Император Пограничья 14 (СИ) - Астахов Евгений Евгеньевич

Я остановился в нескольких шагах от него.

— У вас есть время, — произнёс я негромко. — Уладьте дела. Попрощайтесь с родными.

Харитон кивнул, не отводя взгляда. Повернулся и направился к краю площадки, где стоял Арсений. Младший брат выглядел подавленным — плечи поникли ещё сильнее, лицо осунулось. Харитон обнял его, что-то тихо сказал. Арсений закрыл глаза, кивнул. Братья постояли так несколько секунд, затем Харитон отстранился.

По лестнице взбежала женщина средних лет в дорогом платье с брошкой — супруга Воронцова, с которой я сталкивался на балу. Увидев мужа, она бросилась к нему. Харитон поймал её, обнял крепко. Женщина что-то говорила, всхлипывая, но он качал головой, успокаивал. Затем взял её лицо в ладони, поцеловал в лоб и отстранился. Развернулся и пошёл обратно в центр площадки.

Я наблюдал за этой сценой без удовольствия. Убийство человека, каким бы врагом он ни был, не приносило мне радости. Но иногда другого выхода просто не существовало. Харитон Воронцов не остановился бы. Он продолжал бы плести интриги, подкупать людей, искать способы отомстить. Пока жив он, княжество не обретёт покоя.

Бояре понимали это так же хорошо, как и я. Никто не питал иллюзий относительно исхода поединка. Воронцов был магом, да — Магистр первой ступени, если верить слухам. Но что это значило против того, кто сразил Архимагистра Крамского в открытом бою? Харитон шёл на смерть, и все это знали.

Он остановился в центре площадки, снял пиджак, передал слуге, оставшись в белой рубашке и жилете. Принял из рук слуги ножны. Их со звоном покинул длинный узкий клинок с гравировкой на лезвии — фамильное оружие Воронцовых, судя по гербу на гарде.

Я молча вытащил из ножен свой собственный меч. Сумеречная сталь поблёскивала тускло-серебристым светом. Фимбулвинтер здесь бы не пригодился, учитывая дар моего оппонента. Я слышал, как несколько бояр ахнули, увидев оружие. Легенды о Сумеречной стали ходили по всему Содружеству.

— Начинайте, — бросил я, принимая стойку.

Воронцов дёрнул подбородком, соглашаясь. Поднял свободную руку. Через миг я увидел то, что и ожидал — бледно-голубое пламя вспыхнуло вокруг его ладони. Эфиромантия. Редчайший дар, передающийся по крови. Его отец, Климент Воронцов, обладал тем же. Я помнил этот диковинный огонь, который не жёг плоть, но пожирал магию.

Харитон взмахнул рукой, и волна бледного пламени покатилась по камням прямо на меня девятым валом. Воздух задрожал, исказился. Эфирная магия рассеивала чужие заклинания, осушала магические резервы противника. Против большинства магов это было смертельным оружием.

Но я не собирался применять магию.

Я рванул прямо сквозь пламя на полной скорости. Пламя лизнуло меч, попыталось зацепиться за Сумеречную сталь, но соскользнуло.

Воронцов не ожидал такого. Его глаза расширились, когда я вынырнул из огня в трёх шагах от него. Он попытался отступить, поднял свой клинок в блок. Я нанёс удар снизу вверх, вложив в него всю силу. Наши мечи столкнулись со звоном, и клинок Харитона отлетел в сторону под силой удара. Сталь его оружия не выдержала удара Сумеречного металла.

Я не дал ему опомниться. Продолжив движение, развернул меч по широкой дуге, нарисовав петлю. Лезвие со свистом рассекло воздух и шею Воронцова одним чистым движением.

Голова скатилась с плеч. Тело ещё мгновение стояло, затем осело на камни. Кровь хлынула тёмным потоком, растекаясь по серому граниту.

Я стряхнул капли с клинка, вытер его платком и убрал в ножны. Никакого торжества не чувствовал. Никакой радости. Просто усталость. И понимание необходимости.

Я столкнулся с эфирной магией, когда сражался с Климентом Воронцовым в той палатке в лагере вражеской армии. Почувствовал тогда, как работает этот дар. Как пламя тянется к магическим потокам, пытаясь их разорвать. Однако и до этой встречи я знал слабость эфиромантов — они полагаются на свой дар слишком сильно. Забывают о простом клинке, о физической силе, считая, что без магии их противник окажется беспомощен.

