Архитектор Душ III (СИ) - Вольт Александр

Лизавета насупилась.

— Я еще подумаю.

— Да чего тут думать, — я подошел и положил руки ей на плечи. Она не отстранилась. Я чувствовал тепло ее кожи сквозь тонкую ткань блузки. — Здесь сраная жопа, Лиз. Это если говорить выражаясь понятными и простыми словами. Хватай удачу за хвост и дуй туда.

— Ты явно хочешь от меня избавиться… — пробормотала она, опустив глаза. На щеках выступил румянец. Она напоминала мне старшеклассницу, которой сделали комплимент.

— Нет, — я мягко, но настойчиво заставил ее поднять голову и посмотреть мне в глаза. — Мне очень неприятно терять самого ценного сотрудника и близкого сердцу человека. Но я не сволочь, Лизавета. Я прекрасно отдаю себе отчет в том, что ты молода, талантлива, и у тебя есть все шансы добиться успеха. Поэтому тебе нужно двигаться дальше.

Она смотрела на меня, и в ее глазах стояли слезы.

— А как же ты? — прошептала она.

— А я справлюсь, — я отпустил ее плечи и отступил на шаг, давая ей пространство. — У меня теперь целых две помощницы. Правда от них толку пока что… — я усмехнулся. — Но ничего, обучим. Ну и еще два раздолбая. Но они хоть немного шарят в работе. Уже хорошо.

Она вытерла слезы тыльной стороной ладони, как маленькая девочка, стараясь не размазать тушь, и усмехнулась на комментарий про Игоря и Андрея.

— Ладно, — сказала она, и в ее голосе снова появилась сталь. — Я уеду. Но ты мне обещай, что будешь звонить.

— Обещаю.

— И не вляпываться в неприятности.

— Этого обещать не могу, — я развел руками. — Они сами меня находят.

Она покачала головой, но на ее губах уже играла легкая, пусть и сквозь слезы, улыбка.

— Ты неисправим, — сказала она.

— Есть немного.

Мы постояли еще мгновение в тишине пустого коридора. Затем она, не говоря больше ни слова, развернулась и пошла к выходу. Я смотрел ей вслед, на гордую прямую спину, и чувствовал странную смесь грусти и облегчения. Она сделала правильный выбор. И я помог ей его сделать.

Может, старый Громов и был подонком. Но я — не он. И я не буду ограничивать людей в их выборе. А если будет возможность научить, наставить и подсказать, как лучше поступить — я так и сделаю.

Потому что некоторые люди достойны лучшей жизни.

Я сжал кулак, скрипнув зубами. А некоторых я скоро найду и заставлю пожалеть о содеянном.

Очень скоро. Но пока что есть и другие заботы.

— Ну что, собираемся? — спросил я, заглядывая в наш новый кабинет.

Девушки, сидевшие за своими столами и делавшие вид, что усердно работают, тут же оторвались от мониторов. В их глазах читался немой вопрос.

— Поедем Корнея навестим, — пояснил я. — Он звонил, сказал, что ему скучно и одиноко, и если я не приеду, то он нашлет на меня проклятье импотенции.

Алиса прыснула, прикрыв рот рукой. Лидия же лишь закатила глаза, но в их глубине блеснули смешинки.

— Очень в его стиле, — заметила она, поднимаясь из-за стола.

Шутка удалась.

Мы спустились вниз. Вечерний город встретил нас теплотой. Наконец-то спустя почти неделю закончился нежданный сезон гроз, и мне очень хотелось, чтобы дальше был бархатный сезон.

Мы сели в «Имперор». Алиса уже по привычке устроилась за рулем.

Дорога до городской больницы заняла не больше двадцати минут. Это было старое здание из красного кирпича, которое, несмотря на современные пластиковые окна и пристроенный новый корпус, все еще хранило в себе дух той эпохи.

Здесь пахло стерильностью и хлоркой — стандартный набор ароматов для любого государственного медучреждения, в каком бы мире оно ни находилось.

На входе в отделение нас остановила строгая медсестра — пожилая женщина с лицом римского прокуратора.

— Куда? — спросила она, преграждая нам путь своей необъятной грудью. — Посещения закончены.

Я достал из кармана свое удостоверение и молча протянул ей. Она смерила меня тяжелым взглядом, потом посмотрела на документ.

