Охра (СИ) - Прягин Владимир

Сам я пришёл с Шианой, чтобы слегка понизить концентрацию лордов на единицу площади. Поначалу Рэнди чувствовал себя скованно, но вскоре освоился. Илса показала ему рисунки, и он высказал некоторые технические соображения.

— Слушай, Илса, — сказал я, — а почему к вашему факультету на постоянной основе не прикрепили каких-нибудь технарей-экспертов? Чтобы они оценивали конструкторские решения и давали по шапке тем, кто слишком увлёкся?

— Это довольно тонкий момент, — пояснила Илса. — Чтобы открыть двери в новый мир, важна интуиция и фантазия. Именно они первичны в моей профессии. Поэтому первые полгода мы рисовали почти без ограничений. Наставница изучала наш стиль, а её рекомендации были чисто ремесленные — как правильнее делать штриховку, выстраивать перспективу и прочее в том же духе. Только потом она стала давать советы по содержанию. Вот мне, например, посоветовала поработать с кем-нибудь в паре. В общем, нашу фантазию подстегнули, потенциал проверили, а во втором полугодии всё будет уже конкретнее.

— В смысле?

— Будем делать рисунки-двери в уже разведанные миры, опираясь на фотографии. Практического смысла это не имеет, конечно, но пригодится для тренировки. Курсовая работа — дверь именно в такой мир. А вот на следующий год нам уже расскажут подробнее о машинах, но только в общих чертах. Иначе есть риск, что мы начнём слишком стремиться к реалистичности в рамках современной науки, будем на этом зацикливаться и заглушим фантазию. Академия ведь существует не первый год, подходы менялись, результаты оценивались. В итоге решили, что оптимальный метод — так, как сейчас.

— Гм, хитро.

— Ага, — подтвердила Илса. — Нужен баланс между натуралистичностью и фантазией. Причём каждый студент нащупывает этот баланс по-своему, а наставник подсказывает. Конкретно в моём случае оказалось, что консультации по машинам полезны уже сейчас, на раннем этапе. Воображение слишком буйное.

— А полноценную дверь когда вам разрешат сделать? В какой-нибудь совсем новый мир, ещё не открытый?

— На третьем курсе. Это у нас и будет дипломная работа.

Зима набирала силу — трещал мороз, налетали метели с севера.

Мы слушали лекции, разглядывали фотоматериалы из соседних миров, работали с тренажёрами, и я чувствовал, что преодолевать границу между реальностями становится легче. Декан подчёркивал — если тренироваться правильно, то к концу учебного года побочные эффекты сойдут на нет.

А моё расследование насчёт мегалитов забуксовало. Намёков на то, где спрятана суперкраска, больше не попадалось, и не случалось подозрительных инцидентов. Мои оппоненты, кем бы они ни были, впали в зимнюю спячку — и я в роли сыщика-аматёра тоже, за компанию с ними.

Дни складывались в недели, те превращались в месяцы.

Илса рисовала активно — в основном то, что требовалось по учебной программе, но и сценки с людьми появлялись у неё регулярно, в том же мультяшном стиле.

Наступил март, если считать по календарю из родного мира. Особых изменений в погоде я поначалу не уловил, и только к весеннему равноденствию побежали ручьи, а солнце выглянуло смелее.

Начало нового календарного года, привязанное как раз к равноденствию, народ здесь отметил дружно. Были гуляния, которые мне напомнили масленицу, разве что без блинов и сгоревших чучел. Температура к этому дню уже выкарабкалась из минуса, а на тротуарах даже подсох асфальт. Мы прогулялись, а вечером полюбовались на фейерверки.

Пришла весна.

Деревья на улицах вспенились белым цветом, переоделись в зелень. Тепло вернулось — а вместе с ним и мои заказы.

Я сфотографировал (по старой цене) два дома, которые осенью смотрелись невыгодно, а теперь показали себя отлично, во всей красе, встроившись в весенние декорации. Ещё трое крупных дельцов связались со мной, заказали фотки. Эту работу я выполнил уже по новым расценкам.

Бродить по улицам теперь было приятно, и я ещё раз обошёл точки, где в старину, по моим расчётам, стояли межевые столбы, помеченные красками. Лазурит и ярь-медянка сюрпризов не принесли — да, собственно, сами точки были и не видны, поскольку их теперь скрывали дома.

