Трибунал (СИ) - Смородин Павел

— Нет, благодарю, — вновь отказался Кузнечик.

— Тридцать шесть лет выдержки, — предпринял последнюю попытку командир, но, заметив все такой же уверенный взгляд подчиненного, только улыбнулся. — Ну ладно. Не хотите, как хотите.

Полковник поставил стакан рядом со стопкой бумаг и сел обратно за стол.

— Как я уже сказал, вы хорошо себя показали, рядовой. Эрик был того же мнения, что и я. К тому же я еще помню, как отзывался капитан д’Алтон о вас.

— Простите… я не…

— Он говорил о вас, как о на редкость хорошем и исполнительном молодом человеке. А похвала от столь достойного офицера в моих глазах стоит много.

Кузнечик сглотнул подступивший к горлу ком.

Эдуард был первым, кто ушел с их улицы на призывной пункт. В тот же вечер, как император объявил военное положение и подписал указ о мобилизации, он уже стоял в очереди на прохождение медицинской комиссии.

Только немногие друзья знали об этом, да еще Кузнечик. Даже сейчас, годы спустя, парень помнил во всех подробностях, как последний раз увидел его в окне. Мальчишка не видел лица, а только его одинокую фигуру, бредущую по улице, да гигантскую тень. Тень настоящего великана! Он ни от кого не прятался — шел гордо и прямо, как патриот и мужчина. Он будет писать, но крайне редко. Короткие клочки бумаги будут зачитаны или пересказаны каждому гостю дома. Он станет местной легендой и примером для всех мальчишек. Вот только на четвертый год войны письма прекратятся. Капитан будет в составе группы войск генерала Маркберга и попадет в окружение вместе с ними.

Только после последнего, удачного прорыва в дверь его дома постучит пара солдат. Они сообщат безутешной матери, что ее старший сын погиб, как и младший.

— Благодарю. Капитан был действительно хорошим человеком.

— М-да. Не оттолкни он меня тогда, и сейчас мы бы с вами не разговаривали.

Полковник сделал глоток из стакана, и коньяк показался ему в этот раз отвратительным. Капитан д’Алтон… Хороший бы получился старший офицер, мог вполне вырасти в отличного командующего полком или даже целой армией, не поймай он грудью ту пулю, что предназначалась ему.

— Ладно. — Разом помрачневший Полковник встряхнулся и возвратился к теме разговора: — Вернемся от мертвых к живым и к пока живым. Я хочу, чтобы вы участвовали в захвате второй цели.

— Но… — начал рядовой, и резкий взмах руки командира оборвал его речь на полуслове.

— Никаких «но». — В голосе Полковника зазвучал металл. — Войдете в группу капитана Гараева. После… скажем так, неудачного захвата у него недобор бойцов. А вы, как я помню, знакомы с тактикой ведения городских боев.

— Да, сэр. Служил в третьей ДРГ, участвовал в паре подобных операций.

— Думаю, что этого достаточно, тем более что нам будут противостоять не кадровые военные. В общем, вы меня поняли. Задачу получите у капитана, он вам все расскажет. Могу только сказать, что проще, чем с Дуарте, не будет.

— Конечно, я понимаю, сэр! — Кузнечик кивнул.

— Свободны.

Капитан Гараев был высоким крепким мужчиной далеко за сорок.

Глаза, как и лицо, практически все время ничего не выражали. Он словно постоянно спал с открытыми глазами, был скуп на движения, и Кузнечику показалось, что даже дышит капитан через раз. Одет он был в простую полевую форму первого образца, при этом долго и хорошо ношенную. Пуговицы много раз перешивались, о чем говорили разные нитки, а лампасы были давно спороты. В нескольких местах виднелись аккуратные заплатки и швы. Но даже несмотря на это Кузнечику показалось, что он — ожившая каменная статуя.

Выслушав объяснение, Гараев только указал на одного из солдат и пояснил:

— Гангрена. Расскажет.

— Вас понял.

Гангреной оказался невысокий парень чуть старше Кузнечика, может на год или два. Вот только отличались они как небо и земля. Он был коротко стрижен, практически «под ноль», серьезен, как и капитан, а еще слеп на один глаз. Весь правый глаз солдата был насыщенного красного цвета, словно кто-то плеснул чем-то крайне едким.

