Аттестат зрелости (СИ) - Рюмин Сергей

Постепенно жизнь стабилизировалась. Я приучился выходить из дома в 7.20, минут 30–40 трястись в холодном салоне «Икаруса» от своей остановки до Химика. И так же добираться до дома.

Ленке Крутиковой, которая Жазиль, приходилось хуже. Её родители получили квартиру в «Храповке» (микрорайон Храпово, по названию бывшей здесь раньше деревни), а это плюс еще одна пересадка. Иногда утром я с ней пересекался в «пятёрке». По дороге она мне даже как-то призналась, что если бы предполагала бы про эти транспортные «приключения», перевелась бы сразу в местную школу, а не осталась доучиваться в Химике. А сейчас, за полгода до выпускных экзаменов, уже поздно переводиться. На почве совместных поездок мы даже немного стали ближе. Не любовники, не близкие друзья, но уже приятели.

В школе тоже жизнь «устаканилась». Вторая учебная четверть на события оказалась не очень богатой.

После каникул появилась Елена Витальевна, но уже через неделю снова исчезла. На этот раз навсегда. Карабалак сказал, что физичка перевелась куда-то в городскую школу и даже вроде не только на предметника, но и на должность завуча.

Неделя пребывания в школе для Серединой явно была не сахар. Стоило ей пройти по коридору, как за спиной кто-то изображал характерный звук избавления организма от газов. Сначала Елена Витальевна реагировала на эти дразнилки в своём духе: разворачивалась, возвращалась с грозным видом, подходила к предполагаемым виновникам, пытаясь угадать, кто это посмел. Но тут же с другой стороны уже другие школьники «выпускали газы».

После пятой или десятой такой выходки Елена Витальевна сдалась и перестала обращать на это внимание.

Малевская Людмила Николаевна, как и говорил Карабалак, стала парторгом школы и «куратором» деятельности комитета комсомола. Мои ожидания, что с ее приходом на «кураторство» станет полегче, совсем не оправдались.

Теперь каждое утро я с Мишкой, как ответственные за радиоузел, начинали день в кабинете директора, где находился школьный радиоузел.

— Внимание! Говорит школьный радиоузел, — произносил я в микрофон каждое утро. После чего начиналась десятиминутная радиопередача.

По понедельникам я читал политинформацию, вторники и четверга были посвящены новостям науки и техники, по средам — в мире животных, по пятницам — «пионерские вести», а в субботу — про спорт.

Хорошо, что я готовил только передачу по понедельникам. В остальные дни передачи готовили другие учащиеся, назначенные Малевской. Иначе бы я точно спёкся!

Теперь на каждый первый урок мы с Мишкой на вполне законных основаниях опаздывали минут на 10, а то и больше. А если из учителей кто-то начинал возмущаться, ссылались на директора. Дескать, все вопросы к нему.

Существенно возросла и учебная нагрузка. По десяти предметам — русский, литература, алгебра, геометрия, химия, физика, биология, иностранный язык, история, обществоведение — стали больше задавать домашних заданий. А после новогодних каникул, со слов учителей-предметников, нас ожидает разбор экзаменационных билетов (на примере прошлогодних), примеров и задач.

Одно радовало — нас, как выпускной класс, почти полностью освободили от общественных нагрузок, включая подготовку к школьному новогоднему концерту и всяким сборам макулатуры, металлолома, а также от шефской помощи пионерским классам, вроде посиделок на собраниях и торжественного присутствия на тех же сборах металлолома.

Я постепенно отдалился от своих друзей Андрея и Мишки. Спустя три недели я вдруг поймал себя на мысли, что ни разу больше не сходил ни в кино с ними, ни на дискотеку. Даже на подготовительные курсы в политехнический институт, куда три раза в неделю по вечерам ходили Мишка и Андрей, я так и не записался.

Заметив мою загруженность, Альбина тоже старалась меня не особо «дёргать», ограничиваясь вечерними посиделками раза 2–3 в неделю по будням. Но стабильно один выходной мы с ней куда-нибудь да вырывались — в кино, а попутно и в кафе или на дискотеку, но уже здесь, в городе. В Химик как-то стало ездить уж очень не удобно да и далеко вроде.

