Наследник поневоле (СИ) - "Гоблин - MeXXanik"

Гришаня глубоко втянул в себя воздух носом, а потом добавил:

— Рыбу не берите. Она сегодня несвежая.

Я кивнул и направился ко входу, размышляя о том, насколько мы разные с теми, кто имеет животную ипостась.

Ресторан внутри оказался небольшим, уютным, с приглушённым светом и легкими шторами, которые слегка колыхались от движения воздуха.

Навстречу мне вышел распорядитель.

— Павел Филиппович, вас ожидают, — он коротко поклонился и сделал приглашающий жест.

Я почти сразу увидел родственников, занявших стол у окна.

Они уже заказали блюда. К моему облегчению рыбу родственники проигнорировали: перед отцом стояла тарелка с ломтями мяса. Бабушка вела оживлённую беседу с официантом, который смущённо улыбался, наполняя ее бокал рубиновым напитком.

Я подошёл и тихо кивнул, чтобы не прерывать разговор. Бабушка первой повернулась, и её лицо озарилось тёплой улыбкой:

— Вот и ты, Павел. Мы как раз сегодня рассуждали, что ты у нас на редкость занятой. Вечно не имеешь времени для того, чтобы увидеться с дорогими людьми.

— Бывают счастливые случаи, когда дела подождут, — ответил я и поцеловал бабушке руку. Затем поприветствовал отца. — Добрый день, Филипп Петрович.

Он кивнул в ответ и чуть улыбнулся:

— Рад, что пришёл. Сегодня здесь подают отличное мясо.

Я уселся напротив, и официант почти сразу принес для меня приборы и воду. Атмосфера была спокойной, по-семейному теплой. Я позволил себе откинуться на спинку стула, слушая, как бабушка щёлкает языком, описывая недостатки здешнего десерта — не для того, чтобы пожаловаться, а просто из любви к анализу.

— … вот скажи, — обращалась она к отцу, — если у повара руки золотые, почему мусс у него каждый раз будто из глины? Я ведь не ругаю, я спрашиваю по существу!

— Может, у него золото в пальцах, а не в рецептах, — заметил я и тут же получил от неё шутливый взгляд, полный притворной строгости.

— Ох, как остроумно, мастер адвокат. Вам лишь бы защищать кого-нибудь. Даже здесь нашел себе клиента.

— Не хотелось бы, чтобы ты затаила обиду на несчастного кондитера. Злить некромантку — не к добру.

— Ладно, с десертом переживём. А вот с Щукиным… — она посерьёзнела, вернув бокал на подставку. — С этим уже не до смеха.

Я встретился взглядом с отцом. Он молчал, но вид у него был внимательным, сосредоточенным.

— Он всё ещё скрывается? — уточнил я, расправляя салфетку на коленях.

— Негодяй прячется в тени, — тихо сказал отец. — Александр Васильевич поделился со мной своими соображениями. Нам кажется, что Щукин мог с самого начал нацелиться на тебя.

— Только не подумай, что мы пытаемся тебя в чем-то обвинить, — вмешалась бабушка, наклоняясь чуть ближе.

— Мне такое и в голову не приходило, — отмахнулся я. — Но если он самого начала выбрал меня как жертву, то отчего тянул с исполнением плана.

— А был ли он у него, — Софья Яковлевна скривила губы. — Быть может в момент приезда он все еще был в себе. И следовал первоначальному плану — уничтожить нашу семью.

— Мне правда сложно представить, как долго он жаждал мести, — пробормотал отец. — И выбрал момент, когда мы вернулись с Охоты.

Последнее слово князь произнес очень тихо, чтобы услышать его могли только те, кто сидел за столом.

Я посмотрел на их лица. Это были люди, на которых я мог опереться. И которых мне хотелось защитить. Не формально, а по-настоящему.

— Я не желаю, чтобы кто-то из вас пострадал, — тихо сказал я.

— Ты настоящий Чехов, — мягко произнёс отец. — Упрямый, конечно…

— И в кого он такой, интересно? — с показной задумчивостью хмыкнула княгиня.

Нам принесли горячее. Некоторое время мы ели без разговоров, каждый думая о своём. Но это было молчание не тяжёлое, а доверительное. Такое, какое бывает только в кругу тех, на кого не нужно производить впечатление.

