строить грозное лицо. Я перестал обращать на него внимание.

— Значит, господин хороший, продали наши шкуры тебе, да? — невесело усмехнулся сообразительный вор. — Что, твой кабак то был?