Как ни странно, но старик-фарцовщик Гершель Самуэльевич за полтора месяца не нашел мне ни одного пациента, желающего поправить здоровье. Зато достал мне отличную зимнюю куртку «аляска» и всего за 120 рублей.

Пару раз я звонил в лесхоз Василию Макаровичу, чтобы узнать, как идет ремонт в моей «усадьбе». В начале декабря лесник в телефонном разговоре пообещал выбрать время и приехать за мной, чтобы я лично убедился, что всё идёт нормально. То ли он так пошутил, то ли подумал, что я ему не доверяю.

Когда я поведал Альбине про визит лесника перед новым годом и предстоящую поездку в Кочары в своё поместье, она тут же напросилась ехать со мной. Я, конечно же, согласился. Ей давно пора было познакомиться со своей будущей наставницей.

Дубки колдуну и оборотню я посадил как надо. И каждый вечер перед медитацией обрабатывал их заклинаниями. Кроме того, в цветочном и хозяйственном магазинах прикупил для них удобрений. К новому году дубки быстро проросли. А Альбина, заходя ко мне в гости, стала ни с того, ни с сего взяла за привычку по нескольку минут выстаивать перед ними.

— Мне кажется, что я от них энергией заряжаюсь, — объяснила она. — Как будто батарейку у себя меняю.

В рамках магического самообразования я закончил изучение учебника по некромантии. Для закрепления теории требовалась практика. Полигон в Астрале, конечно, хорош, но всё равно остается астральным. Как попрактиковаться да еще и в городе, да еще и учитывая мой возраст? Можно было сходить на кладбище, но днём там делать нечего. А ночью брать такси, чтобы туда доехать, а потом вернуться обратно? Или посетить больничные морги, но как?

Я опять задумался насчет помощника с обязательным автомобилем. И, как ни крути, кроме Устинова Дениса другой кандидатуры не находил.

Глава 37

Последствия незримого урагана

в отдельно взятом Управлении

Прошло четыре недели, почти месяц, как генеральский кабинет в Управлении КГБ занял полковник Киструсс. Уже закончилась кадровая чехарда, должности руководителей заняли новые сотрудники. Некоторые из местных, некоторые, такие как замначальника Управления, которое освободил Зотов, и начальник медсанчасти, пришли «варяги» — сотрудники из других регионов.

Лихорадка в Управлении, связанная с такой резкой заменой половины руководящего состава, пошла на спад.

Денису Устинову это, собственно, было интересно только с созерцательной точки зрения. Рапорт об увольнении задержался где-то «наверху». Зарплату платили исправно в полном объеме, включая все надбавки, что было очень странно. Обычно увольняемому, даже на пенсию по выслуге лет, пока документы на согласовании в Москве, выплачивали голый «оклад плюс звание» и ничего более.

На службу он приходил стабильно к 9.00, покидал стены Управления под завистливые взгляды пока еще коллег в 18.00. Компанию в служебном кабинете с ним вместе разделял тот же Ершов, уже четыре месяца находившийся в том же «подвешенном» состоянии — «в распоряжении отдела кадров».

Зуммер внутреннего телефона неприятно зажужжал около полудня, когда Денис уже поглядывал на часы, ожидая открытия столовой. Ершов отложил журнал «Огонёк» с кроссвордом.

— Устинов! — представился Денис, сняв трубку. Так было заведено: поднимая трубку внутреннего телефона, называть свою фамилию.

— Есть!

Он положил трубку на телефон, развёл руками, глядя на соседа по кабинету.

— В кадры? — спросил Ершов.

— К шефу, — ухмыльнулся Устинов.

— Интересно, зачем? — удивился Ершов. — Твой рапорт Лифанов подписал, в Москву отправили. Уговаривать поздно.

— Сейчас узнаю.

Устинов поправил перед зеркалом галстук, дернул щеткой больше для порядка, чем для чистоты ботинки.

— Красавец-мужчина! — осклабился Ершов. — Иди уж, а то заждался, поди, полковник-то…

В приёмной сидела неизменная и строгая Елизавета Ивановна, пожилая секретарша, «пережившая» уже третьего начальника Управления. Оперсостав, да и не только оперсостав, практически все сотрудники Управления её недолюбливали. Елизавета Ивановна «стучала», но только начальнику. Устинову уже было «до лампочки». Он равнодушно поздоровался с ней. Елизавета Ивановна кивнула в ответ и сообщила: