Император Пограничья 13 (СИ) - Астахов Евгений Евгеньевич

Взрывы становились плотнее. Артиллеристы обоих лагерей нащупали цель и теперь методично утюжили заданный квадрат земли. Стрельба из пулемётов перешла в сплошной рёв — очереди сливались в единый треск. Угроза повышалась с каждой секундой. Случайная смерть могла настигнуть любого — осколок, шальная пуля, прямое попадание.

Журавлёв заметил впереди глубокую воронку — след от дневного снаряда. Яма была метров пять в диаметре и около двух в глубину.

— Туда! — прохрипел сапёр, указывая на укрытие.

Отряд скатился в воронку, матерясь и охая от боли. Марина Соколова, превозмогая слабость, сразу же вернулась к Раисе. Медик достала из подсумка узкий флакон с алхимическим составом — красноватая жидкость, которая при контакте с воздухом густела, превращаясь в подобие воска. Соколова щедро полила рану на шее тенеброманта, закупоривая пробитую артерию. Состав зашипел, въедаясь в ткани. Раиса даже не дёрнулась — она была без сознания, лицо мертвенно-бледное, губы синеватые.

— Дыши, дыши, чёрт возьми, — шептала Марина, продолжая работать. — Не смей, слышишь? Не смей!

Взрыв прогремел прямо над воронкой. Земля посыпалась на головы бойцов, один из осколков по касательной врезался в край ямы, выбив фонтан грязи. Молотов инстинктивно прикрыл голову руками. Журавлёв прижался к стенке воронки, стараясь слиться с землёй. Железняков бережно опустил тело Каменева на дно ямы, прикрыв его собственной курткой.

Ермаков сидел, привалившись спиной к стенке, и судорожно дышал. Его дар Соматоманта работал на пределе, нейтрализуя яд и одновременно пытаясь справиться с переломом голени. Пот лился по его лицу ручьями, мышцы подрагивали от перенапряжения. Но он не издал ни звука.

Страх случайной смерти висел над ними, как дамоклов меч. Любой из следующих снарядов мог упасть прямо в воронку. Любая из тысяч пуль, рассекающих воздух, могла найти цель. Это было напряжение иного рода — не от схватки лицом к лицу, где ты можешь влиять на исход, а от слепой, безличной угрозы, которой невозможно противостоять.

Они лежали в яме, покрытые грязью и кровью, слушая, как ад ревёт над их головами, и ждали эвакуации.

В голове до сих пор звучал голос Журавлёва, но тело уже начало двигаться.

Что-то пошло не так. Совсем не так, как я планировал. Скальд подслушал ночной совет командования Владимирской армии — ни слова об активных боевых действиях этой ночью, лишь подготовка к завтрашнему штурму. Однако мои гвардейцы наткнулись на какую-то угрозу, с которой не смогли справиться без потерь.

Я быстро прокручивал варианты в голове, анализируя ситуацию через призму военного опыта. Кто-то из участников этого бл… блистательного цирка вёл свою игру. Патриарх Воронцов? Его люди могли действовать независимо, преследуя собственные цели. Наёмники? Они не всегда слушают приказы, если видят выгоду. Или Гильдия Целителей? Они уже дважды пытались меня ликвидировать, немудрено, что могли попытаться и в третий…

Гнев сжал моё нутро тугим узлом. Я должен был отправиться на задание с отрядом. Моё место — рядом с людьми, которые рискуют жизнью по моим приказам. Но вместо этого я был вынужден остаться здесь, в Южном Форте, готовя укрепления к утреннему штурму, готовя наш «сюрприз» дорогим гостям. Логика командира диктовала мне, что я не могу лично затыкать каждую брешь. Если взвалю всё на себя, подведу всех сразу. Для проведения особо важных боевых операций теперь у меня имелась личная гвардия. Я выбрал логику, и теперь кто-то из моих соратников мёртв.

Всё это пронеслось в моей голове, пока я активировал амулет связи для вызова Ярославы Засекиной и Леонида Карпова.

— Встречаемся на крыше. Немедленно. Эвакуация раненых.

Не дожидаясь ответов, я выскочил на крышу форта. Ночной воздух ударил в лицо холодом, но я его не чувствовал. Сосредоточился на магии металла, формируя под ногами металлическую платформа — грубую, но функциональную. Полёт с опорой на такую площадку будет гораздо комфортнее для бойцов, которых придётся забирать с передка[1], чем ощущение свободного падения, остановленного воздушной магией.

