Дальний Рубеж (СИ) - Ступников Виктор

— Я все прекрасно понимаю, — заверил я его и потрепал по плечу. — Но и вы поймите, капитан, если из-за каждого чиновника я бы переживал, то давно лишился разума. Чего и вам желаю: не переживайте из-за мелких людей.

— Но, ваше сиятельство, этот мелкий человек, как вы выразились, может принести большие проблемы! — Немирова прям всего распирало изнутри от негодования. Настолько, что его лицо налилось краской, точно помидор.

— Оставь это мне, а ты лучше скажи, где ты был во время осады?

— Вы меня в чём-то обвиняете, ваше сиятельство? — его кулаки сжались с такой силой, что костяшки побелели.

— Ни в чем я тебя не обвиняю, капитан, — я потрепал его по плечу, стараясь сбить напряжение между нами. А то так и рвануть может, что ни к чему.

— Я первый, кто построил людей и увёл детей, женщин и стариков в подвалы, — он выпрямился, как по стойке смирно, и гордо вздернул подбородок. — Я сделал все, чтобы сейчас не подвергаться обвинениям.

— Тебя никто и не обвинял, — дружелюбно улыбнулся я. — А поинтересовался, потому что мне завтра придется отъехать, и мне нужен здесь человек со знанием военного дела... Да, Пётр — хороший управленец, но не боец, — опережая его вопрос, ответил я.

— Я вас не подведу, ваше сиятельство, — отрапортовал вояка.

— Руководи этими бойцами, а у меня еще дела, — я в ответ передал ему свой лом.

Капитан Немиров взял лом с некоторой неловкостью, словно привыкший держать в руках лишь эфес шпаги или рукоять пистоля. Он кивнул, его осанистая фигура, еще секунду назад напряженная от обиды, теперь выражала лишь готовность к исполнению долга.

— Так точно. Не подведу. Он развернулся и направился к группе рабочих,его голос, привыкший командовать на плацу, прозвучал властно и четко: — Эй, вы там! Не в кучу сбиваться! Разбиться на тройки: двое крушат, третий на подносе обломки таскает. Поторапливайтесь!

Я наблюдал, как за считанные секунды хаотичная толпа превратилась в организованные бригады, застучали ломы, заскрипели тачки. Немиров знал свое дело. Сомнений не было.

Петр, мой управитель, действительно был прекрасным организатором, умевшим считать каждую монету и наладить быт, но для поддержания порядка и дисциплины в такие времена нужна была железная рука капитана.

Я отряхнул с перчаток пыль и направился к Петру в управление.

Петр сам сидел за столом, углубленный в изучение какого-то списка. Увидев меня, он поднялся.

— Ваше сиятельство.

Я жестом показал, чтобы тот садился обратно и сам сел напротив.

— Слышал про ревизора? — обратился я к нему с толикой усталости в голосе. Тело Михаила совершенно не привыкло напрягаться в отличие от меня, привыкшего показывать людям все в первую очередь на своём примере. Иначе не поймут, а то и за самодура незнающего примут. Крестьяне они народ такой. Если с ними хлеб не разделишь, и поле не вспашешь, то никогда не добьешься от них уважения. А страху я и так мог навести. Только предпочитал силе мягкий подход. Ведь любая сила сдавливает людское терпение, как пружина. И дело времени, когда она разожмется и прилетит тебе в лоб. Больно и до крови разбив его. Хорошо, если не убьет.

Пётр вздохнул и устало потер переносицу.

— Это было лишь вопросом времени. Старая гвардия при дворе не могла просто так сдать позиции. Они будут искать любое пятно, любой промах.

— Они его не найдут, — уверенно заявил я. — Наши отчеты в идеальном порядке. Снабжение, работы, распределение средств – все чисто. Пусть приезжают.

Петр покачал головой, его практичный ум уже просчитывал не бухгалтерию, а человеческий фактор.

— Они ищут не ошибки в отчетах, ваше сиятельство. Они ищут крамолу. Недовольных. Слухи. Капитана Немирова, например, в столице помнят. Его резкость, его старые связи… Он может быть мишенью. Его слова могут быть истолкованы как угодно.

Он был прав. Ревизор приезжал не проверять счета, он приезжал искать повод. Любой.

