Император Пограничья 15 (СИ) - Астахов Евгений Евгеньевич

На уроке истории, когда речь зашла о войнах Содружества с Ордой, учитель перечислил несколько дат: битва при Воже в 1378 году, Куликовская битва в 1380-м, стояние на Угре в 1480-м. Через неделю, когда тема сменилась на устройство княжеств, отец Лаврентий неожиданно спросил:

— Проверим, как хорошо вы меня слушаете. Кто помнит, в каком году произошло стояние на Угре?

Артём поднял руку и, не задумываясь, ответил:

— В 1480 году, отец Лаврентий. А битва при Воже была в 1378-м, Куликовская — в 1380-м.

Учитель удивлённо поднял брови:

— Верно. А кто командовал русскими войсками в Куликовской битве?

— Князь Дмитрий Донской. Вы говорили, что он получил это прозвище именно после той победы.

— И это верно, — отец Лаврентий медленно обошёл класс, не сводя взгляда с Артёма. — А сколько воинов, по преданию, участвовало в битве с обеих сторон?

— Вы сказали, что точных данных нет, но историки называют цифры от ста до трёхсот тысяч с каждой стороны, хотя современные учёные считают эти цифры многократно завышенными.

Тишина. Остальные кадеты с изумлением смотрели на Тёмку. Гришка хмыкнул с одобрением. А отец Лаврентий подошёл ближе, всматриваясь в лицо мальчика с каким-то особым вниманием:

— Ты помнишь всё, что я говорю на уроках? Дословно?

— Почти, — честно ответил Артём. — Особенно даты, имена, события… да, помню.

Учитель качнул головой и негромко, почти себе под нос, пробормотал:

— Талант… Господи, да у мальчика Талант…

Тёмка не понял, что это значит, но в животе ёкнуло от тревоги. Таланты — это было что-то особенное, что-то магическое. А быть особенным среди сирот и беспризорников означало привлекать внимание. Нежелательное внимание.

После урока он помогал Гришке с арифметикой — старшак путался в задачах с умножением, и Артём терпеливо объяснял ему правила. Взамен Гришка тренировал Тёму на турнике, показывая, как правильно распределять нагрузку, чтобы подтягиваться не руками, а спиной.

— Ты слишком напрягаешь бицепсы, — объяснял старшак. — Надо включать спину. Вот здесь, чувствуешь? — и он болезненно ткнул пальцем Артёма пониже лопатки.

Мальчик напрягся, пытаясь понять ощущение, и медленно подтянулся.

— Во-о-от! А то хрипишь, как суслик, того и гляди, сдохнешь.

Такой обмен устраивал обоих. Гришка понемногу начал понимать арифметику, Артём — набирать силу и выносливость.

В пятницу, после обеда, Тёмка вышел из трапезной и направился к казарме, когда краем глаза заметил повозку у хозяйственного двора. Поставщики привозили продукты — мешки с мукой, бочки с солониной, ящики с овощами. Ничего необычного, такие повозки приезжали каждую неделю.

Но один из возчиков обернулся, и сердце Артёма провалилось в ледяную яму.

Кривой нос, плохо сросшийся после драки. Шрам через всю щёку. Маленькие злые глазки. Семён по прозвищу Крот — один из людей старика Сердцееда, тот самый, кто водил детей к «богатым господам». Тот самый, кто однажды сломал руку Мишке, когда тот отказался идти.

Мужчина ещё не заметил Тёмку. Он разговаривал с кладовщиком, проверяя накладные, смеялся над какой-то шуткой. Обычный поставщик продуктов. Никто не мог подумать, что этот человек причастен к чему-то столь грязному.

Артём замер, прижавшись к стене казармы. Дыхание сбилось. Руки задрожали. В голове металась единственная мысль: «Он меня найдёт. Старик Сердцеед знает, где я. Они придут. Ночью. Убьют».

Всё, что он пытался построить здесь — хрупкое спокойствие, медленно налаживающаяся жизнь, товарищество с другими кадетами — всё это рухнуло в одно мгновение. Прошлое настигло его. Оно было здесь, в десяти шагах, разгружало мешки с мукой и могло в любой момент обернуться.

Рядовой Денисов выскочил из-за угла дома, увидел меня и рванул в мою сторону:

— Ваша Светлость! На западном посту…

Его слова оборвали выстрелы и крики. Я сорвался с места, выхватывая меч на бегу. Федот и Гаврила бежали рядом, к месту столкновения уже стягивались ближайшие патрули. Западный пост — там стояли Климов и его люди.

