Император Пограничья 15 (СИ) - Астахов Евгений Евгеньевич

Игнатий поднялся, взял трость и медленно направился к двери. У порога он обернулся.

— Мой сын выбрал правильного человека для этой работы, — сказал он. — Спасибо, Анфиса.

Когда дверь закрылась, девушка опустилась обратно в кресло, чувствуя, как её захлёстывает усталость. Работа с чужими эмоциями всегда забирала силы. Но она знала — это только начало.

Следующая встреча была назначена на вторую половину дня. Профессор Леонид Борисович Карпов, аэромант и теоретик магии. Мастер третьей ступени, который провёл большую часть жизни в академических залах.

Анфиса знала его по Угрюму. Карпов проводил ритуал выявления магического потенциала и именно он обнаружил её редкий дар менталиста. Он преподавал в школе, она работала в лазарете. Они здоровались при встрече, обменивались короткими фразами о погоде или делах.

Но однажды, когда их взгляды случайно встретились, Анфиса почувствовала в нём что-то странное. Боль. Вину. Страх. Профессор быстро отвёл глаза, и с тех пор старался не смотреть на неё слишком долго. Девушка не понимала, что это значит, но чувствовала — что-то в ней напоминало ему о чём-то ужасном.

Когда дверь открылась и в кабинет вошёл седобородый худощавый мужчина с руками музыканта, Анфиса увидела, как его челюсть напряглась. Он знал, что придёт именно к ней. Прохор предупредил его. И судя по всему, это было непросто.

— Добрый день, Леонид Борисович, — спокойно сказала девушка, указывая на кресло. — Присаживайтесь, пожалуйста.

Карпов медленно прошёл через кабинет и опустился в кресло. Его руки легли на подлокотники, пальцы сжались, побелели костяшки.

— Анфиса, — начал он, и голос прозвучал хрипло. — Я… я знаю, зачем я здесь. Прохор объяснил. Но ты должна понять — мне очень трудно на тебя смотреть.

Она моргнула, не ожидав такой откровенности.

— Почему?

Профессор молчал долго, глядя на свои руки.

— Когда меня держали в плену у князя Терехова под Муромом, — начал он тихо, — в соседней камере находилась девушка. Молодая менталистка. Крестьянка, случайно проявившая дар.

Анфиса замерла, слушая.

— Они экспериментировали с её способностями, — продолжал Карпов, и голос его дрожал. — Пытались усилить дар, превратить её в оружие. Заставляли входить в сознание других пленников, ломать их волю. Я слышал её крики по ночам. Каждую ночь. Чужие кошмары преследовали её даже во сне.

Он потёр запястья, словно всё ещё чувствовал кандалы.

— Я сидел за решёткой и ничего не мог сделать. Только слушал. А потом, в один день, наступила тишина. Её куда-то увезли. Я не знаю, что с ней стало. Жива ли она. Сломалась ли окончательно. Или… или просто умерла.

Карпов поднял глаза на Анфису, и в них стояли слёзы.

— А потом я увидел тебя. Твой дар. Те же фиолетовые искры при проверке. Те же испуганные глаза юной девушки с силой, которую она не понимает. И всё вернулось. Я снова услышал те крики. И понял, что не могу на тебя смотреть, потому что ты… ты напоминаешь мне о моём бессилии.

Анфиса встала, подошла к нему и опустилась на колени рядом с креслом. Положила свои руки поверх его дрожащих ладоней.

— Леонид Борисович, — сказала она мягко, — вы правы, ведь вы не могли ничего сделать. Вы наверняка были в аркалиевых оковах, без доступа к магии. Охранники были вооружены. Если бы попытались — просто умерли бы. И это не помогло бы ни ей, ни другим.

— Но я не попытался, — прохрипел он. — Я просто сидел, закрывал уши и молился, чтобы всё кончилось. Я был трусом.

— Нет, — твёрдо сказала Анфиса. — Вы хотели выжить. И выжили. И теперь можете что-то сделать. Помочь таким, как я. Как та девушка.

Она сжала его руки сильнее.

— Я не знаю, что с ней стало, — продолжила Анфиса тихо. — Но я знаю, что со мной случилось. Меня спасли из лечебницы Фонда Добродетели. Там тоже… там тоже было нехорошо. Меня тоже использовали. Но Прохор Игнатьевич спас меня. И теперь я здесь. Живая. Учусь. Помогаю людям.

Карпов смотрел на неё широко раскрытыми глазами.

