Между добром и злом. Том 5 - Кири Кирико

— Из семидесяти трёх целых десять подозреваемых, — произнесла Дайлин. — И это, если мы не ошиблись.

— Не ошиблись.

— Мне бы твою уверенность… — пробормотала она. — Но меня всё равно смущает женщина, которую мы записали. Она…

— Выглядит, как божий одуванчик? — уточнил Кондрат.

Понятия «божий одуванчик» у них не было. Было понятие «весенняя трава», наверное, по принципу, что та очень мягка и нежна, когда только пробивается из-под почвы. Но суть та же и смысл означало тот же. Но Кондрат переводил как переводил, даже не задумываясь над этим.

— Да, именно.

— Иногда самые тихие и спокойные люди самые опасные и жестокие.

— Знала бы это, относилась бы с осторожностью к тебе, — улыбнулась она, взглянув на Кондрата. — Кондрат, а Кондрат, а когда у тебя день рождения, кстати говоря?

— Через несколько недель.

А там ещё немного, и пройдёт уже год после того, как он попал в этот мир. Неплохой карьерный рост так-то. Из никого до сыщика уважаемой и внушаемой страх другим людям структуры. Такое можно было принять за бред сумасшедшего, да и Кондрат в такую удачу не поверил бы, если бы сам не был сейчас на этом месте.

Следующей на очереди была семейная пара. Если верить документам, то ни муж, ни жена не служили. Однако оба потеряли двух сыновей, которые отправились на фронт и не вернулись. Жили он на Брусчатой улице в одном из однотипных трёхэтажных домов, выстроившихся рядами вдоль дорог. Район был не столь плохим, как могло показаться: между домами проглядывались небольшие скверы и площадки для детей, на улицах было чисто даже по отношению к центру города.

Хорошее место. Если бы Кондрат выбирал, где ему жить, он, наверное, предпочёл бы этот район, а не ту квартиру, где сейчас он жил. Здесь было спокойно, людей было мало, и здесь не гремели без конца экипажи и телеги.

Открыла дверь им женщина уже за пятьдесят.

— Миссис Ларгус? — спросила Дайлин, сверившись со списком.

Женщина пробежалась по ним взглядом и выдавила измученную улыбку.

— Да, я могу чем-нибудь помочь?

— Специальная служба расследований, сыщики Дайлин Найлинская и Кондрат Брилль. Мы бы хотели поговорить с вами.

— Поговорить? Насчёт чего?

— Мы можем обсудить это не на улице? — кивнула она в дом.

Та спохватилась.

— Да-да, конечно, проходите, пожалуйста, — посторонилась она. — Прошу вас.

Они попали в небольшой коридор.

— Нам наверх, наша квартира на втором этаже, — кивнула женщина и пошла вперёд, указывая им путь.

Первая мысль Кондрата была, что она не выглядела какой-то разбитой, как все остальные. Слишком много жизни в этих глазах, которые однажды наблюдали за похоронами двух сыновей.

Квартира была большой по местным меркам, да и по мебели можно сказать, что они не бедствовали. Сразу было видно, что в деньгах они потребности не видят. Возможно, сказывались похоронные, которые выплачивало государство. Что-что, а их оно платило всегда исправно, не забывая о тех, кто положил жизнь во имя империи. Этого было у них не отнять.

Взгляд сразу приковывали две фотографии молодых парней, ещё совсем мальчишек на комоде. Перед ними лежала тарелка с цветами без стебелька, словно маленькое поле. Рядом стояло два стакана воды и уже почерствевший хлеб.

Оглядевшись, Кондрат спросил:

— А мистер Ларгус здесь?

— Он на рынок ушёл, должен вернуться через полчаса — час, где-то так. Прошу вас, присаживайтесь.

Женщина подошла к столу в центре комнаты и села. Дайлин уже собиралась сесть напротив неё, однако Кондрат толкнул её к дальнему стулу и сам там сел. Надо будет с ней поговорить об этом: нельзя садиться спиной к комнате или дверям. За спиной всегда должна быть стена, чтобы ты мог держать всю округу под наблюдением. Тонкости, но на них строится безопасность. Странно, что их этому не обучали.

— Миссис Ларгус, вы что-нибудь слышали об убийствах людей, которые являлись государственными служащими? — спросила Дайлин.

— Государственными служащими?

