Император Пограничья 14 (СИ) - Астахов Евгений Евгеньевич

Металл имел характерный глубокий серо-синий оттенок с едва заметным мерцанием, словно в глубине клинка плескалось ночное небо. Я взял один из мечей и протянул ближайшему офицеру.

— Сумеречная сталь, — объявил я. — Произведена в Угрюме. Тяжелее обычного металла, но в руках владельца кажется невесомой. Практически не требует заточки — лезвие держит остроту годами. Способна рассекать броню, как масло. И главное — блокирует регенерацию Бездушных при ударе. Это не уникальные образцы. Это серийное производство. Но это ещё не всё…

Без лишних слов Безбородко поставил хорошо знакомый всем цинк с боеприпасами. Вот только его содержимое…

Несколько офицеров ахнули, когда я поднял один патрон на свет. Пуля мерцала характерным серо-синим отливом.

— Патроны из Сумеречной стали, — произнёс я спокойно, наблюдая за реакцией.

Кто-то в задних рядах присвистнул. Ветеран с орденом на груди побледнел, словно увидел что-то невозможное.

— Это же… — начал один из майоров хрипло. — Маркграф, вы понимаете, во что обходится такое производство? Один патрон стоит как хороший меч!

— Стоил, — поправил я, — но теперь всё будет иначе. В Угрюме мы использовали ровно такие боеприпасы для уничтожения Бздыхов во время Гона. Это всего лишь ресурс. Не драгоценность в сейфе, а рабочий инструмент.

Несколько офицеров подошли ближе, разглядывая оружие. Один из ветеранов, седобородый полковник с орденом на груди, взял в руки меч, проверил баланс, провёл пальцем по лезвию.

— Таким оружием мы могли бы… — пробормотал он, не закончив фразу.

— Могли бы эффективнее защищать границы, — закончил я за него. — Могли бы снизить потери в столкновениях с Бездушными. Могли бы вернуть армии боевую мощь.

Молодые офицеры одобрительно переглянулись. Кто-то кивнул. Майор Струков едва заметно улыбнулся — наконец-то кто-то говорил то, что они думали годами.

Но не все разделяли энтузиазм. Старый полковник, стоявший у окна, кашлянул. Полноватый мужчина лет шестидесяти с брезгливой складкой у рта. Благодаря Родиону я знал всю его подноготную — представитель почтенного боярского рода, купил должность за взятку, командовал тыловым снабжением и грел руки на казённых закупках, получая откаты. Именно такие, как он, боялись перемен больше всего.

— Маркграф, — произнёс он осторожно. — Вы говорите о реформах, о новом оружии, о восстановлении боевой мощи. Всё это прекрасно. Но скажите… кто будет командовать этой обновлённой армией? Офицерские чины всегда доставались достойным людям из знатных семей. Это проверенная веками традиция, гарантирующая качество командования.

Я медленно повернулся к нему. Взгляд стал холоднее:

— Достойным? — переспросил я. — Или тем, у кого толще кошелёк?

Полковник покраснел.

— При мне командиры назначаются по заслугам, а не по размеру взятки, — отрезал я. — Хотите должность — докажите, что умеете командовать. В бою, на учениях, в реальных условиях. Происхождение и связи больше не играют роли. Только компетентность.

Офицеры обменялись красноречивыми взглядами — в глазах читалось удовлетворение. Подполковник Ленский не сдержал лёгкой улыбки. Я не побоялся сказать правду, которую все знали, но прятали.

Старая гвардия хмурилась. Те, кто получил чины по блату, понимали — их время заканчивается. Но возразить не могли. Слишком очевидной была правота моих слов на фоне разгрома под Угрюмом.

Полковник Огнев сделал шаг вперёд:

— Маркграф, а что насчёт Стрельцов? Мой полк… мы специализируемся на защите от Бездушных. Какое место мы займём в новой системе?

Я повернулся к нему:

— Ключевое. Стрельцы — элита. Ваша задача не изменится, но условия улучшатся. Расширение отрядов. Усиление патрулирования дорог между городами. Создание постов на ключевых маршрутах. Улучшение оснащения и финансирования.

Огнев слушал внимательно, морщины на лице разгладились.