— Коронер? — в ее голосе прозвучало недоумение. — К кому? У нас сегодня никто не поступал…

— К тому, кто поступил вчера, — ответил я терпеливо. — Мастер Корнелиус. Он в отдельной палате, и он сообщил, что посещения до двадцати ноль ноль вполне разрешены.

При упоминании имени инквизитора лицо медсестры мгновенно изменилось. Недоумение сменилось почтительным страхом. Она тут же посторонилась, открывая нам проход.

— Прошу прощения, господин коронер, — пролепетала она. — Конечно, проходите. Палата номер семь в конце коридора.

Мы прошли мимо нее. У палаты номер семь я остановился. Из шкафчика в коридоре я достал три белых халата и протянул девушкам.

— Наденьте, но подождите, пожалуйста, тут.

— Мы не маленькие, Громов, — ответила Лидия, но халат надела.

Мы накинули на себя накрахмаленные, пахнущие хлоркой халаты, которые были нам явно не по размеру, и я тихо постучал в дверь.

— Входите, не заперто! — раздался изнутри бодрый голос Корнея.

Палата была просторной и светлой. У окна стояла кровать, на которой, подперев спину подушками, полусидел Корней. На нем была простая больничная пижама, но даже в ней он умудрялся выглядеть внушительно. На прикроватной тумбочке стояла ваза с цветами и стопка книг. Он выглядел бледным, но в его глазах плясали знакомые черти.

— Ну наконец-то! — он широко улыбнулся, увидев нас. — А я уж думал, что не заедешь.

— Как это «не заедешь»? — ответил я, подходя к кровати и протягивая ему руку. — Игнорировать договоренности, и уж тем более с Мастером Инквизиции, последнее дело. Как ты?

— Жить буду, — он крепко пожал мою руку. — Врачи сказали, что печень зацепило, но не критично. Пару недель, и буду как новенький. Ну, рассказывай, — сказал Корней, когда формальности были соблюдены. — Что нового в нашем имперстве? И что там за история со столичными?

Я усмехнулся, присаживаясь на стул у кровати.

— Новостей вагон и маленькая тележка.

И я начал рассказывать. О нашем разговоре с эльфами. О ночной погоне по переулкам. О том, как я загнал их в ловушку и заставил говорить.

Корней слушал, и его лицо становилось все более серьезным. Усмешка исчезла, сменившись выражением предельной концентрации.

— Столичные ищейки, — пробормотал он, когда я закончил. — Знал, что рано или поздно они появятся. Но чтобы так… без предупреждения.

О том, что предупреждение было — я не стал говорить. Лучше, чтобы никто не знал про каналы информации Докучаева. И мне, и ему спокойнее будет.

— А потом было самое интересное, — продолжил я, и в моем голосе появилась злая ирония.

Я рассказал ему о том, что случилось утром. О пустой холодильной камере. О том, как я стоял перед двумя столичными агентами как идиот, не зная, что сказать.

Корней, услышав это, не выдержал и расхохотался. Громко, от души, так, что закашлялся, схватившись за бок.

— Ох, черт… — он вытер выступившие на глазах слезы. — Представляю себе их лица. Приехали с проверкой, полночи гонялись за тобой по городу, после чего утром, злые и невыспавшиеся, приехали в морг, а там ничего. И вот только объясни мне, как ты находишь приключения на свою задницу?

Я пожал плечами. Ответа у меня не было.

И я не знал, над чем он смеется больше. Над тем, что мне удалось «вставить» столичных, или над самой ситуацией в прозекторской, которая напоминала дурную шутку.

Он отсмеялся и снова стал серьезным. Его взгляд стал острым, как скальпель. Он посмотрел на закрытую дверь палаты, потом на пустые стулья, потом снова на меня.

— А теперь давай о серьезном, — его голос стал тихим, почти шепотом. — Ты все же добился своей цели, да?

Глава 16

Я молчал.

Всего несколько секунд. Но за это время в голове, как в ускоренной съемке, пронеслись все возможные варианты ответа. Солгать? Сказать «нет», отшутиться, перевести тему? Но зачем? Он уже, кажется, обо всем догадался.

Он, Мастер Инквизиции, почувствовал это там, на задворках таверны, когда его собственная жизнь утекала сквозь пальцы, а моя вливалась в него, штопая рваные края его души.