Трибунал (СИ) - Смородин Павел

— Это было нерентабельно! Все должно было…

— А то, что первым же экономическим ударом после вашего демарша гутты нас отрежут от Граасского бассейна? Что у них есть огромная экономическая дубина, которой нас огреют, вы тоже не знали? Нет! Что все производство встанет без угля вы тоже не сообразили?

Министр завыл пуще прежнего.

— Вы думали об этом, господин министр, или такая аналитика — это для вас недоступная высота?

— Ничего не предвещало. — Слезы и сопли текли у мужчины по лицу, и выглядел он мерзко.

— Вы дурак?

В строю кто-то хмыкнул. Полковник резко обернулся и строго взглянул на строй, так что каждый сейчас же подобрался и втянул живот. Непонятно почему, но этот разговор вывел его из себя, и никто не хотел попасться старому командиру под горячую руку.

— Так или иначе, но вы виновны в начале боевых действий. Ваша жадность ее начала, а ваша глупость сделала нас слабыми, — произнес Полковник. — Сколько угодно можно твердить, что мы сильны духом, что нас поддерживает сам господь, вот только это не произведет недостающие винтовки. Их должны были сделать на заводах, которые встали из-за введенного против нас эмбарго. Тупой вы урод.

Пленник остолбенел, готовый к тому, что теперь его застрелят. Вот только у Полковника на него были явно другие планы.

— Скажите-ка мне, господин министр, — начал вдруг полковник спокойным тоном, — вы не узнаете место?

Он провел рукой вокруг, стараясь не подставлять спину. Барр, конечно, слизняк и вряд ли что-то сделает, но лучше не давать ему даже подумать об этом.

— Я-я-я… впервые вижу…

— Район Коулбэй, или Уголек. Тут раньше разгружались баржи с углем и железом.

Яни, пока прогуливался, многое успел рассмотреть. Чуть вдали лежала огромная колонна доменной печи. Когда все встало, никто не озаботился ее нормальной остановкой. Какой-то умник вроде этого перепуганного ублюдка или нечестный торговец типа Дуарте решил, что это слишком дорого или муторно.

Печь просто остановили одним днем.

Чугун встал колом, и понадобилось больше десяти лет, чтобы он обрушился под собственным весом.

Полковник меж тем продолжал:

— Как вы понимаете, мы не звери и представляем здесь высший суд. А это значит, что у вас будет шанс. Господа!

На этих словах конвоиры принялись толкать пленного в направлении небольшого открытого контейнера. Пленный семенил за ними. Картина могла бы показаться смешной, если бы никто не знал о планируемом финале.

А так только лишнее затягивание времени.

Видимо, так же подумал и конвой. Солдаты, как могли, подгоняли министра. Наконец, когда до контейнера оставалось всего несколько шагов, конвоиры отпустили пленного.

Министр получил ощутимый тычок в спину и растянулся на асфальте.

— Лезь внутрь, — приказал тот, что казался более старым, и министр безвольно выполнил все.

— Я…

— Лезь или башку прострелю.

Сгорбленный и поникший Гуго Барр принялся взбираться по скобам.

— Тут высоко!

Вместо ответа один из солдат выхватил пистолет и пальнул рядом с замершей фигурой. Пуля обожгла руку, и Барр вскрикнул. Легкая царапина, на войне это даже за ранение не считали, но министр повалился вниз, словно пуля попала ему в голову.

Грохнуло нехило.

Полковник подошел к контейнеру.

— Отлично, господин министр, а теперь придется поработать, — с усмешкой произнес Полковник. — Вылезете из бака сами за пять минут, и получите наше прощение. Всего-навсего вылезти, Барр.

На этих словах Полковник взмахнул рукой, и стрела подъемного крана ожила. Кто-то весьма опытный запустил в работу эту дуру, и манипулятор зачерпнул большую кучу наваленного рядом угля.

Первая порция руды упала в противоположном конце контейнера, и министр что было сил заорал.

Оказавшись внутри, Барр встал и осмотрелся. Вокруг был только мусор и черная грязь.

— Вы же обещали! — кричал он в слезах.