С Клементом было сложнее — там присутствовал второй противник — Ратмир Железнов, отвлекающий внимание. Здесь же не было никого. Только я и Харитон. Только меч и решимость закончить это быстро.

Затягивать не имело смысла. Мой оппонент был мёртв с того момента, как выбрал дуэль.

— Передайте тело вдове, — бросил я через плечо, поворачиваясь к выходу. — Похороните достойно. Он был предателем, но умер с честью.

Бояре расступились, пропуская меня. Я двинулся к выходу из двора, чувствуя, как кровь Воронцова остывает на камнях за спиной. Ярослава молча шла рядом, положив руку на рукоять меча. Её присутствие успокаивало.

— Ваша Светлость! — окликнул меня кто-то сзади.

Я обернулся. Ко мне спешил председатель Боярской думы, боярин Курагин. Седые усы его топорщились, дыхание сбивалось. Он остановился в паре шагов, склонил голову.

— Ваша Светлость, — повторил он, переводя дух. — Что вы намерены делать дальше?

Я посмотрел на него, затем перевёл взгляд на дворец. На его высокие стены, на башни, на знамёна Владимирского княжества, развевающиеся на ветру.

— Закрыть последний незакрытый вопрос, — ответил я спокойно. — Провести суд над Сабуровым. Пусть народ увидит, что узурпаторы получают по заслугам. Независимо от титула.

Я развернулся и пошёл прочь, не оглядываясь.

Экран мерцал голубоватым светом в полумраке кабинета. За окнами небоскрёба простирался Бастион — десятки светящихся башен, пронзающих сумерки. Он сидел неподвижно, просматривая ленту новостей. Пальцы скользили по сенсорной поверхности планшета, безэмоционально перелистывая сообщения. Очередная заметка о ценах на зерно. Интервью с князем Голицыным о торговых соглашениях. Скандал в Ярославле…

Движение остановилось.

«Князь Владимирский избран. Потомок Рюрика продемонстрировал меч предка».

Заголовок висел на экране, но он не читал дальше. Не сразу. Взгляд задержался на словах «потомок Рюрика». Он коснулся заголовка, разворачивая статью.

Текст разлился по экрану: «…маркграф Угрюмский одержал победу на выборах… представил доказательства происхождения от династии Рюриковичей… древний меч, откликнувшийся на кровь владельца…»

Рука непроизвольно сжалась в кулак. На мгновение — всего на мгновение — внутри вспыхнуло что-то горячее, пульсирующее. Он не позволил этому чувству задержаться, гася его силой воли. Эмоции — роскошь, которую нельзя себе позволить.

Пальцы замерли над экраном. Он откинулся в кресле. Мозг уже работал, выстраивал цепочки. Маркграф Угрюмский. Прохор Платонов. Внезапное появление из ниоткуда. Стремительный взлёт. Военные победы. Сумеречная сталь. А теперь — княжеский титул и легендарный артефакт.

Слишком много совпадений.

Он вернулся к статье, читая внимательнее. «…род Платоновых ведёт происхождение от младшего сына Всеволода Большое Гнездо… гемомант подтвердил генеалогическую линию…» Доказательства. Экспертизы. Публичная демонстрация.

Интересно.

Рука потянулась к подбородку, пальцы коснулись гладко выбритой кожи. Меч не мог активироваться для случайного человека. Только определённая кровь. Только определённая линия.

Значит, маркграф действительно тот, за кого себя выдаёт.

Мужчина поднялся, подошёл к панорамному окну. Город раскинулся внизу — сеть огней и дорог, артерии информационных потоков. Эфирнет опутывал Содружество паутиной мнемокристаллов.

А теперь — эта новость. Непредвиденная переменная.

Или возможность?

Он вернулся к столу, открыл защищённый терминал. Несколько команд — и на экране появились досье. Прохор Платонов. Маркграф Угрюмский. Князь Владимирский. Фотографии, документы, отчёты агентов. Он изучал информацию методично, без спешки.

Действия маркграфа говорили о многом. Прямолинейность в бою. Презрение к интригам. Опора на грубую силу. Быстрые, решительные удары вместо долгих манёвров. Даже выборы князя провёл не через долгие закулисные игры, а через демонстрацию мощи.