Император Пограничья 15 (СИ) - Астахов Евгений Евгеньевич

Я подошёл к Цаплину, остановившись в шаге:

— Касьян Петрович, в документах написано, что вы выросли в приюте. Расскажите.

Ветеран поморщился, будто вспомнил что-то неприятное:

— Да, в приюте под патронажем Общества Призрения Погорельцев и Беженцев. Громкое название, а по факту — ночлежка для никому не нужных детей. Нас держали в подвале, кормили помоями, учили только одному — выпрашивать милостыню на улицах. Старшие мальчишки воровали на рынке, девочек заставляли… — он осёкся, сплюнул, — в общем, не место это было для детей. Сбежал оттуда в пятнадцать, ушёл в армию, соврав о возрасте. Лучшее решение в жизни.

— Много там было детей? — спросил я.

— Много. Текучка большая — одни сбегали, другие умирали, новые приходили.

— А таких приютов в княжестве сколько?

Цаплин пожал плечами:

— Не знаю. В одном Владимире штук пять-шесть точно есть. По деревням — тоже полно беспризорников, особенно после Гона.

Я кивнул, разворачиваясь ко всем троим:

— Вот почему я открываю эту школу, и она станет первой в череде таких школ. Не из благотворительности, а из практического расчёта. У нас тысячи детей без будущего. Часть из них может стать опорой государства — солдатами, офицерами, следователями, которым можно доверить оружие и власть. Остальные хотя бы получат ремесло и не пойдут в бандиты. Это выгодное вложение.

Я не договорил главного. Именно в детстве в человека закладывают моральные принципы и лояльность правителю. Этих детей можно научить, что взятки — грязь, которой не должен запятнать себя достойный человек. Что долг перед княжеством важнее личной выгоды. Что честность — не слабость, а сила. Во взрослом возрасте переучить почти невозможно, но ребёнка — можно. Через десять лет у меня будут тысячи надёжных людей на всех уровнях власти — от рядовых полицейских до офицеров и следователей. Люди, воспитанные по моим принципам, станут опорой власти, которую невозможно купить или запугать.

Фильченко медленно кивнул:

— Логично. Но где взять столько инструкторов? Учителей? Денег на содержание?

— Я выделю вам на это отдельную статью бюджета, — отмахнулся я. — Инструкторов наймём из ветеранов. Тех, кого списали в запас после ранений, как вас двоих. У них опыт, знание дела, понимание реальной войны, а не парадов. Платить буду достойно — пятнадцать рублей в месяц плюс жильё и питание.

Оба матёрых вояки выпрямились. Пятнадцать рублей — это втрое больше их нынешней пенсии.

— Учителей грамоты и счёта найдём среди преподавателей или семинаристов, — продолжил я. — Тимофей Михайлович, вам поручаю подбор кадров. На первое время нужно минимум двадцать инструкторов по военному делу и десять учителей общих предметов. К концу месяца. Потом наймём ещё.

Уланов вытянулся в подобие стойки смирно:

— Слушаюсь, Ваша Светлость. А… сколько детей планируется набрать?

Я выдержал паузу, глядя на заросший двор, разрушенные флигели, пустующий особняк:

— Три тысячи.

Все трое уставились на меня.

— Три… тысячи? — переспросил Уланов севшим голосом. — В первый год?

— В первый год, — подтвердил я спокойно. — Территории хватит. Особняк и флигели отремонтируем под казармы, на заднем дворе построим дополнительные бараки. Здесь двадцать гектаров земли — места достаточно для плаца, полигонов, учебных классов.

— Но это же… — Цаплин растерянно покрутил головой, — это же целая армия. Их нужно кормить, одевать, учить…

— Поэтому у нас есть месяц на подготовку, — резко ответил я. — Тимофей Михайлович, помимо кадров вам нужно организовать ремонт зданий, закупку мебели, оборудования, формы, учебных материалов. Кормить будем в столовой из общей кухни — три раза в день, полноценно. Униформа простая, но добротная. Обувь крепкая. Спят на нарах взводами — по двадцать человек в комнате. Спартанские условия, но чистые и безопасные.

— Бюджет какой? — деловито спросил Уланов, уже прикидывая цифры.

— Пятьдесят тысяч рублей на обустройство, — ответил я. — Плюс ежемесячно около десяти тысяч на содержание. Справитесь?

