Трибунал (СИ) - Смородин Павел

Я не обвиняю Анри-Филиппа. Он — такая же жертва, как и мы все. Он — последний настоящий офицер, и смерть его не доставила мне радости. Я не обманываю и не лукавлю.

Я сожалею о его судьбе.

Признаюсь вам, что схитрил, вписав Пулара в свой список. Возможно, я думал тогда о нем хуже, чем было на самом деле. Или же я вспомнил, что он, как и я, далеко не железный. На руках моих нет его крови в буквальном смысле. Он сделал все сам, нужно было лишь напомнить ему о том, кем он был и во что верил. Верил всегда и только на время забыл.

Мне жаль его, и я прошу вас со страниц принести наши искренние соболезнования всей его семье. То, через что прошел он, и то, что вынесли вы, — чудовищная несправедливость. Дети не должны стыдиться отцов, так что предостерегаю вас от этого. Я знал Анри всю свою жизнь и более достойного офицера не встречал. Клянусь остатками своей чести, что не соврал и ни единым словом не покривил душой.

Что же до нашего второго обвиняемого… Господин Барр, по моему мнению, глубоко нездоров. Он так искренне жаждал Стелландский уголь. Так хотел его получить в свое пользование, что не побоялся предложить в высшей степени авантюрный план. План, который привел к объявлению войны, к тысячам потерянных жизней и разоренных домов. На месте императора я бы давно уже приказал поставить ублюдка к стенке, за то, к чему привела его «маленькая победоносная война, которая вернет нам господство в регионе».

Он врал прилюдно, что жизни наших братьев из Стелланды его приоритет, вот только это было не более чем оправдание для собственной мелочности и желания нажиться. Он — отличный пример того, как люди, имеющие все, не могут сдержать собственную алчность. Они придумывают цифры, которыми жонглируют, сменяют маски и предают собственные принципы.

Гуго Барр объявлял себя верным сыном церкви, однако поклонялся он только золотому тельцу.

Что же, мы дали ему сполна всего того, что он требовал, — железа и угля. Тело господина министра полиция найдет, если пройдет согласно карте, приложенной к этому письму. Он немного обгорел, однако его легко узнать по приметным украшениям, которые остались при нем.

Мы палачи, а не воры.

К сожалению, не могу написать вам новых имен в мой список, потому как это может повлиять на воплощение моего плана, могу только сказать, что лично назову вам четвертого приговоренного.

В свой час.

А до этого момента я прощаюсь с вами, любезная госпожа Галарте. Передавайте привет своему любезному другу из полиции, его я тоже вскоре проведаю.

Полковник'.

Третье письмо, присланное в «Тарлосс Таймс» на имя Ирмы Галарте. Приведено без купюр.

Глава 28

Кузнечик смотрел на то, как пара офицеров вывела министра угля и стали с корабля. И хотя на голове у него был надет мешок из плотной холстины, но по походке и осанке можно с легкостью догадаться, что Гуго Барр не на шутку напуган. Он мелко семенил и вздрагивал даже при намеке на удар.

На его фоне Дуарте резко прибавил очков в рейтинге мужественности.

Не сильно, но все же.

Яни до этого видел министра всего пару раз, да и то в детстве. До войны мама часто устраивала званые вечера и приглашала домой всю возможную богему. Она доставала свою толстую записную книжку, затем усаживалась за телефон и долго обзванивала всех знакомых. А на следующий день дом превращался в настоящий приют для всей возможной творческой элиты: писатели, певцы, актеры и актрисы, иногда и кто-то посолиднее.

Гуго Барр был именно из них.

Сестра еще и в планах даже не фигурировала, так что практически все женское внимание доставалось ему. Порой, когда компания собиралась более мужская, кто-то из знакомых отца уделял пару минут и ему. Тогда, в детстве, Барр показался Кузнечику каким-то неприятным, медлительным и дурно пахнущим. Годы спустя мальчишка узнает про алкоголь, но в то время этот странный дядя просто вызвал отторжение. Маленький Яни четко решил для себя, что этот папин знакомый — нехороший и держаться от него стоит подальше.

Сейчас же от одного его вида хотелось блевать.

