Император Пограничья 15 (СИ) - Астахов Евгений Евгеньевич

— И удвоить патрули. Хочу, чтобы между постами не было значительных промежутков. Часовым стоять спиной друг к другу, чтобы видеть всё вокруг.

— Слушаюсь!

Огнев отдал распоряжения, и через несколько минут по лагерю прокатилась волна команд. Бойцы заняли позиции, удвоили бдительность. Я обошёл периметр лично, проверяя расстановку. Костры горели ярко, освещая подходы. Где-то вдали завыл ветер — протяжно, тоскливо.

Около полуночи начались звуки.

Сначала тихо — из одной из разрушенных изб донёсся детский смех. Высокий, звонкий, беззаботный. Потом скрип качелей — размеренный, монотонный. Женское пение колыбельной — нежное, убаюкивающее. Лай собаки. Мычание коровы. Звуки нормальной деревенской жизни.

Но в мёртвой деревне не было ни детей, ни качелей, ни скота.

Солдаты заёрзали на постах. Младшие бойцы оборачивались на звуки, напряжённо вглядываясь в темноту. Один из рядовых шагнул было в сторону избы, из которой доносился детский плач, но сержант схватил его за плечо:

— Стоять! Это ловушка!

— Но там ребёнок плачет…

— Никакого ребёнка там нет! Оставайся в строю!

Звуки становились громче, отчётливее. Спать в таких условиях было совершенно невозможно. Теперь слышались конкретные голоса — знакомые, родные. Женский голос звал кого-то из бойцов:

— Ванечка, родной, вернись домой… Мне так страшно одной…

— Папа, где ты? Мне холодно… — детский голосок, надрывный и жалобный.

— Милый, я так скучаю… Вернись, пожалуйста…

Несколько солдат дёрнулись с мест. Один рядовой, совсем молодой парень лет восемнадцати, сделал шаг к развалинам, откуда звал его детский голос. Товарищи едва успели схватить его за руки, оттащить обратно к костру. Парень вырывался, на глазах блестели слёзы:

— Отпустите! Это моя сестра! Она заблудилась!

— Там никого нет! — рявкнул сержант, встряхивая его. — Приди в себя, идиот!

Голоса продолжали. По всему лагерю раздавались призывы — десятки, сотни. Каждый боец слышал что-то своё, личное, сокровенное. Кто-то имя жены, кто-то плач ребёнка, кто-то предсмертный стон умирающего товарища. Кощей бил точно, в самое сердце.

Я увидел, как у южного поста двое Стрельцов одновременно сорвались с места, побежали к лесу. Их товарищи кинулись следом, повалили на землю, удерживали силой.

Чёрт побери, так продолжаться не может.

Я сосредоточился, призывая магическую энергию в Крепость духа. Девяносто пять капель потекли из резерва, формируясь в сложный узор защиты. На ранге Магистра я мог накрыть этими чарами существенно большую площадь, чем раньше. Серебристое сияние вспыхнуло вокруг меня, расширяясь во все стороны волной. Оно прокатилось по лагерю, касаясь каждого бойца, создавая ментальный щит.

С противоположной стороны деревни, там где разместился Магистр Аронов, донеслось аналогичное плетение. Проделав работу над ошибками по итогам последнего Гона, я научил всех Магистров этому заклинанию. Кому-то оно давалось легче, кому-то сложнее, но так или иначе маги смогут защитить некоторое количество бойцов.

Голоса не прекратились, но их воздействие ослабло. Бойцы моргали, словно просыпаясь от дурного сна. Рядовой, которого удерживали товарищи, перестал вырываться, обмяк. Сержант осторожно отпустил его.

— Что… что это было? — пробормотал парень, растерянно глядя вокруг.

— Ментальная атака, — ответил я, подойдя ближе. — Кощей лезет вам в головы. Но теперь вы защищены. Держитесь, бойцы. Ночь будет долгой.

Около двух часов начались визуальные галлюцинации.

Крик разнёсся от центра лагеря, где располагалась полевая кухня. Я обернулся — двое Стрельцов сцепились в драке возле котла с кашей. Один, жилистый рыжий парень, вцепился в воротник второго и тряс его, орал:

— Ты что подсыпал⁈ Яд! Я видел! Видел своими глазами!

— Ты спятил⁈ Какой яд⁈ — второй пытался вырваться, замахивался кулаками.

Офицер кинулся разнимать, но не успел — рыжий ударил товарища в челюсть, тот рухнул на землю. Вокруг сбежалась толпа.