Меньше, чем содержание одного полка армии. И в десять раз дешевле, чем ежегодные потери от воровства чиновников, которое мы только что пресекли. А эти обученные люди в будущем будут платить налоги, служить государству, растить следующее поколение. Это не расход — это вложение в будущее.

Тимофей Михайлович сглотнул, но кивнул:

— Справлюсь, Ваша Светлость.

Он помедлил, затем осторожно добавил:

— А как быть с девочками? Беспризорниц не меньше, чем мальчишек. Их тоже куда-то определять надо.

— Параллельно открываем Женское профессиональное училище, — ответил я. — Другие люди уже занимаются организацией. Медицинское отделение — медсёстры, акушерки, санитарки. Педагогическое — учительницы, воспитательницы. Ремесленное — швеи, ткачихи, вышивальщицы. Хозяйственное — повара, кондитеры, экономки. Административное — писари, счетоводы, делопроизводители. Тот же принцип: бесплатное обучение, питание, жильё. Выпускницы получат профессию и смогут содержать себя сами.

— Разумно, — одобрительно кивнул Уланов. — В княжестве катастрофическая нехватка медсестёр. Половина госпиталей недоукомплектованы.

— Именно поэтому начинаем с медицинского отделения, — согласился я. — Остальные направления добавим по мере роста. Но это не ваша забота, Тимофей Михайлович. Сосредоточьтесь на кадетском корпусе.

— Кто его, кстати, возглавит? Мне нужно искать человека?

— Нет, его назначу я, — мой голос не допускал возражений. — Касьян Петрович, Сергей Игнатьевич, — повернулся я к ветеранам, — вы оба согласны стать инструкторами?

Фильченко хмыкнул:

— Даже с одной рукой научу драться лучше, чем иные с двумя. Согласен.

Цаплин помедлил, глядя на особняк:

— А эти дети… они правда смогут стать офицерами? Или вы просто красиво говорите?

Я посмотрел ему в глаза:

— Я не обещаю, что каждый сирота станет генералом. Но каждый получит шанс доказать свою ценность. Дальше зависит от них самих. У меня в дружине служат простолюдины, которые командуют бойцами лучше иных бояр. Происхождение не определяет способности.

Цаплин медленно кивнул:

— Тогда согласен. Пусть у этих пацанов будет шанс, которого не было у меня.

Я развернулся, оглядывая территорию в последний раз:

— Кадетский корпус откроет свои врата через месяц, после Нового Года. Объявление о наборе разошлём по всем деревням и весям княжества. Принимаем всех сирот от восьми до пятнадцати лет, годных по здоровью.

Через пять лет из этих стен выйдут солдаты, которым я смогу доверить защиту княжества. А через десять — офицеры, которые изменят лицо армии.

Уланов смотрел на меня с выражением человека, который не до конца верит в происходящее, но отчаянно хочет поверить. Ветераны стояли молча, переваривая услышанное.

— За работу, господа, — бросил я, направляясь к воротам. — Времени мало, работы много. Тимофей Михайлович, жду от вас подробный план и детализированный бюджет послезавтра к обеду, только не забывайте, что его проверит Аудиторский приказ, — многообещающе добавил я. — Касьян Петрович, Сергей Игнатьевич, завтра приходите в Военный приказ, будете помогать с подбором инструкторов — вы знаете, кто из ветеранов чего стоит.

Они дружно козырнули — бессознательно, по-военному. Я сел в машину, и пока Безбородко заводил мотор, ещё раз оглянулся на обветшалое имение.

В прошлой жизни я ни раз видел, как княжества разваливаются изнутри. Коррупция пожирала их, как ржавчина железо. Чиновники воровали, военачальники продавали должности, судьи выносили приговоры тому, кто больше заплатит. Народ голодал, пока знать утопала в роскоши. И когда приходила моя армия, оказывалось, что защищать нечего — армия разложилась, казна пуста, люди не желали умирать за правителей, которые их презирали.

Я не повторю эту ошибку. Нельзя построить сильное государство на гнилых опорах. Система, где власть передаётся по рождению, а не по способностям, обречена. Где благородный идиот командует талантливым простолюдином только потому, что у него правильная фамилия. Где сирота на улице — никому не нужный мусор, хотя из него мог бы выйти отличный офицер или честный судья.