Архитектор Душ V (СИ) - Вольт Александр

Он медленно, почти неохотно опустился на стул. Я видел, как рушится его мир, построенный на незыблемых правилах и иерархии.

Я заварил простой черный чай, поставил чашки на стол и сел напротив. Несколько минут мы молчали.

— Итак, — начал я. — Рассказывай. Как давно начались проблемы у отца со здоровьем?

Григорий сделал маленький глоток и отставил чашку.

— Началось примерно полгода назад, — сказал он, глядя куда-то в сторону. — Сначала по мелочи. Усталость, апатия. Ваш батюшка, Виктор Андреевич, — он вздохнул, — вы же сами помните, был мужчиной крепким, с таким здоровьем, что позавидовать можно. А тут начал сдавать. Кожа сереть стала, волосы совсем поседели, лицо осунулось.

Он говорил медленно, подбирая слова, словно заново переживая те дни.

— Я начал замечать, что он почти перестал есть. Все больше сидел в кабинете, запирался. Я настоял на том, чтобы он обратился к врачам. Он сначала отмахивался, но когда сам уже заметил свое состояние, тогда согласился. Врачи приходили, брали анализы… — он развел руками. — Ничего подозрительного не нашли. А ему становилось все хуже и хуже. А как весть про Димку пришла, так и совсем сдал.

Я слушал его и прокручивал в голове все то, что уже слышал ранее. Симптоматика сходилась и от этого было все более не по себе.

— Он принимал в последнее время каких-нибудь гостей? Может, подарки получал?

Григорий нахмурился, потирая подбородок.

— Гостей почти не было. Андрей Иванович никого не хотел видеть. А подарков… да нет, ничего такого не припомню. Разве что…

— Что?

— Алина Петровна, — сказал он, и в том, как он произнес это имя, сквозило плохо скрываемое пренебрежение. — Его последняя пассия. Последний год они тесно «общались», — он сделал в воздухе жест пальцами, изображая кавычки.

Я усмехнулся. Жест был красноречивее слов.

— И что за пассия? Расскажи поподробнее.

— Молодая, — процедил Григорий. — Наверное, даже моложе вас, господин. Из обедневшего аристократического рода. Последнее время стала заявляться к нему домой все чаще.

Я отметил это про себя, но решил пока не развивать тему. Нужно было разобраться с главным.

— Ты упомянул Дмитрия. Моего брата, — сказал я, и почувствовал, как внутри снова шевельнулся призрак Виктора, его старая, въевшаяся обида. — Что с ним случилось?

Григорий тяжело вздохнул.

— Вы знаете, господин Громов, — он посмотрел на меня, и в его глазах я увидел искреннее сочувствие. — После того, как вы уехали, ваш отец очень сильно возился с Дмитрием Андреевичем. Димка-то, — он покачал головой. — Вы же сами знаете, каким характером он обладал.

— Да, знаю, — ответил я глухо. — Тем самым, который так нравился отцу.

— И да, и нет, — возразил Григорий. — После вашего отъезда Димка совсем распоясался. Кабаки, девки, пьяные выходки. Все это начало иметь все более обширные масштабы, пока в один день у Андрея Ивановича не кончилась последняя капля терпения.

Он замолчал, словно собираясь с духом.

— После этого он сказал, что больше ни копейки на его разгульную жизнь не даст, и выпроводил из дома с чемоданами. Не так, конечно, радикально, как с вами, но выставил его за дверь. Сказал, чтоб тот искал себе работу и налаживал собственную жизнь.

Я слушал и не верил своим ушам. Отец. Изгнал любимчика. Это не укладывалось в голове.

— Димка потыкался-помыкался, — продолжал дворецкий, — и в итоге решил пойти в армию, чтобы доказать отцу, что он тоже настоящий Громов и искупить свою вину. Подписал контракт и поехал служить. Ну а как весть пришла, так старик совсем сдал.

Мы помолчали. Картина прояснялась, но становилась от этого только мрачнее. Два сына. Оба изгнаны. Один мертв.

— Понятно, — сказал я. — А Настасья? Сестра моя? За кого конкретно ее выдал мой отец? Можно ли хоть какую-то информацию получить? Хотелось бы и с ней пообщаться.

— Да, конечно. Ее номер, знаете ли, у меня в записной книжке хранится, — Григорий полез во внутренний карман своего фрака и извлек оттуда старенький, кнопочный телефон. Надел на нос забавное и абсолютно архаичное пенсне и принялся листать контакты. Через мгновение он протянул телефон мне. — Вот ее номер.

Я быстро переписал цифры в свой смартфон. Поблагодарив Григория, я поднялся.

— Спасибо за занимательную беседу, — подобрал чашки со стола и отправил их в раковину, чтобы горничные прибрали. По взгляду старика я понял, что он собрался было прибраться, но я тут же обратился к нему: — Чашки не трогать. Девушки уберут.

— Но…

— Григорий, — сказал я чуть строже. — Чашки — не трогать.

Он едва нахмурился, но тут же смягчился.

— Как скажете, молодой господин.

Мы попрощались, и я пошел к себе, где сел на край кровати и набрал номер сестры. Гудки шли долго. Наконец, на том конце ответил женский голос. Растерянный, немного испуганный.

— Да, я вас слушаю.

— Привет. Это Виктор.

Пауза.

— Какой еще Виктор?

Я хмыкнул.

— Виктор. Который Громов.

Снова тишина, на этот раз еще более долгая, напряженная.

— Витька, ты что ли? — в ее голосе прозвучало недоверие. — О, небеса, сколько лет, сколько зим…

— Я тут в Москву приехал по делам, — сказал я. — Хотел бы с тобой встретиться.

И в этот момент на том конце провода раздался грубый, злой мужской голос:

— С кем ты там разговариваешь⁈ Какой еще Виктор⁈ Какой Витька⁈ Дай сюда трубку!

— Виктор, я перезвоню, — быстро проговорила она, и в трубке раздались короткие гудки.

Я опустил телефон, хмурясь. Что за чертовщина? Кто это был? Муж? Тревога неприятным холодком коснулась сердца. Судя по тону говорившего, он отнюдь не был доволен. Надо будет разобраться и выяснить, что там с сестрой. Если я увижу хоть один синяк на ее коже…

А что тогда? Вопрос возник сам собой. Мне-то какое дело? Она взрослая женщина…

…которую выдали замуж не по ее воле. Мда.

Я шмыгнул носом. Ладно, если уж она действительно моя семья, то я просто обязан разобраться, чтобы ее жизни ничего не угрожало. Хотя бы для проформы. А то по своей патологоанатомической практике знаю я чем подобные горячие выкрики заканчиваются. Сначала синяками, а в скором времени секционным столом с многочисленными колюще-режущими или раздробленным черепом.

Уверенные цокающие шаги, донесшиеся из открытого окна, вырвали меня из размышлений. Я поднялся с кровати и прислушался. К шагам прибавился женский голос. Довольно громкий и чуть капризный. С такими нотками, которые обычно показывали по телевизору, где девушка с накачанными губами, как у утки, обращается к своему жениху не иначе как «Буся».

Я вышел из комнаты и спустился в холл. То, что я увидел, заставило меня замереть.

Парадные двери уже были распахнуты настежь, словно вошедший был в собственном доме. На пороге стояла молодая, лет двадцати пяти, девушка. Белокурые волосы, уложенные в сложную прическу, идеальная фигура, обтянутая дорогим платьем, на лице скучающее высокомерное выражение. Рядом с ней, как тень, стоял коротко стриженный мужчина в строгом костюме, его бычья шея и тяжелый взгляд не оставляли сомнений в его профессии. Охранник.

А еще рядом был другой мужчина — щуплее и с проплешиной на макушке. Сквозь толстые стекла его очков я увидел слегка испуганный и нервный взгляд. Да и в целом он напоминал зашуганного хорька, которому в руки дали огромный чемодан с документами. Он то и дело оглядывался и поправлял свои три волосины на макушке.

Мы смотрели друг на друга — я, хозяин этого дома, застывший ровно на середины лестницы, и она, незваная гостья, ведущая себя так, словно этот дом принадлежит ей.

— А ты еще кто такой? — спросила она полным пренебрежения голосом, лениво оглядывая меня с ног до головы.

Глава 13

— Насколько я понимаю, вы являетесь родной дочерью ныне покойного Савелия Бенуа.

Слова неприятно резанули по уху. Внутри все сжалось в холодный колючий комок. «Ныне покойного». Он говорил это абсолютно обыденным голосом и от этой обыденности ей становилось не по себе. Алиса сглотнула комок, застрявший в горле, заставив себя дышать так ровно, насколько это было возможно.