Записки нечаянного богача 4 (СИ) - Дмитриев Олег

— Я подтверждаю своим словом сказанное Волковым, — голос Гостомысла, казалось, пустил вибрацию и волну, поднимая кое-где маленькие снежные вихри, на которые мы с Тёмой тут же уставились злыми глазами — уж больно похожими они казались на те, с которых началась заваруха под дубом.

— Сказанное услышано и принято! — в один голос, удивив нас, отозвались святой и несвятой отцы хором. И мне показалось, что само время облегчённо вздохнуло, продолжив бег в обычном ритме. Потому что до этого тянулось непривычно медленно.

Сундуки, закрытые и обмотанные в десятки слоёв плёнки, оттаскивали на санках к снегоходам. Разбирали леса и тали, складывая переносные элементы. Забросали землёй яму, что раскрытым могильным зевом посреди натоптанной полянки навевала тоскливые мысли. А я, уходя одним из последних, положил к основанию Лось-камня случайно найденную в кармане своей толстовки желтую десятирублёвую монетку. И погладил освобождённого из подземного плена серо-бурого зверя по морде, будто извиняясь за ту злобу, что адресовал ему. Показалось, что валун вздрогнул и шумно вздохнул, поводя боками, как огромная рогатая лошадь. Ну, с таких нервов и не то померещится, конечно. Правда, круглые глаза Головина, что уставился в это время на камень, немного смущали.

Над рекой, где стояли три вертолёта, чуть левее от них и выше по берегу, на какой-то условно ровной площадке-террасе развернулся перевалочный пункт. Туда подвозили один за другим ящики с озера, и туда же, но отдельно, сложили семь наших. Они уехали наверх первым рейсом — за то время, пока мы шлялись по лесам, тут устроили настоящую канатную дорогу: из таких же ферм собрали стойки, натянули тросы — и груз уезжал наверх, как на фуникулёре. Хотя, почему — как? Сверху доносились детские голоса, гомонившие возле точки, куда уходили тросы. Наверное, какая-то школа там была, и суета с попами, военными и полицейскими не могла не поставить на уши её контингент.

Поднявшись по натоптанной тропке своими ногами, убедился — именно так оно и было. И вездесущая пацанва сновала и рыскала возле ящиков, норовя запутаться, удариться, спереть чего-нибудь или ещё как-то попасть под раздачу. Три женщины в возрасте и пожилой мужик в вытертом пальто пытались призвать юное поколение к порядку, но предсказуемо безуспешно. Мы проследовали за тремя вожаками следом, пройдя мимо высокой белокаменной стены и какой-то церкви под зелёной кровлей, миновали ворота и зашли на территорию. В центре стоял высокий храм под пятью куполами, за ним, ближе к реке, ещё два, поменьше, и по правую руку ещё какая-то постройка, похожая на торт из нескольких ярусов, со свечкой-крестом наверху. Но владыка уверенно вёл нас к крыльцу двухэтажной постройки под двускатной крышей, что тянулась справа. Поднявшись по ступенькам и проморгавшись после уличного света на снегу, прошли в большой зал, где стояли деревянные столы с лавками. «Трапезная» — потирая руки, доложил фаталист-очевидность.

— Неужели и вправду никакого желания узнать о содержимом ларцов великой старицы, Дима? — мягким голосом обратился ко мне отец Ларион, когда мы расселись за одним из столов, молчаливые здоровяки в чёрном уставили его блюдами, тарелками и мисками, и удалились. Последний из них принёс самовар и большой чайник, видимо, с заваркой. Стол был прямоугольный, небольшой. Расселись так: с торца Второв, по левую руку от него — владыка, по правую, напротив святого отца — я. Справа от меня — Головин, через стол от него — Александр Васильевич, лицо которого не выражало ровным счётом ничего. Но и аппетита не добавляло.

— Ни малейшего, — совершенно легко, как о чём-то абсолютно незначительном, ответил я, густо намазывая жёлтое сливочное масло на приличный ломоть пшеничного хлеба. Полностью разделяя фаталистово «ну, хоть пожрём». И очень надеясь, что этот, с ОПВ, тоже не испортит нам обедни.

