Графиня (СИ) - Кароль Елена

Может быть, конечно, сыграло свою роль и время, которое они провели без медицинской помощи, но в то же время предпоследний паренек выглядел в разы лучше. У него даже глаза не вытекли.

А вот у Игоря…

Из принципа я занялась им лично, решив принять этот вызов, и отошла от операционного стола лишь в десятом часу вечера, когда четко увидела, что мы сделали всё от нас зависящее и теперь только вселенной известно, как сильно поврежден мозг.

Внешне Долгорукий выглядел полностью здоровым. Даже глаза ему вырастила, черт с ним.

Ничего лишнего не приживила. Пусть сначала выздоровеет.

А потом в Норильск. Или где там сейчас бойцы высокого ранга нужнее?

Увы, первое же пробуждение показало, что я была права: четверо самых пострадавших хоть и пришли в сознание, но бойцами больше не были. Игорь оказался в их числе. Повреждения мозга оказались не критичны, но существенны, и все четверо остались не только частично парализованы, но и заполучили органическое расстройство личности. Не глобальное, но… Радоваться было нечему.

Игорь не узнавал людей. Игорь разучился внятно говорить. Мог подниматься и ходить только при чужой поддержке. Правая половина тела его в принципе не слушалась, а левая с очень большим трудом.

Трое других ребят испытывали схожие проблемы буквально с минимальными отличиями: один из них отзывался на своё имя, второй был просто безразличен ко всему, а третий с интересом слушал нашего штатного психолога, но сам разговаривать не хотел, хотя было видно, что он ее понимает.

Парням предстояла длительная и не факт, что успешная реабилитация…

Наверное, я должна была расстроиться… Да что там, я реально расстроилась! Но в то же время понимала, что я не господь бог, и не могу быть везде и всюду. Да и факторы сыграли против нас. Количество яда, время, особенности организма — всё это в совокупности привело к тому, что мы просто опоздали. Причем даже не мы, а те, кто доставал их из разлома.

Так бывает.

И я просто запретила себе принимать это близко к сердцу. Говорят, к пенсии у каждого врача появляется собственное кладбище. Пусть так. Но я точно знаю, что моё кладбище будет маленьким.

Ну а пока…

— Добрый день, ваше высочество.

Да-да, ко мне снова на прием явился цесаревич Алексей, на этот раз пришедший со своим ядром морфизма, и я предельно аккуратно, предварительно уложив высокопоставленного пациента на кушетку, ввела в его тело новую для него стихию. Операция прошла достаточно тяжело, но без критичных рисков для организма, это я очень хорошо видела, поэтому даже не подумала помогать, позволяя цесаревичу пережить все до единого неприятные ощущения от и до.

Пусть понимает, что это не пальчиками щелкнуть и прихоть сама исполнится, а действительно противоестественная для тела манипуляция. От которой и помереть можно!

Естественно, никто ему это позволять не собирался, а когда цесаревич пришел в себя и я помогла провести ему первую циркуляцию, но уже с новыми отблесками в ядре, мужчина окинул меня внимательным взглядом и тихо произнес:

— А как вы сами это пережили, Полина Дмитриевна? Это же безумно больно. Как вообще можно решиться на такое?

— Ну, вы же решились, — улыбнулась ему скупо.

— О, не сравнивайте, — покачал головой цесаревич, позволяя себе снисходительность и во взгляде, и в тоне. — Я мужчина. Боец. Будущий правитель. Я не имею права быть слабым. Или считаете, что мои аргументы слабоваты? Тогда приведите свои, а я с удовольствием их послушаю.

— Знаете… — у меня не было ни малейшего желания что-то кому-то доказывать, и я предпочла поступить мудро, — вы правы. Просто я не знала, что меня ждет. И рискнула.

— А если бы знали? — Почему-то мой ответ не понравился Алексею. — Рискнули бы?

— Да. — Кивнула. — Не знаю, что для вас морфизм, а для меня это шанс спасти людей. Многих людей. Поверьте, я видела слишком много смерти, чтобы не ценить жизни. А сейчас прошу простить, у меня плановая операция. Оплатите за процедуру наличными или переводом?