Добежав до края площади, я увидел картину боя. Три Стриги-человека рвали оборону постовых. Широкоплечий мужчина средних лет с бородой, чью грудную клетку и лицо покрывали извивающиеся щупальца, вместо глаз в обезображенном лице зияли чёрные провалы. Рядом — пожилая женщина с седыми волосами, её кожа вернула себе цвет, но этот цвет был неправильным, багрово-серым, а из-под рваного платья торчали те же мясистые отростки. Третья — молодой парень, некогда, возможно, красивый, теперь с искажённым ликом, где щупальца прорастали сквозь щёки и подбородок. Все трое обладали противоестественной массивностью и силой — Стриги всегда крупнее и опаснее простых Трухляков, их тела словно налиты тяжёлой, чуждой жизнью.

Один из бойцов лежал неподвижно в луже крови, ему походя разорвали горло, и теперь две другие твари высасывали из него остаточную энергию, стремясь вернуть в строй.

Зато сержант находился на земле под широкоплечим Стригой-мужчиной, вонзив штык автомата прямо в грудную клетку твари и расстреливая её в упор. Чёрная кровь фонтанировала из пробоин, заливая и сержанта, и землю вокруг, но Климов не отпускал спуск — оглушительные выстрелы почти в притык к телу противника превращали внутренности монстра в месиво. Сержант не растерялся, молодец.

Заметив нас, две другие Стриги бросили павшего бойца и метнулись вглубь лагеря, но далеко не ушли. Сбежавшиеся Стрельцы открыли огонь. Очереди из автоматов прошили одну тварь, отбросив её назад. С колокольни церкви грохнул выстрел снайперской винтовки — вторая Стрига, уже в прыжке, дёрнулась и рухнула, пробитая насквозь.

— Прекратить огонь! — рявкнул я. — Добить раненых, остальные — в боевую готовность!

Гвардейцы подошли к конвульсирующим Стригам и методично добили их, отделив головы взмахами топоров из Сумеречной стали. Я подбежал к Климову — тот с трудом выбирался из-под тела монстра. Помог ему встать. Сержант тяжело дышал, лицо забрызгано чёрной кровью твари.

— Цел? — коротко спросил я.

— Так точно, Ваша Светлость, — выдавил он. — Господи, ну и мерзость! — в сердцах бросил он, вытирая лицо рукавом.

Климов присел на колени возле тела убитого Столярова, закрыл мёртвому глаза и поднялся, глядя на меня мрачным взглядом.

— Докладывай, — приказал я.

— Из темноты вышли три девушки, Ваша Светлость, — голос сержанта звучал глухо. — Просили помочь, говорили, что их выбросили из конвоя. Я не поверил, послал Денисова за офицером. Потом они… прыгнули. Превратились в этих тварей прямо на глазах.

Я подошёл к телам монстров. Обычные Бездушные — чёрные провалы глаз, щупальца, сетка набухших вен. Ничего примечательного. Однако Климов и его люди видели девушек — молодых, замёрзших, измазанных грязью. Значит, иллюзия работала до последнего момента.

— Ты тоже видел девушек? — уточнил я у Денисова.

— Так точно. Блондинка и две тёмненькие. В рваных платьях. Дрожали от холода… — он запнулся, глядя на трупы монстров.

Я выпрямился, обдумывая информацию. Скверно, очень скверно. Кощей использует либо магические иллюзии, либо ментальные внушения. И учитывая то, что я наблюдал раньше — детский смех, тени в пустых домах, запах тухлого мяса, которого не было, — скорее всего, дело именно во внушениях. Древний Бездушный пробирается в сознание людей и подсовывает им ложные образы. Такую же тактику применял тот Кощей, что атаковал Угрюм во время Гона. Тогда маги видели призраки прошлого.

— Василий Евгеньевич! — окликнул я полковника, который уже бежал к месту боя. — Передать по всем постам: стрелять во всех, кто приближается к лагерю, без предупреждения. Даже если это женщины, дети, старики — не важно. Любой, кто идёт из темноты, — враг. Никому не верить на слово. Никаких переговоров. Это край Бздыхов, с ними разговор короткий.

Полковник кивнул, его льдистые глаза сузились:

— Понял, Ваша Светлость. Приказ будет доведён.