Аттестат зрелости (СИ) - Рюмин Сергей

— Ты знал? Ответь мне честно — это твоих рук дело?

— Про что, мэм? — не понял я. — Что моих рук дело? В чём я опять провинился?

— Про квартиру, сынок, — подчеркнуто ласковым голосом, не предвещающим ничего хорошего, пояснила maman. — Про квартиру, которая находится на одной лестничной площадке с квартирой твоей подружки!

Я пожал плечами. Конечно, можно было бы и соврать. Но в данном случае я решил этого не делать.

— Ну, знал, — я покаянно потупил взгляд. — Так, Николай Васильевич сам тебе тогда сказал… Забыла?

— Знал! — maman обличительно ткнула в меня пальцем. — Ты знал! И ничего мне не сказал! Знаешь, кто ты после этого?

— Сюрприз хотел сделать, — попытался объяснить я. — А ты как поняла?

— Как? — maman засмеялась. — Твою подружку встретила. Когда я квартиру зашла посмотреть, слышу звонок в дверь. Открываю, а на пороге Альбина стоит и улыбается. Спрашивает, когда переезжать собираемся!

— Вот сучка! — не сдержался я. — В хорошем смысле этого слова…

— В каком хорошем? — не поняла maman.

— В таком! — отмахнулся я и ехидно поинтересовался. — Ну, и о чём вы договорились?

— О чём, о чём? — maman пожала плечами. — Попила я у неё чаю с пирожными. Мне даже кажется, что она меня специально ждала. Да бог с ней!

Она махнула рукой.

— Я что хотела сказать? Переезжать можно хоть завтра. Кухня есть, сантехника залюбуешься. Остальная мебель у нас пока своя. Ты как считаешь, Тош?

— У нас со следующей недели каникулы начинаются, — сообщил я. — Вот и займусь переездом.

— Ты? — удивилась maman. — Ты займёшься? Впрочем, я уже устала удивляться…

Глава 28

Кто в армии служил, тот в цирке не смеется

В военкомате нас оказалось сравнительно немного — человек тридцать. Наши оба класса да 10-й класс из Орловки, микрорайона, недавно включенного в городской округ.

Сначала пузатый прапорщик в мятом мундире отвел нас в актовый зал, где мы разделись до трусов, сложили свою одежду на кресла.

— Документы берите с собой! — объявил он. — Паспорт, приписное, повестку. Сначала все идут в 12-й кабинет. Там вы сдаете повестки, регистрируетесь, после чего отправляетесь в героический поход по врачам, начиная с 13-го кабинета. Ясно? Проходите комиссию, возвращаетесь опять в 12-й кабинет, получаете на руки повестку с отметкой и уматываете домой с чистой совестью. Вопросы есть?

— А я приписное дома забыл, — кто-то подал голос из зала.

— Идиот! — взревел раненым бегемотом прапорщик. — Ты, дебила кусок, читать умеешь? Что в повестке написано? Там черным по русскому сказано: при себе иметь паспорт, приписное свидетельство!

Он еще минут пять характеризовал забывчивого товарища, в котором цензурные выражения занимали едва ли процентов 30 от объема выражений. Потом всё-таки выдохся, достал мятый носовой платок, вытер покрасневшее лицо и мрачно поинтересовался:

— Кто еще приписное забыл, дебилы?

— Да я вообще-то пошутил, — отозвался тот же голос.

Прапорщик побагровел еще больше.

— Фамилия? — грозно пророкотал он.

— Ступаков!

— Значит, так, Ступаков, — хмыкнул он. — Повестку ты получишь лично из моих рук, в индивидуальном, так сказать, порядке. Понял? Пока ты будешь ходить по врачам, я обдумаю, как тебя научить человеческим шуткам. А сейчас, — он перевел дух. — Бегом в коридор!

Толпа призывников ломанулась в коридор — в одних трусах, босиком. Отопление в военкомате считалось непозволительной роскошью. Пятки сразу стали примерзать к линолеумному полу, который мыли, наверное, еще летом.

Мне повезло. Я сидел ближе всех к выходу, поэтому оказался в числе первых в очереди в кабинет № 12. Разумеется, Мишка пошел сразу же за мной.

В кабинете я сдал повестку. На меня заполнили анкету, в которую молоденькая медсестра, иронически улыбаясь, вложила пару пустых бланков.

— Следующий!

