Человек государев (СИ) - Горбов Александр Михайлович

«Интересно, каким образом? — хмыкнул Захребетник. — У него тут в кладовке роботы-уборщики стоят?»

«Кто?» — удивился я.

Управляющий, видимо, принял мою задумчивость за колебания и вкрадчиво продолжил:

— А уж мы в долгу не останемся, не сомневайтесь.

— Взятка⁈ — грохотнул Захребетник. Раньше, чем я успел догадаться, о чём идёт речь.

Реакция управляющего не особенно отличалась от реакции извозчиков на вокзале. Он побледнел и отскочил от меня подальше. Забормотал дрожащим голосом:

— Да что вы, что вы, как вы могли подумать?.. Святой истинный крест, в мыслях ничего подобного…

— Не божись, когда врёшь, скотина!!! — ещё пуще взъярился Захребетник.

Управляющий сжался и принялся пятиться к выходу.

— Стоять! — скомандовал я. Уже своим голосом, но управляющему хватило. Он замер и преданно уставился на меня. — Кто обслуживал машину? Следил за её исправностью, и прочее?

— Техник-наладчик…

— Где он?

— Дома, я полагаю. После аварии всем, кто не пострадал, велено было расходиться по домам. Евгений Германович опасался обрушения здания.

— Евгений Германович — чрезвычайно здравомыслящий человек, — покосившись на отсутствующую стену и обвалившееся перекрытие, проворчал я. — Фамилия наладчика? Адрес?

Фамилию и адрес мне сообщили в заводском управлении. Брать извозчика я не стал, пошёл пешком. Наладчик жил недалеко.

Я ожидал, что проживает он в меблированных комнатах, наподобие того жилья, что снимал сам, но по адресу, который дали в конторе, находился собственный дом. На двери гордо сверкал электрический звонок.

Я позвонил, услышал в глубине дома звонкую трель. Открыла дородная женщина. Вытирая о фартук руки, испачканные в муке, она вопросительно посмотрела на меня.

— Здравствуйте. Я из Государевой Коллегии. Мне нужен Силантий Прокопович Михайлов.

— Нету его…

— Вот как. А где же он? На заводе сказали, что домой пошёл. Вы ведь уже знаете, наверное, что случилось?

— Знаю, как не знать? Весь город гудит. Сама хотела на завод бежать, узнать, что с Силантием, да мальчишка соседский раньше успел. Сосед наш тоже на заводе работает, вот и побежал узнавать. Не бойтесь, говорит, тётенька Агафья, дядя Силантий жив-здоров! И папка наш тоже. Я и успокоилась, жду его. А он, вишь, оказывается, домой пошёл! — Лицо женщины посуровело. — Небось, по дороге в трактир завернул. Вы, барин, ежели его разыскивать пойдёте, а он там уже на бровях сидит, скажите, чтобы либо сей же час домой отправлялся, либо вовсе не приходил! Не пущу.

Женщина с досадой посмотрела на свои испачканные руки. Тесто месит, должно быть. Иначе пошла бы в трактир вместе со мной.

— Непременно скажу, не беспокойтесь. А где этот трактир?

— Да вот, прямо по улице идите, — Женщина махнула рукой. — Два переулка пройдёте, а потом поверните направо. Второй дом от угла, сразу увидите. А ежели там заводские собрались, то и услышите.

— Понял, благодарю.

Я кивнул женщине и направился, куда было указано.

В трактире было действительно людно, и нашёл я его без труда. Но Силантия внутри не оказалось.

— Он и не был сегодня, — сказал трактирщик. — Сам удивляюсь. Заводских эвон сколько сидит, господин инженер, говорят, распорядились нынче не работать. А Силантия нету.

— А в аварии он не пострадал?

— Не, — мотнул головой мужик в спецовке, сидящий за ближайшим столом и прислушивающийся к разговору. — Ни единой царапины на нём не было, уберёг Господь.

— А на заводе Силантий не мог остаться?

— Зачем? — удивился мужик. — Что там делать, ежели Евгений Германович распорядились по домам идти? Да мы и уходили вместе, всей толпой. Силантия я своими глазами видел.

— Куда ж тогда он делся? Дома его нет.

— Не знаю… — мужик задумался. — Может, по дороге зашёл куда?

— В церкву, — предположил сосед мужика по столу. — Там как раз по дороге. Ну так это мы все зашли, свечки поставили. Возблагодарили Господа за то, что уцелели! И во здравие, опять же — тех, кого в больницу отвезли.