— Ты, я повторюсь, очень интересный попутчик, и человек… необычный, — продолжал тот. Я только кивнул с набитым ртом, мол, «кушайте на здоровье». Рядом на отрезанный ломоть от ковриги в две моих ладони размером Головин поверх толсто намазанного масла укладывал внахлёст, как опытный кровельщик, толстые куски сыра, выглядевшие крайне аппетитно. «Костромской!» — со знанием дела пояснил фаталист, сглотнув, наблюдая, как этот приличный кораблик плавно вплывает в пасть приключенца.

— Мы сегодня очень продуктивно погуляли, господа, — обратился ко всем владыка, очевидно, отложив вариант разговорить меня на потом. Бросив — вряд ли, не тот он человек. — Обнаружены нетленные мощи келаря Василия, умученного зверски в лето одна тысяча шестьсот семидесятое.

«В зиму, лапоть!» — некультурно буркнул реалист, заставив меня закашляться.

— На озере найдены три десятка сундуков с золотом, украшениями, документами и долговыми расписками, иконами и фамильными реликвиями, что лежали там с семнадцатого года, — продолжал отец Ларион, игнорируя мой кашель. — На острове достали семь сундуков великой старицы Марфы, что таились там под спудом с лета одна тысяча шестьсот двенадцатого.

Голос его притягивал внимание, завораживал, гипнотизировал. Их, наверное, такому специально учат в семинариях, или где там? Чтобы паства и окормляемые не отвлекались на всякую мирскую суету, слушая пастырей. Таких и вправду можно было слушать, забывая и есть, и дышать. «Я те забуду! Рубай давай, уши он развесил!» — вознегодовал фаталист.

— Я при свидетелях подтверждаю, что слово, данное Дмитрием Волковым, исполнено. Искомый церковью клад Романовых найден. Что делать с двумя другими находками, господа? Как поступить? Заслуга Димы неоценима, — развёл руками опытный, слишком опытный оратор.

— Ну, с сундуками с озера не соглашусь, — вступил в беседу товарищ Директор. Разумеется, должен же быть и злой полицейский, не могут же они все трое быть добрыми. — Там вполне оценимо всё. Дорого — да, но оценимо. С нетленным старцем ничего не могу рекомендовать — вообще не моя епархия, — скептик икнул так, что внутри у него будто бы что-то звякнуло. Это что сейчас было? Фельдмаршал пошутил, как обычный живой человек?

— И всё-таки я настаиваю, господа. В свете так ярко подтвердившихся Диминых способностей, и в залог нашего успешного будущего вероятного сотрудничества, — слово «вероятного» отец Ларион тщательно выделил голосом, не сводя с меня глаз. — я, от лица Русской православной церкви, сейчас обещаю исполнить всё, что будет в моих силах.

Звякнуло ещё раз. То ли Головин вилку откусил, то ли кто-то из внутренних в обморок упал — я не отслеживал.

— Ну, ты маханул, Гриша, — внезапным добрым тоном отреагировал товарищ Директор. — Вон как озадачил мальчишек — аж есть перестали.

Тёма, явно из природной вредности, тут же намазал толстый слой варенья. Кажется, из райских яблочек. И, кажется, прямо поверх сыра.

— Я не хотел бы вынуждать Русскую православную церковь и Вас лично, отец Ларион, долго находиться в долгах — я знаю, как это неприятно, поэтому сам очень не люблю, и другим не желаю, — начал я, отмахиваясь от очнувшихся советчиков, требовавших то остров на Ладоге и яхту с нему, то шапку Мономаха, которая мне точно была ну уж вовсе без надобности. Священник благостно кивал в такт моим словам, побуждая говорить дальше.

— На испытании, что состоялось под святой монастырской землёй, мне посчастливилось увидеть реликвию — подлинный крест Евфросинии Полоцкой. Я прошу, если на то будет воля и возможность, вернуть его в Спасо-Евфросиниевский монастырь, где ему и предначертано находиться, — сказал я и отпил чаю, борясь с собой, чтобы не оттопырить по-богатому мизинчик. Ладони были влажноватые, холодноватые и мягковатые, поэтому чашку взял двумя сразу.

На лицах не полностью святой троицы одновременно расцвело полнейшее удовлетворение. И я понял, что меня в очередной раз просчитали. А ещё взвесили, измерили — и признали годным.

«Эх, надо было просить а-а-автомоби-и-иль!» — голосом Якубовича горько резюмировал фаталист. Под аплодисменты реалиста и скептика.