В итоге у меня остались крайне неоднозначные впечатления от встречи с цесаревичем, но я предпочла об этом не думать. Что бы там ему ни втемяшилось, меня это не касается.

На следующий день у меня произошла плановая встреча с его матерью, императрицей Елизаветой Константиновной, и наконец стало понятно, что именно послужило триггером для её нездорового самочувствия. Оказывается, в саду, где она любила прогуливаться практически ежедневно, растения обработали пестицидом нового поколения, который оказался довольно токсичным, но выяснилось это практически случайно — одна из доверенных служанок заметила, как садовник повторно обрабатывает кусты из распылителя именно там, где любит бывать Елизавета, и предположила, что это может быть как-то взаимосвязано.

В итоге пестицид изъят, садовник под следствием, разбирательство в самом разгаре, но токсикологический анализ уже проведен и всё указывает на то, что причина найдена.

— Что ж, искренне рада, что всё разрешилось так быстро, — улыбнулась я, но напряженно. — Думаете, это было сделано умышленно?

— Уверена, следствие со всем разберется, — последовал максимально дипломатичный ответ, и я предпочла согласиться.

Хватит мне и одной мировой проблемы с разломами и космической плесенью! Лезть в императорскую семью и разбираться, кто прав, а кто виноват — это уже, простите, развлечение из категории «проще убиться».

К счастью, на этом интерес правящей семьи ко мне потихоньку угас, ведь я выполнила все данные им обещания, и можно было уверенно выдыхать и снова заниматься лишь тем, чем мне действительно хотелось.

Делать окружающих здоровыми!

Глава 25

Шли дни, складываясь в недели…

Мы отгуляли свадьбу Ульяны и Олега, которая была не такой пышной, как наша, но ничуть не менее душевной и долгожданной.

У меня начались занятия в медуниверситете, причем от большей части предметов я была освобождена по прямому приказу ректора и посещала лишь те, которые мы с ним согласовали. На первом курсе это оказалась лишь магическая гистология, остальное я сдала экстерном.

Светлана, действительно рьяно взявшаяся за написание диссертации, теперь ходила на операции только с Савелием, а после они как минимум по часу разбирали всё, что он вводил пациентам. С ними частенько можно было увидеть Матвея, которого тоже очень увлекла тема, так что можно было даже не сомневаться в успехе этой затеи.

О тяжелом состоянии Игоря я сообщила князю лично, ничего не скрывая и сразу предупреждая, что реабилитация княжичу предстоит длительная, и гарантий того, что Игорь станет прежним, никаких.

Удивительно, но я не услышала от князя ни единого обвинения, он буквально всего лишь кивнул, а уже в следующем предложении интересовался самочувствием супруги и сына.

Словно Игоря для него больше не существовало.

Это было так… неприятно. Чисто по-человечески неприятно! Ведь каким бы Игорь ни был, прежде всего он сын! Да, тот ещё кусок дерьма, но… Простите, разве он сам таким стал?

В общем, общение с князем я постаралась свести к минимуму, сообщив, что княгиня чувствует себя достойно, угрозы выкидыша больше нет, но стационарное наблюдение жизненно необходимо (в первую очередь психологически!), так что в госпитале Екатерина Ивановна пробудет до самых родов.

— Хорошо. Пришлите мне счет за этот месяц, я оплачу.

Так и подмывало дорисовать туда нолик, а может и все два, но я приструнила своего внутреннего дракона, который на генном уровне не переносил таких вот людей-потребителей, и просто переключилась на то, что мне нравилось.

Например, съездила на стройку!

Естественно, не одна. Ха! Кто б меня туда отпустил одну!

Конечно же, мы отправились на стройку с мужем. Сначала на свою, полюбовавшись, как с каждым днем всё четче вырисовываются очертания нашего с ним особняка. Затем на другой берег озера, где уже заканчивали отделку центрального административного корпуса, а у остальных корпусов шли активные кровельные работы. Каких-то две-три недели — и объект будет сдан в эксплуатацию. Всё-таки когда военным надо, они умеют делать не только быстро, но и качественно!