— Да, об этом писали в новостях. Сыщик, прораб благоустройства города и директор строительного училища.

— А, убийства чиновников… ­— кивнула она. — Да-да, я слышала.

— Вам что-нибудь известно об этих убийствах?

— А что мне должно быть известно? — спросила она, улыбнувшись.

— Что-нибудь, — произнёс Кондрат, опередив Дайлин.

— Что-нибудь? Ну… я знаю, что они были убиты, а чиновник тот брал повсеместно взятки и воровал из казны. Так в газетах писали, — пожала женщина плечами.

— Вы слышали, что все убитые раньше служили? — спросил Кондрат, буквально буравя её взглядом.

— Вот как?

— Да, тоже участвовали в южной войне, как и ваши сыновья.

— Что ж, многие из нашего поколения прошли ту войну, — пожала женщина плечами. — Вы удивитесь, но женщины тоже служили в то время. Например, я.

— Где? — полюбопытствовал Кондрат.

— Медсестра третьего военного госпиталя, отделение экстренной травматологии и хирургии. Уж поверьте, меня ничем не удивить, насмотрелась на всю жизнь, — вздохнула она.

— Вы знаете, где служили ваши сыновья?

— Тринадцатая пехотная рота, второй взвод, штурм деревни Кьюси-Льюн, — отчеканила она, как молитву. — Мои сыновья погибли во время штурма.

— Сочувствую.

— Спасибо. Много времени утекло, хотя не буду спорить, мне их не хватает. Будь они живы, им бы было уже по сорок лет, но… их нет.

— Вы очень стойко переживаете утрату, — заметила Дайлин.

— Стойко? Вы хотели сказать, смирилась, — улыбнулась она. — Такую утрату не пережить, можно лишь смириться и надеяться, что однажды, когда боги позовут, я отправлюсь туда и вновь встречусь со своими детьми. Этим и живу, надеясь, что однажды встречусь с ними.

— Понятно… — протянул Кондрат. — Вы точно знаете, где ваши сыновья воевали?

— Да, оба прошли через мои руки, — кивнула она, взглянув на свои ладони. Её взгляд потускнел. ­— Такое не забудешь. Наш госпиталь… он принимал большую часть южного фронта. Многие попросту не добирались до нас, а кто добирался, как минимум половина выживала. Страшное время. И ещё страшнее однажды увидеть, как перед тобой оказываются твои собственные дети. Мне, наверное, повезло, ведь я смогла попрощаться с ними. Другие были лишены этого.

— Значит, вы, возможно, слышали что-нибудь о штурме высоты семь и семь? — спросил Кондрат.

— Кто о ней не слышал… — протянула женщина.

Кажется, разговор с ними её изрядно измотал. Не сам разговор, а воспоминания, которые они принесли. С каждым словом она будто чахла, лишалась красок и становилась всё больше похожей на тех, кого они уже успел обойти. Её голос лишался какой-либо жизни, будто затухающая свеча.

— Можете что-либо рассказать об этом?

— Нечего рассказывать, господин сыщик. Мы приняли многих с того места. Наверное, самая горячая точка за всю войну была. Никогда не видела столько потерь.

— Вы знаете, кто командовал той ротой, что штурмовала ту высоту?

— Какой-то тупой капитан, если я не ошибаюсь. Я не знаю, как его звали, но ему желали смерти все врачи.

— Все врачи?

— Когда ты видишь столько раненных мальчишек, кричащих от боли или смирившихся с тем, что они уже никогда не вернутся домой, и попросту ничем не можешь им помочь, потому что банально не хватает ни бинтов, ни обеззараживающих средств или даже обезболивающих, чтобы унять их страдания, любой может свихнуться. Это было страшно, это было больно, хотелось выть от бессилия, что ты попросту ничем не можешь им помочь, а они… они смотрят на тебя глазами, ещё в которых есть надежда. Надежда, что их спасут… Ты можешь сойти с ума. Понимаете?

Кондрат медленно кивнул.

— Я иногда до сих пор просыпаюсь по ночам, и мне кажется, что я слышу крики. Что чувствую этот тяжёлый запах крови, старых бинтов и сладковатый аромат гниющих ран…

— Что бы вы сказали, если бы узнали, что тот капитан был убит?

Женщина испытала искреннее удивление. Казалось, что на её ставшем за время разговора безжизненном лице появились краски. И, что более удивительно, на губах появилась улыбка.