Я хотел узнать, как поживает мачеха, но не хотел спросить об этом при бабушке. Но она все решила за меня, и сама подняла эту тему:

— Как поживает Маргарита Ивановна? Не слишком ли она долго гостит в монастыре?

— Ей легче на святой земле, — хмуро ответил Филипп Петрович.

— Я могла бы сказать о том, что поползут слухи, что свет начнет судачить о причинах ее заключения в стенах храма. Что кто-то может предположить, что ты таким образом решил избавиться от неугодной супруги…

— Об этом сплетничают? — неприятно удивился я.

— Конечно, — ответила княгиня. — В высоком обществе не так много поводов для пересудов.

— Мне плевать на эти разговоры, — отрезал отец.

— Нам всем все равно, — отозвалась бабушка и положила ладонь на плечо сына. — Любому, кто посмеет заговорить об этом при мне, придется забыть о здоровом сне в ближайший год.

— Тогда зачем ты об этом заговорила? — князь выглядел раздраженным.

— Я хочу быть уверена, что у вас двоих все хорошо. Что вы не на пороге расставания.

— Об этом и речи не шло, — отец выглядел раздосадованным. — Мы не ругались и не скандалили. Но у Маргариты ухудшилось самочувствие.

— В твоем присутствии? — словно невзначай уточнила бабушка.

— Не только, — вздохнул отец. — Она перестала спать по ночам. Вздрагивала от каждого звука. Ко всему прочему она почти прекратила есть. Ей становилось плохо от вида любой еды. А потом… — мужчина бросил на меня короткий взгляд и все же сказал, — она начала задыхаться.

— Насколько эти приступы походили на те, которыми страдала Лилия? — прямо спросила Софья Яковлевна.

Отец замер. Стало понятно, что он тоже провел эту параллель с произошедшим с моей матерью много лет назад. Но не хотел говорить об этом вслух. Быть может даже не желал признаваться самому себе, что между смертью первой жены и состоянием нынешней супруги есть некая связь.

— Там ей лучше, — повторил он, словно оправдываясь. — Сегодня мы встретились. Маргарита выглядит здоровой. И очень просила позволить ей остаться при храме.

— Ты ведь понимаешь, о чем я беспокоюсь на самом деле? — бабушка вздохнула. — Она может родить некроманта.

— Это не приговор, — возразил отец. — Если ты считаешь, что я повторю свою ошибку…

— Думаю, что речь вовсе не об этом, — предположил я. — Полагаю, что бабушка беспокоится о том, что жрецы могут претендовать на твоего ребенка.

— Они способны заявить, что ребенок погиб при родах. Или что мать с малышом сбежала от мужа деспота, — закивала Софья Яковлевна. — Мне кажется, что слухи создаются именно с целью выставить Маргариту несчастной женщиной, которая нашла себе приют в храме.

— Глупости, — ответил отец, но я заметил, как он помрачнел. — Маргарита бы никогда не поступила так со мной… с нами…

— Она — женщина в уязвимом состоянии, — возразила княгиня. — И было бы правильно оградить ее от влияния заинтересованных лиц.

— Ты говоришь так, будто наш ребенок — ресурс…

Отец запнулся, видимо, поняв, что недалек от истины.

— Я не думал об этом с этой стороны, — продолжил он хмурясь.

— Если ты не возражаешь, то я попробую выяснить все по своим каналам, — предложила бабушка. — Ты знаешь, что я никогда не мешала вашим отношениям. Маргарита не считает меня врагом. Думаю, мы сможем с ней найти общий язык.

— Я был бы тебе признателен, — с облегчением проговорил отец. — Только прошу на нее не давить. Маргарита с виду несгибаемая и холодная. Но она очень беспокоится о ребенке. Боится, что случиться дурное. Именно потому я не стал возражать против ее отъезда. Я не стану неволить ее или диктовать условия. Пусть весь свет считает меня деспотом. Мне нет дела до этих слухов. Но свою супругу я не подведу.

Он смял салфетку с такой силой, словно собирался выдавить из нее влагу. Но опомнился и разжал кулак.

— За последние годы мы с ней стали близки. Быть может, между нами нет страсти, как между многими супружескими парами. Но я предан ей, как дорогому другу. И не жду от нее предательства.

— Не переживай — Софья Яковлевна улыбнулась ему. — Обещаю, что не стану обижать Маргариту. Я не делала этого раньше и не собираюсь начинать сейчас.