Через минуту ко мне присоединилось двое аэромантов. Ярослава в боевой униформе, волосы стянуты в тугой узел, глаза горят готовностью к действию. Карпов, седобородый профессор, выглядел встревоженным, но держался с достоинством.

— Летим, — коротко бросил я.

Ярослава и Леонид создали воздушные потоки, и металлическая платформа оторвалась от земли. Я лично сопровождал их, чтобы защитить от снарядов и пуль. Рисковать жизнями магов, когда там, в поле, умирают мои люди, я не собирался.

Мы взмыли в небо, и через несколько секунд я увидел источник угрозы. Поле боя превратилось в настоящий пекло. Осветительные ракеты висели в воздухе, превращая ночь в призрачный день. Трассирующие пули прошивали туман огненными линиями. Взрывы снарядов поднимали фонтаны грязи. Магические всполохи — оранжевые огненные шары, серебряные электрические вспышки — летели с обеих сторон.

Я сконцентрировал волю, активируя Магнитную бурю. Мощное магическое поле развернулось вокруг нас радиусом в триста метров. Всё металлическое в зоне действия среагировало мгновенно.

Снаряд, летевший прямо на нас, дёрнулся в сторону, словно невидимая рука толкнула его. Траектория искривилась, и боеприпас ушёл влево, взорвавшись в пятидесяти метрах от нашей группы. Пули, которые должны были пробить нас насквозь, отклонялись на подлёте, отталкиваясь от невидимого барьера. Некоторые зависали в воздухе, дрожа, прежде чем упасть на землю.

Я держал заклинание, напрягая немалую часть своего резерва. Мои соратники там, внизу, и я не позволю случайному снаряду убить аэромантов, которые должны их спасти.

Мы пролетели над лесом, ориентируясь на сигнал амулета связи. Через минуту я увидел глубокую воронку от снаряда. В ней, прижавшись к стенкам, залегли мои гвардейцы.

Картина, открывшаяся моему взору, ударила сильнее любого заклинания.

Они все были покрыты грязью и кровью — почти невозможно было отличить одного от другого. Ермаков сидел, привалившись спиной к стенке воронки, на его руках лежала Раиса. Кровь тенеброманта залила его панцирь, стекая тёмными струями. Марина Соколова, бледная как смерть, вялая и заторможенная от собственной кровопотери, дрожащими руками вводила Железнякову между рёбер какую-то трубку. Емельян хрипел, задыхаясь, но постепенно его дыхание выровнялось — девушка делала что-то с его раной, и ему явно стало легче дышать.

Молотов поддерживал медика под локоть. Журавлёв с болезненной гримасой осматривал повреждённое колено. Железняков сидел рядом с телом Каменева, бережно прикрыв его своей курткой. Брагина не выпускала из рук тело врага в чёрной униформе — труп лежал рядом с ней, маска-череп смотрела пустыми глазницами в небо.

Всеволод. Один двухсотый, как и сказал Севастьян…

Я не считаю своих людей расходным материалом. Никогда. Каждый из этих восьмерых — боевой соратник, прошедший со мной через огонь и кровь. Они выбрали следовать за мной не из страха, а по доброй воле. И я в ответе за каждого.

Тревога сдавила грудь, но я загнал эмоции вглубь. Сейчас нужна холодная голова.

— Ярослава, Леонид, хватайте их! Я прикрываю всю группу!

Княжна спикировала вниз, воздушные потоки подхватили бойцов, поднимая к нам на платформу. Тело врага Брагина затащила последним, не желая оставлять трофей на поле боя.

Обратный путь оказался ничуть не легче. Артиллерия Владимирской армии усилила огонь, словно почуяв добычу. Снаряды падали всё ближе, всё плотнее. Я отклонял их один за другим, искривляя траектории, отталкивая металлические осколки. Пот выступил на лице, но я держался.

Через несколько минут мы добрались до Угрюма, и аэроманты бережно опустили группу возле больницы. Несколько бойцов за время полёта потеряли сознание.

— Немедленно в лазарет! — прорычал я, поднимаясь, но в этом не было нужды — Светов и Альбинони нас уже ждали.

Кожа Раисы приобрела восковую бледность, а губы потеряли всякий цвет. Лишь слабо пульсирующая жила, напоминала о том, что сердце ещё бьётся. Кровь продолжала сочиться из раны на шее, несмотря на алхимический состав, которым Марина закупорила артерию. Светов склонился над ней, руки целителя светились зелёным светом.