— Я уезжаю завтра. Возможно, на несколько дней. Немиров остается за главного по военной части и охране порядка. Ты – по всем хозяйственным вопросам. И, Петр… — я посмотрел ему прямо в глаза, — я нуждаюсь в том, чтобы вы с ним нашли общий язык. Солдатская прямолинейность и чиновничья осторожность. Две стороны одной медали. Без обеих – пропадем.

Петр тяжело вздохнул, но кивнул.

— Я буду стараться. Но не обещаю, что он будет меня слушать.

— Он будет. Он дал слово. А я, — я похлопал по стопке бумаг. — Перед отъездом изучу последние донесения из столицы. Нужно знать, кто едет и с какими полномочиями.

Вечер я провел за картами и бумагами. Сведения Немирова подтверждались. Из столицы действительно выехал чиновник по особых поручениям, некто советник Лозинский. Человек не из старой знати, а карьерист, сделавший себе имя на разоблачениях и служении власти. Опасный тип.

На следующее утро мой автомобиль был готов. Немиров и Петр стояли рядом, демонстрируя шаткое перемирие.

— Помните, — сказал я, обращаясь к обоим. — Наша цель — отстроить эту провинцию. Все остальное — второстепенно. Любые распоряжения – только из моих уст. Если приедет ревизор, примите его со всеми полагающимися почестями, но без лишней инициативы. Пусть видит образцовый лагерь трудолюбивых людей и ничего более.

Оба кивнули. Я тронулся, глядя на них в окно машины. Немиров, прямой как жердь, и Петр, сгорбленный под грузом забот. Две мои опоры. И две потенциальные мины, готовые рвануть от одной неверной искры.

Может стоило отложить эту поездку до лучших времен? Нет, потом уже будет поздно. Нам нужны люди и за ними я и ехал.

Даже удивительно было, что столичные власти интересовало всё, кроме того, что действительно должно было их заботить — разгулявшиеся ожившие, а это еще Тёмные не появились. Что они скажут тогда, когда на порог столичного дворца заявится одна из таких не самых дружелюбных тварей?

С этими не самыми веселыми мыслями я отправился в соседнее село в поисках не только рабочей силы, но и союзников в предстоящей войне.

До соседнего села мы добирались дольше, чем я планировал. Все же дороги не успели высохнуть и нам пришлось вновь толкать автомобиль. Так что приехали мы уже под вечер, когда небосвод начал окрашиваться в синие тона.

Веретьево нас встретило сожженными избами и гнетущей тишиной. Воздух все еще горчил сладковатым запахом гари и пепла. Я приказал шоферу остановиться на въезде, и мы вышли, чтобы осмотреться. Картина была привычно горькой: следы недавнего набега. Но чьего? Дезертиров, людей хана или, может, ожившие?

Мы двинулись пешком по главной, вернее, единственной улице. Из-под обугленных бревен одной из хат доносился едва слышный стук.

Из-под груды развалин медленно выбрался старик с лицом, покрытым сажей и морщинами, словно вырезанными резцом.

— Живой? — хрипло спросил я, подходя ближе.

— Чуть-чуть осталось, ваше сиятельство, — просипел он, узнав меня по одежде и манере держаться. – Ушли утром… С продовольствием. Забрали все, что не смогли сжечь. Скот угнали… Баб моих… – он махнул рукой в сторону поля, и по его щеке прокатилась черная от сажи слеза.

Я присел на корточки рядом с ним.

— Кто? Форма была? Знамена?

— Форма… своя, вроде… а рожи чужие. На говор не наши. Дезертиры, поди. Или банда хана. Свои бы так не хозяйничали…

Он был прав. Война рождает не только героев, но и шакалов, которые охотятся на своих же. Видимо, неспроста все чаще поднимались вопросы о том, что война на юге скоро и до нас дойдёт. Не верили.

— Остальные где? — спросил я, помогая ему подняться.

— В лес ушли. К старой заимке. Боятся, вернутся.

Мне нужны были люди, а я нашел лишь пепелище и страх. Поездка грозила обернуться провалом.

— Проведешь нас к ним?

Старик молча кивнул.

Дорога до заимки заняла больше часа. Люди встретили нас настороженно, с вилами и топорами в руках. Увидев своего старика и мою дворянскую накидку, они немного успокоились, но глаза их были полны недоверием.