Первым врачом оказался окулист. Я зачитал ему вторую строку снизу правым глазом слева направо, левым глазом справа налево. Он расписался у меня в моём деле, поставил штамп…

— Следующий!

Потом был стоматолог, ухо-горло-нос, то есть отоларинголог, далее хирург и… А дальше, дальше был невропатолог. Ею оказалась врач из нашей поселковой поликлиники, у которой я был вроде как под наблюдением. Для работы в призывных медицинских комиссиях в райвоенкоматах всегда привлекали врачей из поликлиник. Хирург, кстати, тоже был из поликлиники с нашего поселка.

Увидев меня, она поздоровалась, пригласила садиться, взяла в руки резиновый молоточек, но пригляделась и замерла:

— Ковалев? Ты?

— Я, Кира Маратовна!

Вот такое у неё было редкое имя-отчество при обычной в общем-то фамилии Кухарева. Врач осмотрела меня, заглянула в моё дело, прочла анкету, словно хотела что-то увидеть в ней новое, необычное.

— Как себя чувствуешь? Головокружения есть? Ходишь нормально? Спишь как?

Каждый вопрос-ответ она записывала в бланк. Взяла в руки резиновый молоточек, постучала по коленям, поводила перед глазами, снова что-то записала в бумагах. Потом взяла моё дело, встала:

— Идём со мной!

Она повела меня через весь коридор к председателю комиссии.

— Алексей Алексеевич! — она зашла в кабинет, потащила меня за собой за руку, словно дошкольника. — Вот!

— Что, вот? — председатель медкомиссии сидел в кресле у окна и пил кофе, держа в руках толстенную красную книжку, в которой я опознал один из двенадцати томов Александра Дюма. — Что случилось, Кира Маратовна?

— Призывник Ковалёв, — сообщила невропатолог, толкая меня в спину, придвигая к председателю комиссии. — У него полгода назад были открытая ЧМТ, перелом позвоночника. Месяц находился в коме. А в личном деле пусто! Ни одной записи.

— М-да? — вздохнул председатель. — Ну что ж, хорошо… Запросите медкарту из поликлиники с места жительства. Пусть внесут изменения. И все проблемы…

— Я уже сто раз говорила об этом! — терпеливо сказала Кира Маратовна. — Что сначала надо карты из поликлиник запрашивать! А потом уже проводить медосмотр. Тут вот с ним, — она опять меня пнула в спину, — вопиющий случай! Хорошо, что я про него знаю! А как быть с другими, которые лечатся у других врачей, у которых другие патологии? Их сходу не определить. Вы готовы взять на себя ответственность отправить в армию больных?

— Хорошо, хорошо! — председатель комиссии вздохнул, встал с кресла, подошел к своему столу. — Я дам распоряжение подготовить запросы на каждого призывника в медучреждения по месту жительства.

— Идём! — невропатолог снова ухватила меня за руку и потащила к себе.

— Садись! — а сама принялась что-то писать в моём деле. Писала она долго и много — две страницы убористым почерком. Потом сунула дело мне:

— Свободен.

— В смысле? — удивился я.

— Иди дальше по врачам, — пояснила врач. — Только я по своей линии написала заключение о твоей негодности к службе в армии. Всё!

Я вышел в коридор, не зная радоваться мне или нет.

— Ты что так долго? — хмуро спросил Мишка, перед тем как зайти следующим.

— Потом, — отмахнулся я.

После прохождения медкомиссии, на которой меня признали негодным, мы потянулись к 12-му кабинету за отмеченными повестками. Заходили так же, почти голыми, в одних трусах по одному. Передо мной в очереди оказался вдруг каким-то образом тот самый шутник Ступаков. Он зашел в кабинет. Прошло минут пять. Ступаков не выходил. Еще через пять минут он выскочил в коридор, крикнув:

— Забей себе эту повестку плашмя, сам знаешь, куда!

И направился в актовый зал переодеваться.

Пожав плечами, я зашел в кабинет. Там возле стола стоял давешний пузатый прапорщик с багровым лицом и крутил в руках бланк повестки.

— Ковалев, — представился я.

Девушка за столом протянула мне повестку.

— Свободен!

В актовом зале, одеваясь, я услышал, что прапорщик попытался заставить Ступакова мыть полы во всём военкомате. А то, дескать, если откажется, то повестку не отдаст.