Идеальный мир для Химеролога 4 (СИ) - Сапфир Олег

В приёмной меня перехватила Валерия. Наша администратор выглядела как эталон спокойствия посреди дурдома, но в глазах читалась мольба о спасении.

— Вик, там ещё один, — шепнула она, кивая на диванчик для посетителей.

Там сидел парень лет двадцати, который старательно прикрывал рот ладонью. Из-под ладони доносилось отчётливое кваканье.

— А с ним-то что? — так же тихо спросил я. — У нас же ветеринарка, а не приют для душевнобольных.

— Спор на слабо. Проглотил жабу из лавки приколов. Теперь каждый раз, когда хочет сказать слово на букву «А», начинает квакать.

— И чего он хочет?

— Чтобы ты её достал. Желательно без вскрытия.

Я закатил глаза.

— Скажи ему, пусть выпьет литр солёной воды и два стакана молока. Жаба сама вылезет, они эту смесь ненавидят. С него сто рублей за консультацию. Если не поможет — пусть заходит, разрежу живот со скидкой.

Парень на диване, услышав про разрез, позеленел, квакнул особенно громко и пулей вылетел из клиники.

— Гениально, — оценила Валерия.

— Опыт, — хмыкнул я.

У меня были планы на вечер. Я заперся, включил свою «адскую машину» — кофемолку-измельчитель — и принялся за дело.

На столе лежала печень той самой гигантской твари, которую мы завалили в лесу, когда спасали Агнессу. Точнее, то, что от неё осталось после предварительной обработки.

— Ну-с, приступим, — пробормотал я.

Я нарезал ткани тонкими ломтиками, отправил их в дегидратор. Пока они сушились, занялся основой. Смешал толчёные корни с порошком из костей лютоволка. Добавил пару капель собственной крови для связки.

Когда сушёная печень превратилась в бурую пыль, я засыпал её в общий котёл.

Начал вливать энергию. Смесь зашипела, меняя цвет с грязно-бурого на насыщенный алый. Я лепил из этой массы шарики, прессовал их, запечатывал в желатиновые капсулы.

Это было не лекарство, а допинг. Мощнейший стимулятор регенерации и укрепления костной ткани. Для обычного человека такая доза была бы смертельной — кости начали бы расти с такой скоростью, что порвали бы мышцы и кожу. Но для моих ветеранов, чьи организмы уже прошли первичную адаптацию, это было именно то, что нужно.

«Таблетки молодости», как я их про себя назвал. Жёсткие, с кучей побочек, но чрезвычайно эффективные.

Набив полную банку капсул, я потянулся, хрустнул спиной и отправился к своим бойцам.

В особняке, где базировался мой отряд, царила рабочая атмосфера. Семён Петрович и Костыль склонились над картой района, что-то отмечая маркерами. Остальные чистили оружие или просто отдыхали.

В углу разворачивалась настоящая баталия. Здоровенный ветеран Кабан стоял у журнального столика и с ненавистью смотрел на банку маринованных огурцов.

— Давай, Кабанчик, ты же в десанте кирпичи об голову бил! — подначивали остальные.

Кабан, красный как рак, вцепился в крышку банки обеими ручищами. Вены на шее вздулись, лицо перекосило от натуги, он зарычал, как медведь в капкане.

— Хы-ы-а-а! — выдал он и в бессилии отпустил банку. Крышка даже не шелохнулась. — Да ну её в болото! Присохла!

— Эх, молодежь, — кряхтя, поднялся Глазок. — Дай сюда. Тут техника нужна, а не сила. У меня пальцы — тиски.

Он перехватил банку, напрягся… Раздался хруст. Но не крышки, а суставов Глазка.

— Ай, блин! — он схватился за поясницу. — Прострелило! Опять радикулит проклятый…

— Вояки, — беззлобно фыркнул Семён Петрович, наблюдая за этим позором. — Танки останавливали, а огурцам проиграли.

Увидев меня, они тут же подобрались.

— Вольно, — махнул я рукой. — Как обстановка?

— Всё тихо, командир, — доложил Беркут. — Пока мы объект охраняли, два раза каких-то дебоширов отгоняли. Мелочь, камнями в окна кидались. Мы вышли, рявкнули — их ветром сдуло. В нашу витрину ничего не прилетело. Ну и один раз воры были. Мы им… объяснили, что они ошиблись дверью.

— Молодцы, — кивнул я. — Хорошая работа. А я к вам с подарочком.

Я поставил банку с красными капсулами на стол.

