Я уже почти ничего не чувствовал, но его последние слова врезались в меня, как кинжалы.
«А заодно… твое тело в том мире станет для меня новым сосудом, новой дверью. Когда ты падешь духом, я захвачу твое тело и завершу начатое здесь — открою портал в этот мир, используя твою пустую оболочку. Реставраторы были лишь разминкой. Здесь, в этом мире магии, мой пир только начнется».
* * *
Свиток с историей моего проклятия выпал у меня из рук и с глухим стуком покатился по каменному полу библиотеки.
Во рту стоит привкус меди, праха и горькой, неумолимой правды. Я сижу, вцепившись пальцами в холодный пол, не в силах пошевелиться.
Так вот оно что.
Вот она цена моего немыслимого успеха в прошлой жизни. Ничего не дается просто так.
Я — финальный акт долгой, выдержанной, как дорогое вино, мести. Демон поместил меня в самый адский мир для моего бывшего «я». В мир, где нет права, есть только сила. Где моя жажда справедливости априори бесполезна, смешна и наивна. Где меня презирают за отсутствие дара. Где на меня, как на дичь, охотятся все, кому не лень.
И он ждет. Спокойно и терпеливо, как паук в центре паутины. Ждет, когда страх, боль, унижения, осознание собственной абсолютной беспомощности заставят меня сложить оружие и пожелать себе небытия. Прошептать в ночи: «Агу. Хватит. Мамочки, я больше не могу. Заберите меня».
И тогда он придет. И заберет мою душу как главный трофей своей коллекции. А мое пустое, безвольное тело станет дверью для его вторжения в этот мир.
Тот безумный сатанист-Реставратор… это был всего лишь скромный первый шаг, проба пера. Демон был голоден. По-настоящему. И он хотел устроить пир здесь, в этом мире, ломящемся от магической силы. А что если… недавние убийства в этом мире, о которых каждый день трубят по радио, тоже связаны с ним — моим «другом» демоном. Я этому совсем не удивлюсь…
Мой взгляд падает на валявшийся рядом со мной игрушечный деревянный меч. Потом на угасшую, едва теплящуюся искру Мстислава. Призрак потратил много сил, чтобы раскрыть мне правду, и сейчас видимо пытается вернуть свою призрачный облик.
Затем я смотрю на свои маленькие, худые, беспомощные ручки.
Я не просто какой-то там ноу-name малыш. Я — поле битвы за мою собственную душу и, по сути, за весь этот, пока незнакомый мне, мир.
И мой главный враг — это даже не кровожадный отец-князь, не безразличный император, не задира Дмитрий. Главный антагонист — отчаяние, что тихо жжет меня в сердце, как семя, посаженное демоном. Оно — его главное орудие. Оно — ключ от двери, в которую он хочет войти.
Он хочет, чтобы я сдался.
Значит, я не сдамся. Ни за что. Ни при каких обстоятельствах. Мне нужно было что-то сделать. Хоть что-то.
Я медленно, по-пластунски, подползаю к тому месту, где затаился, почти угаснув, Мстислав. Его невидимое тельце появилось целиком, но призрака обуял крепкий сон. Оказывается даже призракам нужно восстанавливать свои силы.
Я не могу его обнять, не могу даже толком дотронуться. Но я подношу ладошку к его холодному, угасающему свечению, пытаясь вобрать в себя крупицы его стойкости.
— Спасибо, друг, — шепчу я мысленно. В моем голосе появилась сталь. — Теперь я все знаю. Теперь я вижу не только карту этого дурацкого поля боя, но и истинную цель главного врага. Он хочет не просто мою душу. Он хочет этот мир. И использует меня, как отмычку. Как слабое звено.
И, от ползаю назад и беру в ручку деревянный меч — как символ силы. И
даю новый обет. Не демону из прошлого. Себе. Тому адвокату демонов, которым я был.
«Ты хотел смысл? — мысленно обращаюсь я к своему прошлому. — Ты хотел бороться за справедливость, даже в самом безнадежном мире? Ты хотел инструмент, чтобы менять систему? Что ж, поздравляю. Твое желание исполнено самым извращенным образом, на какую только хватило фантазии у вашего брата. Этот мир — твоя новая система. А мое тело, мой дух, моя воля — теперь тот самый „инструмент“. Посмотрим, как понравится нашему „другу“ демону-работодателю, когда его добыча не сломается, а оскалится в ответ. И давай его кусь-кусь своим беззубым ротиком. Когда „пустой сосуд“ наполнится не отчаянием, а холодной, безжалостной решимостью воина, который знает цену поражения и не намерен ее платить».
Да, я в теле младенца. Да, у меня в этот раз нет магии. Но я буду бороться. Не за трон. Не за право быть наследником. Я буду бороться за саму возможность своего существования. За каждую секунду. За каждый вздох. И за этот проклятый, странный, но все же прекрасный мир, который гребанный демон хочет поглотить.
Завтрашнее испытание? Для демона — оно должно стать кульминация его коварного плана, момент моего краха. Для императора — бездушная игра в селекцию. Для совета — очередное зрелище под теплый хлебушек.
А для меня? Для меня это — первая битва в войне, которую я только что осознал. И я пойду на нее, зная, что любая моя крупица отчаяния — это кирпич в стене, которую он возводит между мирами. Это гвоздь в крышку моего гроба и ворота для его легионов.
Значит, я не моргу своими глазенками. Я буду драться. Как умею. Даже если это будет выглядеть для кого-то смешно. Даже если это значит укусить Дмитрия за его холеную пятку или запустить царской погремушкой в наглую рожу членов совета.
Война есть война. А на войне все средства хороши. Особенно когда речь идет о спасении мира и собственной, внезапно ставшей такой ценной, шкурки.
И я уже придумал, как пустить им всем кровь из носа. Ну, или как громко заплакать, если что-то пойдет не так…
Имение графа Дамирова
Вернувшись в покои матери, Софья застает Ангелину Петровну в необычайном возбуждении. Та порхает по комнате, а глаза её горят огнем похожим на огонь безумия.
— Ты была права, дочка! — восклицает она, хватая Софью за холодные руки. — Я подкупила одну из служанок Настасьи… Та призналась, что видела, как та прячет в потайной ящик своего будуара какие-то склянки и травы! Говорит, от них пахнет серой и полынью!
Сердце Софьи ёкает. Колдовство. Всё было ещё хуже, чем она предполагала.
— Мама, это опасно. Если она заподозрит…
— Она ничего не заподозрит, — с хитрой, почти девичьей улыбкой говорит Ангелина Петровна. — У меня есть план. Но тебе, Софьюшка, нужен союзник не только во мне. Тебе нужен человек со связями при дворе, тот, кто сможет защитить Мирослава, если… если твой отец посмеет….
Мать боится закончить фразу, но Софья понимает её без слов и грустно улыбается.
— Я знаю, о ком ты говоришь. Но он… он, наверное, давно забыл меня.
— Граф Толстопалов? — уточняет мать. — О, милая, мужчины такого склада не забывают таких женщин, как ты. Он был в тебя влюблён до беспамятства. До твоего замужества он осыпал тебя письмами и подарками. Помнишь?
