Знак Огня (СИ) - Сергеев Артем Федорович

И дом задумался, засомневался дом, тяжело и медленно, а потом решился, но и решился он так же основательно, до конца и без остатка, лишь попросил меня, без слов попросил, но я его понял, дать ему несколько капель крови моей, под пороги уличных дверей, под ворота да под калитку.

И тогда, если брошу я его, если уйду, то сгорит он весь без остатка, сгорит так, что даже кирпичи поплавятся, потому что надоело ему всё, стоять тут заброшенным и забытым, ведь какую жизнь ему обещали, когда строили, радостную жизнь, бурную, и так бессовестно обманули.

Так что пришлось мне изрезать себе запястье и вдоволь напитать его своей кровью, полстакана на всё ушло, не меньше, прежде чем насытился он и выдохнул в мрачном довольстве, и я его понял. Ведь с того берега пожар будет виден в случае чего, ярко уйдёт дом, и потушить его не сумеют, пока не прогорит он весь сам, без остатка, пока не останутся от него лишь безжизненные руины.

— Жалуйся, — коротко бросил я ему на правах хозяина уже внутри, в большой прихожей, — с чего начать-то мне?

И дом пожаловался на холод, на промозглую сырость, что поселилась в его стенах, на разбитые окна и на самое главное, на то, что нет в нём домового.

— Ладно, — немного обалдев, ответил я ему, — будем решать проблемы по очереди. Что у тебя тут с отоплением?

Оказалось, что был здесь универсальный котёл, от электричества он работал и от газа, правда, не было тут сейчас ни того, ни другого, но мог и от твёрдого топлива. И грел он воду в тёплых полах, и хорошо это было, уютно очень. Раньше было, да, сейчас же нет ни котла, пропили его, ни антифриза в системе.

Но первый хозяин не дурак был, а потому имелась в доме и печь, способная обогреть дом, только вот топилась эта печь по богатому, то есть в подвале. И есть камин, но то баловство одно, не вытянет он просушить здесь всё, хотя уют от него есть, с этим не поспоришь.

— Вот ведь С-С-Саныч, — в сердцах выдал я, пройдясь сначала по этажам, чтобы открыть заслонки, — не мог сюда пораньше приехать, что ли.

Слава богу, но в подвале было чисто, видимо, смысла или сил громить подвал не имелось, и запас сухих дров тут тоже был, немного, правда, но был, уже напиленных в размер и наколотых, хоть с этим повезло.

Так что занялся я любимым делом, и не понадобились мне спички, и уже совсем скоро я сидел на чурбачке перед топкой и блаженно щурился на огонь, и раздувал его всё сильнее, и не коптил он и не дымил, родственники мы или нет, а яростно прогревал тут всё, изгоняя поселившуюся в доме мерзкую сырость.

А потом я без перехода и без отдыха, до того обрадовавшийся дом завалил меня своими жалобами, занялся окнами. Слава богу, были они стандартными, в один размер, кроме парочки на входе, так что в прошлый раз мы с Санычем вытащили и выбросили битые стеклопакеты, заменив их уцелевшими, и хватило на весь первый этаж, но вот что со вторым делать — не придумали.

И потому решил я сейчас развандалить подсобку, снять там с потолка фанеру, нарезать её в размер, да и вставить вместо стеклопакетов, почему нет. Тем более что отвёртка, рулетка, старая ножовка и молоток у меня были, точнее, не у меня, от прежнего хозяина остались, но теперь я здесь хозяин, так что всё тут моё.

И вот с этим я проваландался до вечера, до самых сумерек, но успел, уж очень мне не хотелось оставлять дом с пустыми окнами, без защиты, уж очень он об этом просил.

Но, когда закончил, когда закрыл я двери, когда затопил камин в самой большой комнате и зажёг обе найденные мною керосиновые лампы, когда притащил надувной матрац, что привёз сюда Саныч, стол ещё уцелевший притащил, пару стульев и царское прямо-таки кресло, когда разложил все свои вещи на столе и начал готовить себе ужин в камине, на открытом огне, вот тогда стало так хорошо и уютно, что и не передать.

Дом прогрелся и продолжал прогреваться, а потому он довольно щёлкал и постукивал всеми своими на глазах просыхающими частями, температура внутри была уже градусов сорок, и не спасали несколько открытых настежь окон первого этажа, тех окон, где имелись целые антимоскитные сетки, но мне было хорошо вместе с домом, мы делили это удовольствие на двоих, а жар с недавних пор костей мне не ломил.

