Архитектор Душ III (СИ) - Вольт Александр

Он крепко пожал ее.

— Это самый идиотский анекдот, который я слышал в своей жизни. Ладно, давай. И держи меня в курсе по вскрытию. Важна любая деталь.

— Непременно.

Мы развернулись и пошли к машине. За спиной с тихим гулом закрылись ворота. Девушки молчали всю дорогу до «Имперора». Они шли рядом, почти вплотную друг к другу, словно пытались согреться в этом промозглом вечере. Я видел, как дрожат плечи Алисы, и как плотно сжаты губы Лидии.

Салон машины встретил нас тишиной. Я завел двигатель. Фары выхватили из темноты кусок гравийной дороги и стволы деревьев. Мы медленно покатили прочь от этого места.

Тишина давила. Наконец, когда мы выехали на шоссе, и огни города показались далеким заревом на горизонте, Алиса не выдержала.

— Что это было? — ее голос был сдавленным и испуганным. — Громов, что это, черт возьми, было?

— Это был ритуал, — спокойно ответила за меня Лидия. Она не смотрела на Алису, ее взгляд был прикован к темному окну, в котором отражалось ее бледное лицо. — Темный ритуал.

— Я понимаю, что ритуал! — почти выкрикнула Алиса, ее самообладание дало трещину. — Но… зачем? Кто? Почему он… так?

Я вел машину, глядя на убегающую под колеса дорогу. В голове уже выстраивалась цепочка, в которой я до конца не был уверен, но создавалось жуткое впечатление, что я могу оказаться прав.

— Это не было бессмысленным насилием, — начал я. — Каждое действие имело цель. Распятие — не просто способ убийства. Это символ. Жертва. Искупление или наоборот осквернение. В зависимости от того, какому богу молились те, кто это сделал. И вообще богу ли.

Я переключил передачу и понял, что брякнул лишнего. Бог. Есть ли в этом мире бог? А боги? А если есть, то какие они? Как им поклоняются? Поклоняются ли вообще? Или здесь о высших сущностях ни сном и ни духом?

Но, если судить по реакции девушек, пусть и под пеленой шока, это слово у них не вызвало диссонанса. А значит, что-то такое может быть.

— То есть, они… колдовали? — прошептала Алиса.

— Можно сказать и так. Они проводили обряд. Они не просто убивали эльфа. Они что-то призывали или создавали. Быть уверенным в чем-то конкретно я просто физически не могу.

Я бросил взгляд на Лидию. Она повернулась от окна и теперь смотрела прямо на меня. Теперь в ее взгляде читался только один вопрос, который возвращал нас к самому первому дню нашей встречи.

— Как тот, что проводил ты?

Воздух в машине стал плотным. Ну что началось-то? Вроде только-только все уладили…

Я медленно выдохнул, не отрывая взгляда от дороги.

— Не совсем, — сказал я наконец. Они ждали. Ждали объяснений. — Мой ритуал, как бы криво он ни был исполнен, был направлен внутрь, на меня. Я пытался изменить себя, получить знание. Это была операция на собственной душе. Причем без анестезии.

Я помолчал, подбирая слова.

— То, что случилось на поляне — принципиально отличается от того, что сделал я. Да, тоже свечи, тоже странные символы, круги, но никакого кровопролития. — Я подчеркиваю сказанное ранее: то, что совершил я — операция. А это — вивисекция с неизвестной целью. Это абсолютно две большие разницы.

Я посмотрел на нее в зеркало заднего вида.

— Я же никого не убивал.

И это была чистая правда. К смерти старого Громова и к смертям других людей я не имел никакого отношения.

— Очень спорное заявление, — ответила Лидия, после чего отвернулась обратно к стеклу. — Но не будем это обсуждать в сотый раз. Мое мнение не поменяется.

Я пожал плечами. Это было ее право, и переубеждать эту девицу я не собирался. Себе дороже.

Подъехав к дому, я припарковался и вышел из машины.

Не говоря ни слова, мы разошлись. Девушки ушли по своим комнатам на первом этаже, я пошел к себе, на второй. После обеда у Корнея есть не хотелось. Ограничился душем.

Скинув влажное полотенце, я прошел в спальню и рухнул в кресло. В комнате было темно, лишь лунный свет, пробивавшийся сквозь щель в шторах, рисовал на полу бледную полосу. Мой взгляд упал на тумбочку, где темным прямоугольником лежал гримуар.