— И Силантий вместе с вами в церковь заходил?

— Вот чего не помню, того не помню…

— Ясно. Спасибо.

О какой церкви идёт речь, я не спрашивал. Сам проходил мимо, когда шёл с завода к дому Силантия. Заметил ещё, что у ворот толпятся нищие, как бывает во время церковных праздников. Сначала удивился — праздника ведь никакого нет, обычный будний день, а сейчас, после рассказа заводских, сообразил.

Что ещё-то праздником считать, если не собственное второе рождение? Люди на заводе трудятся серьёзные, набожные. Абы кого, говорят, туда не берут. Конечно, пережив испытание вроде сегодняшнего, приличный человек первым делом отправится в церковь. Вот нищие и слетелись, этим приглашения рассылать не нужно. О том, что творится в городе, бродяги узнают раньше любых газетчиков.

Пока я шёл от трактира к храму, толпа попрошаек у ворот поредела. Ну, тоже логично — поток заводских схлынул. Теперь уже нищие будут милостыню возле кабаков выпрашивать. Перед воротами остались четверо: две старухи и слепец с чёрной повязкой на глазах, с мальчишкой-поводырём.

На меня накинулись все. Я предупреждающе поднял руку. Пообещал:

— Никого не обижу. А тому, кто мне на вопрос ответит, гривенник дам. Силантия Михайлова видели? Наладчика с завода.

Нищие дружно закивали.

— Видали, а как же!

— Куда он пошёл?

— В трактир, вестимо, — наперебой заговорили старухи. — Куда ж ихнему брату ещё-то идти? Дозвольте сопроводить!

— Был я в кабаке, нет его там.

— Домой тогда? — предположили старухи. — Это недалече, дозвольте…

— И дома нет.

Старухи переглянулись. Слепой хохотнул.

— Что, глазастые, съели? На кой вам глаза, коли углядеть ими ничего не можете?

Старухи накинулись на слепого, осыпая ответными колкостями. А я заметил, что мальчишки-поводыря рядом с ним уже нет. Он быстрым шагом удалялся по переулку прочь. Очень странно. С чего бы?

Я вытряхнул из кошелька на ладонь мелочь, высыпал на мостовую перед слепцом. Тот проворно накинулся на монеты. Слепой он там в действительности или нет, а этот звон ни с чем не спутает. Старухи ринулись к монетам так же проворно, нищим стало не до меня.

А я быстро пошёл по переулку вслед за мальчишкой. Пацан заметил погоню и тоже припустил во всю прыть.

— Стой! — крикнул я. — Ничего тебе не сделаю, не бойся!

Он будто не услышал. Пришлось поднажать.

«Утро будем начинать с пробежек», — пообещал Захребетник.

— Да ещё не хватало!

«Угу. И скажи спасибо, что не со спаррингов. Где это видано — пацана сопливого догнать не можем⁈»

Я разозлился и ускорился, как мог. Настиг мальчишку, когда тот лез через забор. Ухватил за полы рубахи и дёрнул вниз. Ветхая ткань затрещала, дыр на рубахе прибавилось.

Я взял пацана за плечи, развернул лицом к себе. Он со страху аж зажмурился.

— Пожалейте, дяденька! Я ничего не сделал!

— Вот именно, что не сделал. Пока. Если сделаешь, получишь гривенник. Мне нужен ответ на вопрос.

Мальчишка осторожно открыл глаза. В них явственно боролись желание получить гривенник и страх. Страх победил.

— Ничего не видал, ей-богу!

Захребетник во мне взбеленился — как бывало всегда, когда имя божие призывали с целью лжесвидетельствования. Но в этот раз я был готов и сумел обуздать порыв. Гром и молнии на растрепанную, сто лет не стриженую голову не обрушились. Только в глазах у меня, судя по побледневшему лицу пацана, что-то нехорошо сверкнуло.

— Кого ты боишься? — ослабив хватку, как можно мягчеспросил я. — Кто подходил к Силантию? Что ты видел?

Пацан поджал губы.

— Ничего.

— Врёшь. Имей в виду: я не отстану. И либо потащу тебя сейчас в Коллегию, да так, что вся улица это увидит, либо ты ответишь на мои вопросы здесь, один на один. Тут людей нету. Ну?

— А ежели скажу, отпустите?

— Отпущу. И денег дам.

Пацан шмыгнул носом. Пробормотал:

— Я бы за ним не пошёл, нужен он мне! Да Клещ заставил.