Одет он был дорого и солидно — костюм явно пошит на заказ в «Аполло» или в другой солидной мастерской по изготовлению деловой одежды. Все элементы неплохо подогнаны по фигуре, вот только главная незадача была в том, что само тело подкачало. Жирный, лысый и нескладный, фигурой он больше походил на женщину в годах, чем на мужчину.

Конвоиры подвели пленного к месту суда и стянули с головы мешок.

Как и ожидалось, под ним выглядел он в высшей степени хреново. Ребята из группы захвата явно не жалели ни рук, ни ног — били так, чтобы точно сломить волю к сопротивлению и отбить желание дурить.

Ну и кое-что сломать, если получится.

Нос, губы и десны его оказались разбиты серией коротких резких ударов от Энди. Без мешка на голове Гуго Барр осмотрелся. Заметив собравшихся, он разом побледнел еще сильнее, а затем издал звук, напоминающий крик кита.

— Нет-нет-нет-нет, — залепетал министр и упал на песок. — Не бывает… Это все сон, я сейчас проснусь.

Кузнечик нервно сглотнул. Именно эти слова сказал перед смертью Гараев. Украдкой он взглянул на Блума, Гангрену и остальных. Ничто не выдавало их замысел. Все четверо стояли, вытянувшись во фрунт, и только ненавидящие глаза выдавали истинные чувства у них внутри.

Министр меж тем утратил остатки достоинства. Он что-то еще шептал, но сделал это так тихо, что даже стоявший в первом ряду Кузнечик не смог разобрать.

— Встаньте. — Полковник сделал несколько шагов в его направлении.

Министр не ответил, он раскачивался из стороны в сторону и что-то бубнил.

— Господа, приведите подсудимого в чувство, — приказал Полковник и указал конвоирам на валяющееся тело.

Солдаты быстро взяли его под руки и резким рывком поставили на ноги. Пара ударов в живот заставила мужчину болезненно сжаться.

— Если продолжите истерить, то я прикажу повторить, — произнес Полковник и с отвращением взглянул на перепуганного министра. — Стойте ровно, как подобает мужчине. Хотя бы раз в жизни, Барр. Мы поняли друг друга?

— Пожалуйста, больше не надо, — простонал министр, но, встретив холодный взгляд их командира, он просто закивал, словно детская игрушка неваляшка.

— Думаю, вы не предполагали такого развития событий, а, Гуго?

— Почему я? Я — министр угля и стали, я не… я не имею отношения к войне. Никакого.

— Замолчите! У вас еще будет время для того, чтобы попытаться оправдаться. А пока я объявляю второе заседание нашего трибунала открытым. Господин министр, я от лица своих людей, — Полковник обвел толпу солдат рукой, — обвиняю вас.

В ответ послышалось хныканье и шмыганье из разбитого носа.

— Мы обвиняем вас, господин министр, в том, что вы, будучи императорским должностным лицом, привели страну к войне. Именно вы на посту министра угольной и стальной промышленности саботировали продление договора о совместном владении Стелландскими шахтами. Именно вы составили текст договора так, что гутты отказались его подписывать. Вы нарушили договор, который просуществовал больше ста лет. Ста! Вы ответственны за весь тот кошмар, который тянулся пять долгих лет и последствия которого страна до сих пор расхлебывает. Возражения по сути обвинения?

— Я не думал, что все так обернется, — завыл министр. — Клянусь вам, не думал!

— Не думали? — Эти слова Полковник произнес особенно резко. — Вы не думали? Вы — чертов министр Поморской империи! Вы должны думать.

— Это должна была быть…

— Замолчите!!! Ни слова о «маленькой победоносной войне». Хоть раз вы скажите эту глупость, и, клянусь, я прикажу отрезать вам ваш чертов язык. «Маленькая победоносная война» стоила нам почти два миллиона человек только убитыми. Количество раненых, увечных и пропавших на полях боя не оценить. А все ради чего? Чтобы вы прогнули конкурентов?

— Я не…

— Молчать! — Полковник говорил сквозь стиснутые зубы. — Мы умирали на полях за вашу жадность! Вашу непомерную жадность, Барр. Но вы же об этом не думали. Вы не думали, когда консервировали шахты на юге. Слишком дорого, очень грязный уголь — так вы думали? Так? Я вас спрашиваю!