Человек государев (СИ) - Горбов Александр Михайлович

Добравшись до своей комнаты, в кровать я не лёг, а рухнул. И тут же заснул как убитый.

Проснувшись и увидев над собой беленый потолок, я улыбнулся. Опасался, что Захребетник действительно погонит выполнять гимнастические упражнения, и в следующий раз я себя осознаю посреди двора делающим наклоны и приседания. Хорошо, если Захребетник хотя бы одеться не поленится, с него станется и полуголым выскочить.

Но повезло. Про свои угрозы Захребетник то ли забыл, то ли просто меня пугал. Я уже понял, что валяться в кровати, предаваясь блаженному ничегонеделанию, ему нравится не меньше, чем мне. Тем более, что сегодня суббота. На службу идти не надо…

Я блаженно потянулся.

«Четверть часа», — сказал Захребетник.

— И тебе доброе утро. Какие ещё четверть часа?

«У тебя осталось четверть часа на то, чтобы успеть к завтраку. Там уже со столов убирают».

Я выругался и вскочил.

— Раньше разбудить не мог⁈

«Я тебе кто, лакей? — встречно возмутился Захребетник. — Может, мне ещё сходить поесть за тебя?»

Угу. То есть, как лазить ночью по воровским малинам и запертым кабинетам — это мы пожалуйста, с полным удовольствием. А как поднять меня и отвести умываться хотя бы за полчаса до окончания завтрака, чтобы я не нёсся, как сумасшедший, — тут мы сразу морду воротим!

Но продолжать препирательство я не стал, времени не было. Побежал умываться.

В столовую ворвался за десять минут до того, как кухарка должна была закрыть двери. Принял из её рук тарелку гурьевской каши, горку оладьев и вазочку с вареньем. Сел за стол и принялся насыщаться, делая вид, что недовольный взгляд кухарки не замечаю.

Постояльцы, в чьё проживание входил завтрак, уже поели и разошлись, в столовой я был один. Да и вообще в доме стояла тишина. Я вспомнил, что на службе обсуждали — сегодня открывается ярмарка. Большое событие. Всякие там народные гулянья, цирковые представления, лотереи-аллегри и прочее. Погода на улице прекрасная, чем не повод выбраться в люди?

Я и сам собирался на ярмарку вместе с Зубовым, он обещал за мной зайти. Только вот произойдёт это едва ли раньше, чем через два часа, по выходным Зубов дрыхнет до полудня… Ну и отлично, я тоже никуда не спешу. Сбегаю на угол за сегодняшней газетой, ещё и журнал какой-нибудь куплю. Залягу в кровать, закину ногу на ногу и прекрасно проведу время.

С этими светлыми мыслями я вышел из столовой. Собирался подняться наверх, чтобы взять кошелёк, и направился к лестнице. Но, едва начав подниматься, услышал странный звук. Он был приглушен, едва слышен, но я насторожился. Замер, прислушиваясь. Звук раздался снова.

«Под лестницей, — определил источник звука Захребетник. — Там каморка, в которой швабры для уборки хранят. И вёдра с тряпками».

Спрашивать, откуда он это знает, я не стал. За то время, что здесь жил, Захребетник успел изучить дом вдоль и поперёк. Знал его уже, наверное, лучше, чем госпожа Дюдюкина.

— Что там? — спросил я.

«Сам посмотри». — Захребетник мне показался недовольным.

Я сбежал на три ступеньки вниз, завернул под лестницу и остановился напротив узкой скошенной двери.

Звук раздался снова. И теперь уже сомнений у меня не осталось. Я, постучав для приличия, приоткрыл дверь.

В крошечной каморке, на корточках у стены сидела Аглая. Она закрыла лицо руками и плакала. Звук, который я услышал, был приглушенным рыданием.

— Что случилось? — спросил я.

Прозвучало, наверное, слишком резко — Аглая вздрогнула. Быстро отёрла слёзы и попыталась сделать вид, что плакать не думала.

— Ничего, Михаил Дмитриевич. Это вам, видать, показалось.

— Ну, конечно, показалось. Я глухой, по-твоему? И слепой?

Аглая по-детски шмыгнула носом. Упрямо пробормотала:

— Показалось… Позвольте пройти.

Она встала и попробовала прошмыгнуть мимо меня. Я поймал её за руку.

Аглая резко обернулась.

— Отпустите!

— Не отпущу, пока не скажешь, что случилось. Кто тебя обидел? Ну?

Губы у Аглаи дрогнули. Она уткнулась лицом в моё плечо и зарыдала снова.

