Архитектор Душ IV (СИ) - Вольт Александр

И тут, в самый пик ритуального напряжения, снаружи раздался звук.

Грубый, режущий ухо скрежет металла по бетону. Он ворвался в подземелье, нарушая монотонное гудение мантр, разрывая возникшую концентрацию.

Все замерли. Рука Мастера застыла в воздухе. Его адепты растерянно переглянулись. Мантра оборвалась на полуслове.

— Это еще что за херня? — прошипел Мастер. Его голос был низок, полон сдерживаемого гнева оттого, что в самый сокровенный момент его таинство было осквернено этим вульгарным, уличным шумом. — Что за крыса там скребется?

Напарник Ковалева, тот самый, что предлагал «развлечься» с пленницей, ухмыльнулся и шагнул вперед.

— Я проверю, Мастер. Наверное, какой-нибудь бродяга забрел. Разберусь с ним по-тихому.

Мастер коротко кивнул, не опуская руки с ножом. Его взгляд был прикован к лицу Шаи. Он видел, как в ее глазах, еще мгновение назад полных лишь отчаяния, вспыхнула крохотная, отчаянная искра надежды. Это взбесило его еще больше.

Адепт, довольный своей ролью, вышел из круга света и скрылся в темном проходе, ведущем к выходу. Снаружи снова воцарилась тишина. Мастер ждал. Прошло десять секунд. Двадцать. Внезапно из темноты коридора донесся короткий, глухой стук, словно на пол уронили что-то тяжелое. Затем снова ни звука.

«Неуклюжий болван, — с презрением подумал Мастер. — Не мог разобраться с одним бродягой без шума. Да и… как бродяга смог сюда забраться? Их логово надежно спрятано, сюда просто так не попасть! Вход вообще замаскирован магией!».

Он снова перевел взгляд на Шаю, намереваясь продолжить, но что-то его остановило. Внутреннее чутье, отточенное веками выживания, подало тихий, но настойчивый сигнал тревоги.

— Ковалев, — бросил он, не оборачиваясь. — Пойди посмотри, куда запропастился этот идиот.

Ковалев вздрогнул. Его лицо под капюшоном было бледнее мела. Он бросил испуганный взгляд в темноту коридора, но ослушаться не посмел. Медленно, почти на цыпочках, он двинулся к выходу.

Мастер видел, как его силуэт исчез в темноте. Снова ожидание, но на этот раз оно было иным. Воздух в подземелье стал холоднее, гудение свечей показалось ему угрожающим. Он слышал, как колотится его собственное сердце — вернее, сердце этой человеческой оболочки.

И вдруг из коридора раздался короткий, сдавленный вскрик, мгновенно оборвавшийся. Словно кто-то хотел закричать, но ему не дали.

Мастер все понял.

— Хватайте оружие!

Я выключил зрение, разрывая хрупкую связь с изнанкой мира. Пустота схлопнулась, и реальность хлынула обратно звоном в ушах, тупой болью в висках и уже знакомым, едким привкусом железа на языке. Ноги на мгновение стали чужими, ватными, и я уперся рукой в шершавую кирпичную кладку, чтобы сохранить равновесие.

Резервуар был почти пуст. Я ощущал это не разумом, а всем своим существом — как больной чувствует приближение лихорадки. Та волна, что я послал сквозь камень и землю, стоила мне едва ли не половины всех сил, накопленных после последнего истощения. Еще один такой рывок — и я рухну здесь, на этом грязном асфальте, беспомощным куском мяса.

Я выпрямился, делая глубокий, прерывистый вдох. Прохладный ночной воздух обжег легкие, но не принес облегчения.

— Они под нами, — сказал я глухо, глядя на Нандора.

Бесстрастное лицо эльфа впервые за все время приобрело удивленное выражение.

— В смысле под нами? Громов, это шутка? Ты в идеале овладел искусством эхолокации? Или внезапно стал ходячим ультразвуковым прибором?

— Прислушайся, остроухий! — сказал я ему, присев на корточки.

— Еще раз меня так назовешь… — процедил он.

— Назову и не раз, если не перестанешь ерепениться и будешь идти вразрез тому, что я говорю. Присядь. Положи руку на землю. Ты не чувствуешь?

Он недовольно засопел, но присел на корточки.