А вот увидев скверик, где раньше был пятый столб, я остановился и замер.

Когда я заглядывал сюда поздней осенью, все листья с кустов уже облетели, пейзаж казался безликим. Я толком и не понял, какие это растения. Сейчас, однако, всё выглядело иначе.

Цвела сирень.

Причём цвела именно на том месте, где прежде мог стоять мегалит.

Нет, эта сирень была не магическая, а обыкновенная. Но всё-таки трудно было бы выдумать более явный указатель.

Итак, рядом с Академий — пять опорных точек, как в букве «w». И пять красок-подсказок: охра, киноварь, ярь-медянка, лазурит и сирень.

Теперь у меня практически не осталось сомнений, что я на верном пути.

Да, это межа. Осталось найти ещё одну точку, где залегает суперпигмент.

Но новых зацепок не было, и опять отвлекла учёба — сессия приближалась.

Декан сказал нам:

— Группа в этом году подобралась достаточно сильная, это радует. Тренировки прошли успешно, и объявляю официально — все здесь присутствующие допущены к экзаменационному испытанию.

Сделав паузу, он обвёл нас взглядом:

— Как мы уже не раз обговаривали, задание будет не слишком сложным. Но в этот раз — без всяких тренажёров. Вы перейдёте в один из исследованных миров, и дверь за вашей спиной закроется. Вы окажетесь в чужом городе. Вам необходимо сориентироваться на месте, найти некое сооружение и сфотографировать его. После этого вы вернётесь, используя снимок-реверс, заранее подготовленный. По возвращении вам надо сдать плёнку экзаменаторам. Её здесь проявят, напечатают фотографию — и если она соответствует следопытским стандартам, то экзамен вы сдали.

— А если нет? — спросил Кэмден.

— Вам дадут ещё две попытки. Если вы их провалите тоже, то будете отчислены.

— А в какой именно мир вы нас отправляете?

— Это вы узнаете на экзамене. Но, естественно, мир хорошо изучен и достаточно безопасен. Вылазка ведь учебная. Её смысл — проверить, как вы открываете переходы и делаете следопытские снимки, а подвергать вас риску никто не будет.

На этом предварительный инструктаж завершился.

Оставшиеся дни промелькнули быстро.

Накануне экзамена Илса с Бруммером пожелали удачи Уне, Бойду и мне. А следующим утром все десять первокурсников-следопытов собрались перед экзаменационной аудиторией.

Окна в коридоре было распахнуты — погода царила летняя, хотя астрономически лето ещё не наступило, до солнцестояния осталось несколько дней.

В аудиторию нас приглашали по одному, причём не в алфавитном порядке, а по какой-то другой системе. Экзаменуемый заходил, минут пять мы ждали, а затем декан выглядывал в коридор и звал следующего.

Систему я понял ближе к концу, когда в коридоре остались я, Грегори и Кэмден. То есть напоследок экзаменаторы оставили тех, у кого были наилучшие результаты по итогам занятий.

Когда Кэмден скрылся за дверью, Грегори сказал мне:

— Нэсса не ошиблась, оценивая твой потенциал. Жаль, что ты так бездарно его растрачиваешь.

— А по-моему, растрачиваю нормально.

Большее мы не обменялись ни словом.

Грегори пригласили, и некоторое время я маялся в коридоре один.

— Прошу, Вячеслав.

Я переступил порог. Никого из сокурсников в аудитории уже не было — все ушли на ту сторону, через огромную фотографию в рамке. Экзаменаторов было трое — декан, преподаватель стереометрии и незнакомый хмырь с красным перстнем, член попечительского совета.

— Итак, Вячеслав, — произнёс декан, — точка входа для всех одна, но объекты для фотосъёмки разные. Ваш объект — вот в этом конверте.

Я взял у него конверт, и декан спросил:

— Инвентарь при вас?

— Да, при мне.

«Мыльница» была в застёгнутом кармане рубахи, сшитой из грубоватой джинсовой ткани. А за спиной у меня висел тубус в метр длиной, со свёрнутой фотографией-реверсом.