— И главное, — добавил я жёстко, — прекращение порочной практики, где власть использовала Стрельцов исключительно для защиты столицы и набивания собственного кошелька за счёт добычи Реликтов. Ваша задача — защищать людей. Не обогащать князя.

Полковник медленно кивнул. В его усталых глазах мелькнуло что-то похожее на надежду.

— Вы действительно в это верите? — спросил он тихо. — Или это предвыборные обещания?

— Приезжайте в Угрюм, — ответил я. — Своими глазами посмотрите на мою дружину. Офицеры там не покупают должности — зарабатывают их в бою. Жалование выплачивается первого числа каждого месяца, без задержек. Каждый боец знает, что его командир получил звание за компетентность, а не за размер взятки. И когда приходят Бездушные, никто не думает о происхождении товарища рядом — думают о том, как выжить и защитить людей. Я не обещаю лёгких перемен. Но то, что я говорю, уже работает у меня в Марке. Само её выживание во время Гона доказательство того, что мой подход работает.

Офицеры молчали, переваривая услышанное. Кто-то с надеждой, кто-то со скепсисом, кто-то с открытой враждебностью. Но все понимали — время меняется. Старая система рухнула вместе с Сабуровым. Новая строилась прямо сейчас, на их глазах.

И им предстояло решить — стать частью этого будущего или остаться в прошлом.

Больше часа мы беседовали. Я отвечал на многочисленные вопросы, озвучивая своё видение развития вооружённых сил Владимирского княжества. Казармы я покинул с глубоким чувством внутреннего удовлетворения.

Неделя пролетела в череде встреч, переговоров и бесконечных разговоров. Боярские рода, военные, купцы, чиновники — я методично собирал голоса, обещая каждой группе то, что им было нужно. Справедливость. Возможности. Будущее.

Воронцов тоже не сидел сложа руки. Его люди работали в тени, напоминая о долгах, давя на старые связи, шантажируя компроматом. Кисловский покупал голоса через торговые контракты. Даже после самоотвода Ладыженской её сторонники разделились между мной и остальными кандидатами.

Но вот настал день голосования.

Я стоял перед входом в Большой зал Боярской думы, поправляя манжеты. Ярослава рядом проверяла, ровно ли лежит галстук. Её пальцы задержались на моём плече на секунду дольше необходимого.

— Готов? — спросила она тихо.

— Всегда готов, — ответил я.

За дверью гудел Большой зал Боярской думы. Больше сотни избирателей собралась, чтобы определить судьбу княжества. Главы родов, купеческая гильдия, высшие офицеры, представители духовенства. Каждый с бюллетенем в руке. Каждый с правом изменить историю.

Я сделал всё, что мог. Встречи, обещания, демонстрации силы и справедливости. Раскрытие заговора Гильдии добавило мне очков. Освобождение пленных, которое можно было приблизиться избранием меня на престол, склонило умеренных. Оружие из Сумеречной стали впечатлило военных.

Но достаточно ли этого?

Дверь в зал открылась. Илья Петрович Акинфеев склонил голову:

— Маркграф, пора. Голосование начинается.

Я кивнул, расправил плечи и шагнул к двери.

Следующий час решит, стану ли я князем по праву — или останусь просто завоевателем, взявшим город силой.

Глава 11

Я шагнул в зал Боярской думы, и гул голосов затих. Высокие своды, амфитеатр из резного дерева, ряды скамей, заполненных боярами в парадных костюмах и мундирах. Запах старого дерева, дорогих одеколонов и нервного пота. Атмосфера напряжённого ожидания.

Мой взгляд скользнул по первому ряду. Пожилая боярыня Ладыженская, убелённая сединами, сидела прямо, как струна. Полноватый Кисловский в дорогом костюме с рубиновым шитьём нервно поправлял манжеты.

И Харитон Воронцов. Патриарх боярского рода, брюнет с холодными серыми глазами и насмешливой складкой у губ. Он встретил мой взгляд спокойно, почти с вызовом. Человек, который последнюю неделю методично пытался разрушить мою репутацию.

Чем ближе подступал день голосования, тем напряжённее становилась борьба. Конкуренты не собирались уступать без боя.