— Семён Петрович, мне нужно трое добровольцев. Кто из твоих орлов тебе не очень нужен на следующие три дня?

Беркут нахмурился, глядя на банку.

— В смысле?

— В прямом. Они просто на три дня пропадут. Выпадут из реальности.

Он поднял на меня взгляд.

— Это то, что я думаю?

— Ага.

Беркут оглядел своих людей. Ткнул пальцем в троих:

— Ты, ты и ты.

Это были Ржавый, Молчун и Пыж.

— Командир, почему мы-то сразу? — возмутился Ржавый. — Мы же нормальные! Я вчера кросс пробежал, даже не запыхался!

— Хорошо, — я скрестил руки на груди. — У вас есть какие-то дела в следующие три дня? Какие-то важные, неотложные, которые никак не отложить? Свадьба, похороны, спасение мира…

Они переглянулись, замялись.

— Ну… да я там это… с внуками хотел посидеть… — начал Молчун.

— А я на рыбалку собирался… — пробубнил Пыж.

— А у меня… это… спина болит, лежать надо, — нашёлся Ржавый.

— Молодцы, — я посмотрел на них тяжёлым взглядом. — А теперь хватит сочинять и говорите правду. Я вижу ваши ауры, вы врёте, как дышите.

Они опустили головы, шаркая ногами, как провинившиеся школьники. Пенсионеры, блин…

— Слышьте, вы! — рыкнул на них Беркут, отвешивая ближайшему подзатыльник. — Вояки хреновы! Как с нанимателем общаетесь⁈ Сказано — надо, значит, надо!

Я вздохнул.

— Слушайте сюда. Я дам вам таблетку. От неё вам станет легче. В перспективе. Она исцеляющая, все дела… Но три дня вы будете лежать камушком. Вас будут обслуживать, кормить с ложечки, утки выносить, образно говоря. Это очень сильная штука. Могут быть побочки: жар, ломка, галлюцинации, желание выть на луну…

Пыж презрительно фыркнул.

— Командир, не смеши. Меня однажды такими коктейлями боевыми накачали — мама не горюй! Там люди по два дня бежать могли без остановки на боевых действиях, а потом падали и умирали. А меня вообще не взяло! У меня метаболизм, как у тролля. Так что не переводи на меня лекарство. Мне пофиг. Я съем и пойду в караул.

— Да, да, да… — покивал я, доставая капсулы. — Конечно. Метаболизм, тролль, всё такое. Держи.

Я выдал каждому по одной красной пилюле.

— Пейте.

Они, переглянувшись, закинули капсулы в рот и запили водой из графина.

Пыж тут же начал демонстративно прыгать на месте, размахивая руками.

— Ну вот! Видишь? Я же говорил, что меня не…

Договорить он не успел.

Его лицо вдруг перекосило. Глаза полезли на лоб. Он издал странный булькающий звук, схватился за живот и согнулся пополам.

ХРУСТЬ!

Его скрутило в три погибели, как сухой лист. Он рухнул на бок, подтянув колени к подбородку, и замер в позе эмбриона, мелко подрагивая.

Двое других последовали его примеру через секунду.

Тишина в комнате была напряжённой. Остальные ветераны смотрели на своих товарищей с ужасом.

— Работает, — удовлетворенно кивнул я. — Семён Петрович, теперь за ними присматривайте. Водички давайте, пот вытирайте. В случае чего — докладывайте.

— А что с ними? — тихо спросил Беркут.

— Кости, — пояснил я. — Всё-таки старость. Кальций вымывается, структура рушится. А эта штука сейчас перестраивает их скелет. Делает кости плотнее, крепче. Это больно. Мышцы стягивает судорогой, потому что скелет меняется. Зато через три дня у них кости будут как стальные прутья. Хоть об стену бейся — штукатурка посыплется, а им хоть бы хны.

Я пошёл к выходу.

— Бывайте, служивые. У меня ещё дела.

Вернувшись в клинику, я застал там привычную суету. Валерия что-то объясняла по телефону, Кенгу таскал коробки, хомяки шуршали по углам.

Вдруг в открытую форточку влетел Кеша.

— Хозяин! — завопил он. — Шухер! Подруга твоя приехала!

— Какая ещё подруга? — не понял я.

— Ну эта, аристократка! Агнесса!

— О! — я расплылся в улыбке. — Вот это уже интересно. Сейчас будет весело!

Я подошёл к попугаю, повесил ему на шею новенькую экшен-камеру, которую купил специально для него, и нажал кнопку записи.