Император Пограничья 14 (СИ) - Астахов Евгений Евгеньевич

Архаичный стиль ведения дел.

Уголок губ дрогнул. Забавно.

Он закрыл досье, сплёл пальцы в замок. Нужно просчитать варианты.

Свежвыбранный князь силён, но неопытен в современных реалиях. Наверняка не понимает истинной расстановки сил. Правитель с контролем над Сумеречной сталью и растущим влиянием — ценный актив. Такого союзника стоит заполучить.

Вопрос только в подходе.

Он потянулся к магофону, но остановился. Нет. Торопиться не стоит. Сначала нужна дополнительная информация. Нужно проследить за князем. Составить психологический портрет. Выявить слабости, амбиции, желания.

Знание — сила. Особенно когда речь идёт о потенциальных союзниках.

Или противниках.

Он поднялся и шагнул к окну. Город мерцал огнями внизу. Где-то там, за тысячами километров, князь праздновал победу. Носил корону. Держал в руках древний меч.

Улыбка тронула губы — холодная, лишённая тепла.

Интересный поворот. Очень интересный.

Он вернулся к столу, открыл защищённый канал связи. Пальцы забегали по клавишам. Сообщение формировалось чётко, без лишних слов.

«Усилить наблюдение за Владимиром. Полное досье на нового князя и его окружение. Анализ действий, связей, целей. Приоритет — максимальный».

Отправка.

Экран погас. Он остался сидеть в полумраке, глядя на ночной город.

Одна мысль пульсировала в его голове, словно уродливая опухоль.

Ирония судьбы? Или закономерность, заложенная в самой природе магии?..

Ноготь скрёб по камню, оставляя тонкую царапину. Ещё одна. Ещё один день в этой каменной могиле. Узник отстранился от стены, глядя на результат своих трудов. Вся камера была исчерчена такими метками — сотни, тысячи чёрточек, покрывавших серые блоки плотным узором. Он давно перестал их считать. Какой смысл? Время здесь не имело значения. Только бесконечная череда одинаковых дней, размытых в монотонную пытку существования.

Он опустился на холодный пол, прислонившись спиной к стене. Цепи на запястьях звякнули — тяжёлые, аркалиевые. Они гасили магию, превращали его в обычного смертного. Почти обычного. Если бы не одно проклятое обстоятельство.

Он не мог умереть.

Сколько раз он пытался? Десять? Двадцать? Разбивал голову о стену, пока охрана не вламывалась в камеру. Пытался перегрызть вены на запястьях. Голодал неделями, пока тело не превращалось в скелет, обтянутый кожей. И каждый раз — каждый чёртов раз — он просыпался. Раны затягивались. Кости срастались. Плоть восстанавливалась.

Бессмертие. Дар? Проклятие? Он больше не знал. Знал только, что это делало его идеальным объектом для экспериментов.

Воспоминание вспыхнуло, как всегда — без предупреждения, утягивая в прошлое.

Белые стены лаборатории. Яркий свет магических ламп, режущий глаза. Он лежал на металлическом столе, прикованный ремнями, пока фигуры в халатах склонялись над ним. Один что-то бормотал на чужом языке, водя руками над его грудью. Другой делал записи на планшете, не отрывая взгляда от светящихся рун.

— Регенерация продолжается, — проговорил тот, что слева, его голос был отстранённым, научным. — Сердце остановилось на сорок две минуты. Полное восстановление функций через час четырнадцать минут.

— Берём образец костного мозга, — ответил второй. — Нужно понять механизм на клеточном уровне.

Боль. Сверло, вгрызающееся в бедренную кость. Он кричал, но никто не останавливался. Это не пытка. Это наука. Холодная, бесстрастная наука, для которой он был просто материалом.

Узник встряхнул головой, разрывая воспоминание. Руки дрожали. Он сжал их в кулаки, пытаясь остановить тремор. Не помогло.

Как он вообще здесь оказался?

Другое воспоминание. Более давнее. Более мучительное.

Тьма. Холод. Что-то чужое, проникающее глубже кожи, глубже мыслей. Он пытался сопротивляться, но границы между собой и не-собой размывались, истончались, рвались.

Обрывки. Лица, которые он знал. Голоса, которые узнавал. Движения, которые совершало его тело, но не он сам. Или он? Где заканчивался он и начиналось оно?