— Ни хера я не чувствую. Это старая промзона, тут гудеть земля может просто потому, что старая система канализация, трубопровода… — он осекся. — Твою мать… точно. Старые дренажные системы!

— Ну наконец-то! — выдохнул я. Это не совсем то, что я имел ввиду, но хорошо, что он зацепился за старые катакомбы, а не за то, откуда у меня способность сканировать пространство при помощи магии. — Нужно искать вход, — продолжил я, обводя взглядом глухой тупик. — Он где-то здесь и явно замаскирован. У тебя… — я потер виски, пытаясь унять гул в голове, — ты же владеешь магией? Можешь просканировать местность и найти скрытый проход?

Эльф обернулся, и в его глазах, привыкших к полумраку, мелькнуло откровенное недоумение.

— С чего ты взял?

Вопрос был настолько искренним, что на мгновение выбил меня из колеи. Раздражение, подогретое усталостью и болью, взяло верх.

— Дядь, ну ты же эльф, в конце концов! — вырвалось у меня. — Разве вы не все владеете магией?

Нандор смотрел на меня секунду, другую, а потом его тонкие губы дрогнули и изогнулись в кривой усмешке. Он не рассмеялся — скорее издал короткий, сухой смешок, лишенный всякого веселья.

— Это такой же расхожий миф, господин коронер, как и то, что все дварфы рождаются с бородой и киркой в руке, — сказал он. — Дар — редкость. Его нужно заслужить или получить по крови. У меня его нет. Тем более, — добавил он тише, — что почти все маги — особи женского пола. Маги-эльфы такая же редкость, как и единороги.

Я чуть было не подавился.

— Кто? Единороги?

— Да, — беззаботно отметил он. — Что тебя удивляет?

— Как минимум тот факт, что ты говоришь так, словно они всамделишно существуют.

— Громов, я на полном серьезе. Единороги реальны, как и дварфы, эльфы и прочие магические создания. Проблема в том, что в ваших каменных джунглях они не живут, а вы дальше своего носа ничего не видите. Ни красоты природы, ни того, каким прекрасным был мир до того, как вы здесь все изгадили, измызгали, задрипали и застроили своими бетонными сотами. Сначала выдавили нас, а когда стало мало места — начали грызться между собой, — он выдержал паузу, а затем добавил, — надеюсь вы, как чумные блохи, однажды выродитесь, и мир снова очистится.

Я вздохнул. Его презрение и тирада мне были понятны, но то, насколько они были неуместными в данной ситуации, поражало все мыслимые и не очень границы.

— Ты закончил? — осведомился я.

— Да. Спасибо, что выслушал, — парировал он, съязвив.

— Обращайся. Но давай уже продолжим искать сраный люк и спасем твою сестру.

Нандор прочистил горло и поправил галстук.

— Прошу прощения. Был взбудоражен. Я возьму левый угол.

Мы разделились, взяв по одной стороне тупика. Это была методичная, почти отчаянная работа. Я шел вдоль стены, ощупывая каждый выступ, каждую трещину в кладке, простукивая кирпичи костяшками пальцев в надежде услышать глухой, пустотелый звук. Холод камня проникал сквозь тонкую кожу перчаток.

Скрежет моего ботинка о рассыпанный бетон резал по уху. Нандор двигался почти беззвучно, его фигура то и дело растворялась в глубоких тенях. Если бы не мое знание о его присутствии, клянусь всем материальным, я бы напрочь не осознал, что здесь есть в темноте кто-то кроме меня.

Именно в этот момент, когда я уже почти уверился в тщетности наших поисков, звук пришел извне.

Сначала был далекий, едва уловимый гул, который можно было принять за шум ветра в трубах. Но он не стихал, а нарастал, обретая плотность и форму. Через полминуты он перерос в отчетливый рокот нескольких автомобильных двигателей. Звук был чужеродным, неправильным в этом царстве ржавчины и распада.

Мы замерли одновременно, как два зверя у водопоя, заслышавших треск ветки в лесу. Я отступил в глубокую тень арочного проема, Нандор растворился за грудой бетонных плит.

Машины остановились где-то совсем рядом, за углом пакгауза. Двигатели затихли. Раздался сухой щелчок закрываемой дверцы, потом еще один.

Мы ждали. Время сгустилось, стало вязким. Я почти не дышал, вслушиваясь в ночной воздух и потянувшись рукой за револьвером. И вот они послышались отчетливее.