— Эндрю, или Энди, — представился одноглазый и протянул руку, — но все зовут Гангреной. Ты тоже зови, я привык.

— Кузнечик.

Рукопожатие у нового напарника оказалось твердым и уверенным. На секунду Энди сжал руку сильнее, явно проверяя выдержку новенького. Вот только у того даже мускул не дрогнул. Уголок левой губы пополз вверх, так что лицо ветерана разом стало доброжелательным.

За пару секунд Кузнечик стал чуть ли не лучшим другом для Гангрены.

— Где служил? — спросил он весьма живо. — Пехота, штурм? Нам бы не помешало.

— Почти. — Кузнечик потер щеку, смущаясь. — Саботаж и диверсия.

— Иди ты! — На этих словах у Гангрены впервые показалась хоть какая-то заинтересованность. — Нам тебя сам господь послал, честное слово. Кто командир у тебя был?

— Камаль.

— Твою мать, ты мне сейчас не врешь?

Глаза у нового знакомого буквально загорелись, и он словно превратился в мальчишку, услышавшего о чем-то реально интересном.

— Да я с ним повоевать-то толком и не успел, — попытался свернуть с этой тропинки Кузнечик. — Так что я не настолько крут, если что.

— Да не ссы. Тебе самая простая задача отведена — стоишь и стреляешь всех, кто рыпнется. — Даже моя бабушка справилась бы, не будь она сто лет как в могиле.

— Отпор будет?

— Ну… — Гангрена развел руками и ехидно улыбнулся. — Вот под Бернхоффом гутты дали отпор, а тут-то что? Ерунда. Пошли покажу кое-чего.

Он провел Кузнечика в одно из технических помещений и указал на длинные ряды деревянных ящиков. Один был вскрыт для проверки, внутри лежали завернутые в промасленную ткань пистолеты-пулеметы. Гангрена вытащил один, покрутил и повертел, а затем отдал новенькому.

— Видал такой? — спросил он с улыбкой.

— Нет.

— Ладно, тогда иди почисти как следует, а с утра будем пристреливать. Я свои стволы тоже давненько не проверял.

— А что… — Кузнечик подергал затвор, примерился, приложил к плечу. — Откуда такие подарочки?

— Если б я знал, парень. Ладно, давай тогда до завтра, а с утра мы постреляем «по тарелочкам»!

Глава 17

На ночь он поехал к Ирме.

Она, конечно, не просила о таком, но Камаль предполагал, что внутри у нее сейчас настоящий водоворот из противоречивых эмоций. Так что сразу после разговора с Варломо инспектор поспешил на знакомый адрес почти в центре. Часто после бокала или двух вина Ирма рассказывала, как ей иногда одиноко в пустой и тихой квартире. Конечно одиноко, на сотне-то квадратных метров.

Йона утешал девушку раз или два, в зависимости от того, сколько бокалов он уже успел сам выпить. И уже только потом принимался шутить на тему ее огромной жилплощади.

Консьерж на входе узнал инспектора, но по виду Йоны понял, что тот торопится, так что просто коротко кивнул. Лифт послушно досчитал до восьмого этажа и открыл двери. Камаль оказался в просторном коридоре. Нужная дверь находилась в самой середине. Инспектор боялся даже подумать, сколько может стоить месяц аренды такой вот двухуровневой квартирки с видовыми окнами на реку.

Даже продай он все свое имущество и заложи собственность обоих сестер, пустят его максимум в раздевалку для прислуги.

Галарте открыла только с третьей попытки. Она была растрепана, рассеяна и взвинчена, хотя виду старалась не подавать. А еще инспектору не понравилось то упорство, с которым Ирма прятала за дверь руку. Это напрягло. Он осторожно отодвинул створку двери и вошел, парой коротких взглядов оценил обстановку.

Подруга сейчас явно одна.

Йона быстро взял Ирму за плечи и, ловко подхватив скрытую руку, вытащил ту на свет. В лицо ему уставилось дуло револьвера «Чаплер и Теннерс», вот только размером он был с кулачок младенца.

— Что это за масечка такая? — спросил Камаль и отпустил хозяйку.

— Прости, я чего-то… достала револьвер. Мне страшно, родной. Извини.