Узник зажмурился, но образы всё равно проступали. Момент, после которого всё изменилось. Момент, который нельзя забыть. Нельзя исправить. Никогда. НИКОГДА.

А потом — холод. Другой холод. Тот, что резал, жёг, освобождал.

Конец.

Или начало?

Узник открыл глаза, чувствуя, как по щеке ползёт влага. Слеза. Первая за… сколько? Месяцы? Годы? Он потерял счёт.

Он помнил, как его нашли. Не друзья. Не соотечественники. Враги, которые увидели в нём не человека, а ресурс.

Сколько лет он здесь? Двадцать? Пятьдесят? Больше? Камера. Лаборатория. Боль. День за днём. Бесконечная петля страдания без надежды на конец.

Воспоминания — это всё, что ему оставалось. Пытка хуже любых экспериментов. Он прокручивал их снова и снова, пытаясь найти момент, когда всё пошло не так. Пытаясь понять, мог ли он что-то изменить.

Не мог. Он знал это. Но продолжал искать.

Шаги снаружи камеры оборвали поток мыслей. Он поднял голову, прислушиваясь. Два голоса — охранники. Американцы, судя по акценту.

— … читал новости в Эфирнете? — проговорил один, его голос был насмешливым. — Там в этих русских княжествах творится какая-то клоунада.

— Что ещё? — откликнулся второй, явно незаинтересованно.

— Нашёлся какой-то потомок Рюрика. Князем избрался. Меч предка демонстрировал и всё такое.

Узник замер. Сердце, которое билось ровно и монотонно тысячи дней, вдруг ёкнуло.

— Серьёзно? — в голосе второго охранника появилось любопытство. — И что, настоящий потомок?

— Ну, они там проверки всякие проводили. Гемомант кровь анализировал. Меч этот… как его…? Активировался. Типа, магический замок на крови рода. Не подделаешь.

Слова ударили его, как молот в солнечное сплетение.

— Хм, — протянул второй охранник. — Ну, забавно. Эти русские всегда любили свои театральные штучки. Помнишь, как в прошлом году один граф…

Голоса отдалились, растворившись в коридоре.

Но узник больше не слушал.

Он сидел неподвижно, уставившись в противоположную стену. Мысли метались в голове, складываясь в невозможные комбинации.

Меч активировался. Значит, кровь настоящая. Линия не прервалась, несмотря на века.

Кто-то из рода снова поднялся. Собрал силу. Стал князем.

Узник почувствовал, как что-то шевелится в груди. Не боль. Не страх. Что-то другое. Что-то, чего он не чувствовал так долго, что почти забыл название.

Надежда.

Слабая, хрупкая, почти нереальная. Но она была.

Он прижал ладони к лицу, чувствуя, как слёзы текут сквозь пальцы. Плечи тряслись. Годы отчаяния, запертые внутри, вырывались наружу.

Если кто-то из рода жив… если этот человек достаточно силён, чтобы стать князем… если меч откликнулся на его кровь…

Тогда ещё не всё потеряно.

Тогда есть шанс.

Шанс рассказать правду. Объяснить, объяснить, объяснить…

Шанс попросить прощения. Хотя он не знал, есть ли прощение тому, что он сделал.

Но если есть хоть малейшая возможность…

Узник поднял голову, глядя на дверь камеры. За ней — коридоры. За коридорами — лаборатории. За лабораториями — весь проклятый комплекс, где его держали как подопытное животное.

А где-то там, за тысячами километров океана и суши, некто снова ходил по земле. Строил. Сражался. Жил.

Надежда разгоралась ярче, прогоняя тьму отчаяния.

Он должен выбраться. Как-нибудь. Когда-нибудь. Найти способ разорвать цепи, обмануть охрану, преодолеть защиту.

Потому что если есть хоть призрачный шанс…

Узник вытер слёзы тыльной стороной ладони. Встал, несмотря на тяжесть цепей. Подошёл к стене и нацарапал ещё одну чёрточку.

Но на этот раз она означала не просто прожитый день.

Она означала день, когда вернулась надежда.

Глава 15

Главное здание суда Владимира встретило меня высокими потолками и строгими колоннами серого мрамора. Я шёл по широкому коридору к залу заседаний, ощущая непоколебимое спокойствие. Последний незакрытый вопрос. Последняя точка в истории узурпатора Сабурова.