И я поужинал сразу двумя банками тушёнки, хорошая была тушёнка, не обманул ларёчник, белорусская же, правда, самая дорогая она у него была, но где мы и где та Беларусь, съел ещё половину пакета распаренных сухарей, вот за это отдельное ему спасибо, не могу я без хлеба, да добил до конца баклагу с квасом, это уже отдельное мерси Зое Фёдоровне, кстати, надо будет завтра с утра набраться наглости да пройтись мимо её дома, может, на завтрак позовёт, почему нет.

И стало мне хорошо, и вытянулся я в кресле, перед огнём, и даже закряхтел от удовольствия, как старый дед. Но дела мои на сегодня завершены не были, наоборот, всё, что я делал до ужина, это было так, лёгкая разминка в виде налаживания отношений с домом и оттягивание неизбежного.

За весь этот длинный день, что я корячился по хозяйству, меня не оставляло ощущение чёрной тени где-то там, далеко за спиной, и что мечется эта тень в суматохе без толку, но это пока без толку, и ищет меня, а как найдёт, то не поможет мне фанера в окнах и аглицкий газон, тут что-то посерьёзнее надо.

Пока в активе у меня была лишь кровь под порогами, на границе, и позволит эта кровь в случае чего уйти мне дымом на небо вместе с домом так, что чертям тошно станет, и ещё, может, позволит прихватить с собой кого-нибудь, для компании, и это уже немало, но всё же это совсем не то, чего бы мне хотелось.

Силы-то у меня были, это верно, и от стихии пришли, и от зверя достались, я сейчас и сжечь мог что-нибудь, и кирпич из стены вышибить, но мог я больше, много больше, и я это чувствовал, но как этого достичь — не знал, и это бесило меня сильнее всего. Знания, мне нужны были знания, нужен был чей-то опыт, причём срочно, или нужно было идти вразнос, не жалеть себя, потому что, сидя тут тихо, я дождусь только вкрадчивого стука Алины в дверь, или как там у них, у ведьм, принято.

И тогда мне придётся или принимать бой здесь, или бежать дальше, бросив этот доверившийся мне дом, и бежать далеко, в места безлюдные и глухие, и разрывать связи с людьми, бояться их, прятаться да таиться, и спать в берлоге, и жрать пойманное, в общем, превращаться в зверя, чего я совсем не хотел. Тигре-то оно, может, в тайге и хорошо, это его дом и лучшей жизни он не знает, а вот мой дом был здесь, и мне нужно было его защитить.

И я повернул голову к окну, к тому окну, что смотрело вниз, на первые линии дач, туда, где горели фонари на улицах и лампы в окнах домов, и стал бездумно смотреть на огоньки, что весело перемигивались между собой в поздних летних сумерках. И получилось у меня совсем как этой ночью, под присмотром бабы Маши получилось, сначала один живой огонёк мне отозвался, затрепетав и обрадовавшись, потом второй, потом третий, и вот уже вскоре я сидел, резко наклонившись вперёд, уцепившись руками в подлокотники, да смотрел на всю эту ожившую и радостную до предела братию, мою братию, родню мою по крови, и говорили они мне что-то, наперебой и мешая друг другу, и танцевали весело, и стреляли искрами от восторга, и светили ярче, много ярче, но было это ликование в основном бестолковым, не было там полноценного разума, сплошь одни эмоции, что было не совсем хорошо, но ещё там была готовность действовать, жажда прямо, но по слову моему, и вот это было прямо отлично.

Весь этот огненный карнавал захватил все дачи, ведь везде уже что-то горело, хоть в одном доме на линии, да горело, воскресенье же, вечер, и этого оказалось достаточно, чтобы ощутить весь посёлок, всю жизнь в нём ощутить, накрыть его сетью своей воли и своего внимания, но почувствовал я, что не все довольны и радуются, и вот это стало интересным.

Иной жизни было много на дачах, разной и неизвестной мне, доброй и не очень, и заволновалась она, и затревожилась вся, и начал уже бегать кое-кто суматошно, а кое-кто, наоборот, стал зарываться в подполах поглубже в свежую картошку в надежде, что спадёт внезапная и опасная суматоха, спадёт и будет всё как прежде, но не судьба.