Не прошло и минуты, как с другого конца лагеря донёсся ещё один крик. Третий. Четвёртый. По всей территории вспыхивали стычки, словно по команде. Я побежал к ближайшей — двое бойцов катались по земле, пытаясь задушить друг друга. Рядом стоящие солдаты смотрели в шоке, не понимая, что происходит.

— Разнять их! Живо! — рявкнул я.

Гвардейцы схватили дерущихся за плечи, оттащили друг от друга. Один из них, молодой парень с разбитой губой, задыхаясь, тыкал пальцем в товарища:

— Он… он хотел меня зарезать! Я проснулся, а он над мной с ножом!

— Какой нож⁈ — второй боец растерянно смотрел на свои пустые руки. — У меня ничего не было!

Я огляделся. Хаос нарастал как снежный ком. Возле повозок с припасами трое солдат избивали четвёртого, обвиняя в воровстве. У восточного поста двое офицеров едва удерживали бойца, который пытался выстрелить в стоящего рядом сержанта. Альбинони метался между дерущимися, размахивая руками:

— Fermatevi! Остановитесь! Они же убьют друг друга! Это безумие! Pazzia completa!

Но итальянец сам был бледен, его руки дрожали — похоже, и его накрывали иллюзии.

Огнев стоял у церкви, держа автомат на изготовку. Его немигающий взор был устремлён на Панкратова, который стоял в двадцати шагах, тоже с оружием. Полковник медленно, очень медленно поднимал ствол.

— Василий! — рявкнул я, подбегая. — Опустить оружие!

Он не отреагировал, продолжал целиться. Панкратов смотрел на него непонимающе, не поднимая собственное оружие.

— Огнев! — я схватил его за плечо, выпуская магию. — Это иллюзия! Кузьмич не целится в тебя!

Полковник моргнул, зрачки расширились. Ствол дрогнул, опустился. Огнев тяжело выдохнул:

— Я… я видел… он вскинул автомат…

— Нет. Ты видел то, что хотел показать тебе Кощей.

Федот подбежал ко мне, хватая меня за рукав:

— Воевода, гвардейцы! Они шепчутся о заговоре против вас! Я слышал!

Я посмотрел туда, куда указывал телохранитель. Трое гвардейцев стояли у стены, напряжённо оглядываясь по сторонам.

— Федот, это не заговор. Это иллюзии.

— Но я слышал… они говорили…

— Кощей, — просто произнёс я.

Лагерь был на грани полного хаоса. Солдаты дрались друг с другом, офицеры пытались их разнять и сами становились жертвами чужой воли. Ещё немного — и армия перебьёт себя сама, без участия врага.

Массовая ментальная атака и была рассчитана именно на это. Кощей не просто пугал — он натравливал нас друг на друга, превращая товарищей во врагов в глазах каждого.

— Черкасский! — рявкнул я, находя взглядом командира магов. — Собрать всех Магистров! Живо!

Тимур кивнул и побежал. Через минуту ко мне подбежали Карпов, Игнатий Платонов, Аронов, Ярослава, Крестовский и сам Тимур. Все выглядели измождёнными, но держались.

— Синхронное применение «Крепости духа», — бросил я. — Накрываем всю деревню. По моей команде. Три… два… один… сейчас!

Мы одновременно призвали магию. Серебристое сияние вспыхнуло от каждого из нас, волны защиты прокатились во все стороны, пересекаясь, усиливая друг друга. Часть внутреннего резерва опустела, но эффект был мгновенным.

Я активировал Императорскую волю, вкладывая в голос всю силу:

— Стоять! Это приказ! Прекратить драки! Вернуться в строй! Немедленно!

Невидимая волна прокатилась по лагерю. Солдаты замерли, словно их окатили ледяной водой. Дерущиеся разжали руки, отшатнулись друг от друга. Те, кто поднимал оружие, опустили стволы. Защитный купол Крепости духа окутал почти всю деревню, отсекая ментальное воздействие Кощея.

Бойцы моргали, оглядывались. На лицах читался шок. Рыжий Стрелец, который обвинял товарища в отравлении, смотрел на него с ужасом:

— Серёга… я же… чуть не убил тебя…

Несколько человек всё ещё дрались — находились на краю купола, где защита была слабее. Гвардейцы кинулись туда, силой оттащили их внутрь зоны действия заклинания. Один из дерущихся сопротивлялся, пока Федот не влепил ему оглушительную затрещину.