— И вы помогаете мне, — добавила она. — Вы обнаружили мой дар. Вы не отвернулись, хотя я напоминала вам о боли. Вы здесь, в Угрюме. Учите людей. И, может быть, где-то та девушка тоже жива. И кто-то помог ей. Как вы помогаете мне.

Анфиса чувствовала, как один из узлов в его душе начинает ослабевать.

— Но есть ещё кое-что, — продолжила она, не отпуская его рук. — Правда? Не только та вина за девушку вас гложет.

Профессор вздрогнул и медленно кивнул.

— Ты… ты права, — прошептал он. — Я всю жизнь преподавал в академиях. И всегда верил: магия передаётся по крови. Что сильными магами могут быть только благородные. А простолюдины… они были в наших глазах неполноценными.

Он закрыл лицо свободной рукой.

— Та девушка в соседней камере — она была крестьянкой. И я помню, как подумал тогда: «Странно, что у простолюдина проявился такой сильный дар». Словно это было аномалией. Исключением из правил. А потом я приехал в Угрюм. Увидел, сколько здесь одарённых простолюдинов. Увидел, как они учатся, развиваются, становятся магами. И понял… понял, что мы столько лет смотрели на них свысока, убеждая себя в их неполноценности, хотя на самом деле просто не давали им шанса.

— Сколько талантов было загублено, — тихо добавила Анфиса.

— Тысячи, — выдохнул Карпов. — Сотни тысяч за столетия. Дети крестьян, ремесленников, торговцев. Они проявляли дар, но их либо игнорировали, либо… либо использовали. Как расходный материал для экспериментов. Как ту девушку. Как тебя.

Анфиса чувствовала, как его вина разрастается, угрожая поглотить его целиком.

— Леонид Борисович, — твёрдо сказала она, — послушайте меня. Вы не можете изменить прошлое. Вы не можете вернуть тех, кто был загублен. Но вы можете изменить будущее.

Профессор поднял на неё глаза.

— Вы сейчас здесь, в Угрюме, — продолжила Анфиса. — Вы преподаёте. Обучаете тех самых простолюдинов, в которых раньше не верили. Вы даёте им шанс. И это — ваше искупление. Не вина, не самобичевание. А реальные дела.

— Но этого недостаточно, — прошептал он.

— Достаточно, — возразила Анфиса. — Потому что каждый ученик, которого вы научите, докажет, что старая система врала. И люди будут помнить вас не как того профессора, что верил в глупости. А как учителя, который всё изменил, который помог разрушить несправедливость.

Карпов молчал долго. Девушка чувствовала, как внутри него идёт борьба — между желанием держаться за вину и готовностью отпустить её.

— Когда пойдёте на испытание, — сказала она, — вы встретитесь с этими барьерами. С виной за ту девушку, которой не смогли помочь. С виной за академические предрассудки. И вам нужно будет сказать себе: я не могу изменить прошлое. Но я меняю будущее. И это важнее.

Профессор медленно кивнул. Анфиса отпустила его руки и поднялась.

— Вы уже готовы, Леонид Борисович, — уверенно сказала она. — Можете идти в любое время. У вас всё получится!

Карпов встал, выпрямляя спину. На его лице появилось что-то похожее на облегчение.

— Спасибо, дорогая, — сказал он, и в голосе появилось тепло. — За то, что… за то, что не осуждаешь меня. За то, что выжила. И за то, что помогаешь старому дураку увидеть правду.

Когда он ушёл, Анфиса опустилась в кресло, чувствуя тяжесть его боли. Та неизвестная девушка-менталистка из лаборатории Терехова. Она, Анфиса, из лечебницы Фонда. Сколько их было? Сколько юных магов, чьи жизни сломали ради экспериментов?..

Но теперь она могла помочь другим. И это было важнее всего.

Вечерние сумерки сгущались за окном, когда Анфиса услышала решительный стук в дверь. Не три размеренных удара, как у Игнатия Платонова, и не робкое постукивание Карпова. Это был короткий, чёткий звук — как команда к атаке.

— Войдите, — позвала девушка, выпрямляясь в кресле.

Дверь распахнулась, и в кабинет ступила княжна Ярослава Засекина. Медно-рыжие волосы собраны в тугой пучок на затылке, серо-голубые глаза смотрят прямо и жёстко. Камуфлированная форма сидит идеально. На поясе висит меч в ножнах. Каждое движение отточено, каждый жест выверен. Глава ратной компании «Северные Волки», одна из сильнейших боевых магов Угрюма.