— Ну что, профессор? — мой голос в тишине прозвучал хрипло и устало. — Есть соображения по поводу сегодняшнего спектакля?

— Спектакля? — в голосе гримуара послышалась легкая, почти академическая брезгливость. — Я бы назвал это скорее дилетантской постановкой. Грязно, неэстетично и совершенно лишено изящества.

— Меня сейчас меньше всего волнует эстетика, — отрезал я. — Меня волнует суть. Ты знаешь, что это был за ритуал?

Книга помолчала, словно перебирая в своей тысячелетней памяти нужную страницу.

— Знаю ли я? — переспросил гримуар, и в его голосе послышалось нечто вроде философской задумчивости. — Давай так, подселенец. Представь себе огромную библиотеку. В ней есть отдел хирургии, где стоят тома по анатомии, физиологии, технике проведения операций. А есть отдел, скажем так, ветеринарии для мясников, где описано, как правильно свежевать тушу и разделывать мясо. Так вот, я — первый отдел. А то, что ты видел сегодня — второй.

— То есть, ты хочешь сказать, что ты ничего об этом не знаешь?

— Я хочу сказать, что ты обратился не по адресу, — в голосе гримуара прозвучали почти обиженные нотки. — Моя цель — научить разумное существо понимать и управлять тончайшей материей души. Гармонизировать ее, лечить, защищать. В крайнем случае элегантно выводить из строя. А не вырывать ее из тела вместе с куском мяса, как какой-нибудь дикарь выдирает корень из земли.

Я потер виски. Голова снова начинала гудеть.

— Хорошо. Тогда давай с другой стороны. Что они могли получить, проведя такой ритуал? Какая у него могла быть цель?

— Целей у подобных варварских обрядов может быть множество, — менторским тоном продолжил гримуар. — Примитивное продление жизни за счет чужой энергии. Получение временной физической силы. Призыв какой-нибудь мелкой, но пакостной сущности из низших миров. Все это — грубая, силовая работа с энергией. Как кувалдой бить по часовому механизму. Может, что-то и сдвинется, но скорее всего просто все сломается.

Он сделал паузу, а затем добавил с ноткой ехидства:

— К тому же, кажется, ты, подселенец, немного недооцениваешь свои собственные способности.

— О чем ты?

— О том, что ты, сам того не понимая, умеешь делать то, ради чего эти дикари в лесу устраивают кровавые представления. Ты можешь воздействовать на психею напрямую. Без ножей, без свечей, без артефактов. То, что ты сделал с тем наемником — это и есть высший пилотаж. Ты просто еще не осознал, какой инструмент оказался в твоих руках. И, что самое забавное, ты делаешь это куда лучше и чище, чем многие из тех, кто живет в этом мире и кичится своими врожденными талантами.

Я смотрел на темный прямоугольник книги и не знал, что ответить. В его словах была пугающая логика. Я действительно обладал силой, природу которой только начинал понимать. И эта сила была куда более тонкой и опасной, чем любой ритуальный нож.

— И что ты предлагаешь? — спросил я наконец.

— То же, что и всегда, — безэмоционально ответил гримуар. — Учиться. Практиковаться. И молиться, чтобы те, кто оставил в лесу этот беспорядок, не узнали о твоем существовании раньше, чем ты научишься давать им отпор. А теперь дай мне поспать. У меня был тяжелый день.

Я остался один в тишине комнаты. Слова гримуара эхом отдавались в голове. Инструмент в моих руках… Да, это был именно инструмент. И, как и скальпель, он мог как спасти жизнь, так и отнять ее. Все зависело от того, в чьих руках он окажется. И от того, насколько твердой будет эта рука.

Диалог с самого приезда прокручивался в моей голове с самого начала. Что-то меня в нем цепляло и не давало отпустить. Казалось бы, мы уже несколько раз обсуждали это все, но сейчас… сейчас я завис.

Сцена в лесу и диалог вызывали у меня странное ощущение диссонанса, словно у меня в руках лежало несколько кусочков пазла, которые я не мог сообразить, как сложить.

И тут, словно лампочка над головой, возникла мысль. То самое «бинго», «эврика» и другие подобные слова, которые выкрикивали ученые, когда находили решение на свой вопрос.