Глава 22

Отмычка

Старшим у нас в семье был Илья, за ним шла сестра Анна. За Анной — я, а за мной две младшие сестры, Лиза и Оленька. Росли мы все вместе, и с девчачьими слезами я был знаком не понаслышке. Твёрдо знал, что утешать Аглаю сейчас бессмысленно, нужно подождать, пока сама успокоится и всё расскажет. А для этого отвести куда-нибудь в укромное место, не торчать же посреди дома у всех на виду.

— Идём.

Я приобнял Аглаю за плечи и повёл по лестнице наверх, к себе в комнату. Она шла, как слепая, спотыкаясь на ступеньках, и рыдала всё горше.

«Крепко принакрыло», — прокомментировал Захребетник.

Он пытался говорить в своей обычной насмешливой манере, но я почувствовал, что растерян. Ну, ещё бы. Плачущих женщин успокаивать — это тебе не морды бить.

«Помолчи, — мысленно одёрнул я. — Вот сейчас вообще не лезь».

Захребетник, как ни странно, послушался. В своей комнате я усадил Аглаю в кресло, налил в стакан воды. Поставил стакан на стол рядом с девушкой и отошёл к подоконнику. Прислонился к нему спиной.

Долго ждать не пришлось. Когда слёзы у Аглаи закончились, хлынули слова. Такой же полноводной рекой, как перед тем рыдания. Я слушал и мрачнел всё больше.

Мой сосед Куропаткин поселился в доме Дюдюкиной три месяца назад. Довольно быстро разобрался, что Аглая — нанятая прислуга, роднёй Дюдюкиным не приходится, а у самой Аглаи из родственников — только старая мать. Ни отца, ни брата, ни жениха, заступаться некому. А местом девушка дорожит. Когда Куропаткин это понял, Аглае проходу не стало. Он подкарауливал её в коридорах, на чёрной лестнице, изобретал предлоги, чтобы Дюдюкина отправила горничную к нему в комнату.

До недавнего времени Куропаткин держался в рамках приличий. Виться вокруг Аглаи — вился, мерзкие намёки делал, но руки не распускал. И вдруг как с цепи сорвался. Поймал Аглаю в коридоре, прижал к стене и начал требовать…

Аглая смешалась и опустила голову.

— Погоди, — вспомнил я. — Это неделю назад было?

— Ну да. — Аглая снова всхлипнула. — Я сперва не поняла, с чего это он. Смирный же был! Хоть и противный. Подумала, может, на солнце перегрелся али желчь в голову ударила. А потом сообразила.

— Что?

Аглая отвела глаза.

— Куропаткин тогда увидел, как я из вашей комнаты выходила. Это поутру было, помните? Мы с вами чай пили.

Ну, ещё бы. Я вспомнил, как Захребетник заставил меня выглянуть в коридор. И мерзкий голос Куропаткина как будто заново услышал. И что стоило, спрашивается, ещё тогда морду ему набить?

«Во-от, — поддержал мои мысли Захребетник. — Наконец начинаешь понимать! Мерзавцев надо учить сразу, не отходя от кассы! Рассчитывать на то, что мерзавец сам собой перестанет быть мерзавцем, — это как надеяться, что зимой снег не пойдёт».

«Да погоди ты», — мысленно отмахнулся я.

Вслух сказал Аглае:

— Помню. И что?

— Ну, что… Куропаткин за всеми шпионит да подглядывает, а судить по себе привык. Увидал, что я от вас выхожу ни свет ни заря, вот и подумал дурное. Решил, будто… — Аглая покраснела и не договорила.

— Ясно, — процедил я. — Так. И что же дальше?

— Ну… Я к нему не пошла, конечно. А он на другой день снова меня подкараулил и говорит: «Вот ты, значит, как? Не хочешь по-хорошему? К этому мальчишке со всех ног бежишь, а от меня нос воротишь? Ну, берегись! Узнаешь ещё Куропаткина! Со свету тебя сживу». И аж зубами заскрежетал со злости. Я напугалась, не знала, чего и ждать, но он после этого притих. Мимо меня ходил несколько дней так, будто вовсе не замечает. Я до того обрадовалась — передать не могу! Думаю, ну слава тебе господи, забыл обо мне! А нынче утром хозяйка к себе позвала и говорит: «У господина Куропаткина пропали золотые запонки, наследство его покойного папеньки. Ты не видела?» И смотрит строго.

— Та-ак, — протянул я. — А ты их видела, эти запонки?