— Вы же хотели угля. Вот он, стелландский антрацит, высшей категории. Чистый, горит практически без золы, а температуру дает, как в аду. Но, думаю, что вы в курсе.

— Выпустите меня! Я все понял! Все понял!!!

В ответ командир только рассмеялся:

— Так легко не получится. Я уже сказал вам, как получить помилование. Вылезете — будете жить.

Второй удар угля о сталь. Третий. Министр закричал и заскребся по стальному нутру бака, словно крыса.

Кузнечик наблюдал за этим воистину страшным представлением и обливался потом. Одно дело обсуждать, а другое — лицезреть, как механический монстр заживо хоронит человека.

На пятом ковше министр закричал так истошно, что многие в строю невольно дернулись, и только холодный взгляд Полковника их остановил.

Гуго Барр захлебывался.

Угольная пыль забивалась повсюду. Уже на первом ковше она наполнила рот и глаза, залилась в ноздри и легкие. Рана жгла.

Огромный «чемодан» упал рядом и раздробил пальцы на правой ноге. Министр закричал так сильно, что мелкая угольная пыль заползла ему в глотку.

На третьем ковше его полностью сдавило.

Полковник сверился с карманными часами. Пять минут вышли. Из милосердия он подождал еще минуту. Ничего, как и ожидалось, обвиняемый свое испытание не сдюжил.

Ну и ладно.

— Что же, — спокойно произнес Полковник, — господа, приступайте.

От строя отделилась пара солдат. Кузнечик смотрел, как они быстро и ловко взяли по бутылке с воткнутым фитилем.

Запалили.

Броски были точными, словно на учениях. Послышался звук разбившегося стекла, а через мгновение внутри контейнера полыхнуло.

Мелкая пыль буквально взорвалась. Огненный столб поднялся на добрый десяток метров. Яни стоял и смотрел на этот кошмар, даже с такого расстояния он чувствовал жар и запах горелого мяса.

За время своего пленения Лукас порядком осунулся и побледнел. Кто-то из помощников Полковника оказал ему нехитрую помощь в обработке покалеченной руки.

Дверь со скрипом открылась, и на пороге его узилища появился Полковник. Священник поднял глаза на своего пленителя.

— Как вы, святой отец? — спросил Генрих участливо. Голос его был тихим и каким-то усталым.

— Милостью господа держусь, — ответил Гулан и постарался придать лицу равнодушное выражение.

— Пожелания у вас будут?

— Хотелось бы покинуть столь гостеприимное место, но, думаю, вы не согласитесь.

Полковник улыбнулся одними уголками губ.

— Не сейчас, может быть потом, когда все закончится.

Лукас строго взглянул на него.

— Когда все закончится… Рад, что вы действительно так думаете. Вот только вы не понимаете кое-чего.

— Чего же? Поделитесь.

— Вы распахнули двери в ад.

— Красивая метафора.

— Это не метафора. Вы кое-чего не поняли, Генрих. Вы — это показатель того, что за смертью что-то есть и оттуда можно сбежать.

— И?

— Как вы думаете, сколько в городе умных людей и сколько из них богаты?

Полковник слушал не перебивая и с каждой минутой все больше и больше мрачнел.

— Вижу, до вас начало доходить. — Гулан сел ровно и каждым своим словом заколачивал по гвоздю в крышку гроба уверенности Полковника. — Они поймут, кто вы, как вы обманули смерть, и захотят это повторить.

— Не посмеют.

— Войны начинались из-за всего подряд. Порой даже из-за сущей безделицы. Как думаете, кто-то остановится перед чертой, если за ней будет как приз лежать бессмертие?

Слова священника имели смысл. Только сейчас Полковник начал понимать, что самим своим существованием нарушает мировой порядок.

— Что я должен сделать, святой отец? — спросил он поникшим голосом.

— Отпустить своих людей.

— Не могу.

— Можете. — Лукас произнес это жестко, безапелляционно. — Только вы их держите здесь.

— Я не могу этого сделать. Они… Они заслуживают отмщения. И они его требуют.

Священник рассмеялся:

— Не они, а вы. Они не больше чем тени. Ваши воспоминания о них. Вы и только вы имеете значение, господин генерал.