Когда всем страшно - Форст Мира

– Ты преследуешь меня? – попыталась отстраниться она от меня, а когда не получилось, попросту взяла и отрезала садовыми ножницами тот локон, за который я удерживал ее.

Светлый шелк так и остался в моей ладони, спрятал его в карман брюк.

– Преследую.

– А зачем?

– Я узнал, кто твой жених, – оставил ее вопрос без ответа. – Тебе не стоит выходить за него замуж. Петер Штемпп разбазарит состояние твоего отца. А если мужчина не обеспечивает женщине рог изобилия, она обеспечит ему изобилие рогов.

– По своему опыту знаешь? – съязвила дева.

– Иногда полезно молчать, фройляйн, – забрал у нее ножницы и отрезал пропущенный ею молодой побег.

– Делаешь мне замечание?

– Нет. Даю рекомендацию.

– Тогда могу теперь я дать тебе рекомендацию? – взяла она инструмент обратно и срезала еще два листа.

– С удовольствием послушаю, – перехватил ее пальцы, норовящие пораниться о бордовые шипы.

– Иди к Диане. Вы с ней отлично смотритесь вместе. Твоя сестра вышла замуж за Феликса. Почему бы и тебе не жениться на его сестре?

– Мне нравятся блондинки, – все еще не отпускал я ее пальчиков из своих рук.

– Попроси Диану перекраситься, – рассмешила она меня.

Не стал говорить, что это не поможет, что не собираюсь жениться на девушке, рядом с которой не обостряются все чувства и ради которой не готов достать луну с неба.

ГЛАВА 5. НАДЕЖДА

Никлас не отставал от меня все утро, разрушив так любимые мною мгновения одиночества, проводимые в розарии, когда большинство горожан еще и не думает просыпаться. Мне нравилось смотреть на то, как хрупкие бутоны распускаются навстречу новому дню, как начинают играть краски на тонких лепестках.

Я приходила сюда каждую субботу. Садовник не справлялся со всеми посадками, потому был рад любой помощи.

– Осенние розы самые красивые, да? – сел вампир на разрыхленную землю напротив меня.

Надо же… не боится замарать своих щегольских штанов, – фыркнула мысленно. Нас разделял теперь куст абрикосовой розы, и это лучше, чем, когда Эйлертон стоит за моей спиной.

– Да, – согласилась с ним. – Осенью красивее. Потому что не выгорают, как летом, остаются яркими.

– Виталина, почему ты здесь? В такой ранний час?

– А ты?

– Хотел тебя увидеть.

– Зачем, Никлас? Зачем шпионишь за мной? Разнюхиваешь информацию обо мне и моем женихе? Мне не нужна дружба с вампиром.

– А я и не ищу твоей дружбы, – нагло, недопустимо глазел он на меня, разглядывал.

– Тогда что? Тебе скучно? Решил развлечься за мой счет?

– Еще предположения?

– Если бы ты был человеком, я бы предположила, что ты попросту влюбился в меня.

– Влюбился? – скользнуло удивление в его голосе. – Влюбился…, – медленно повторил он, словно пробуя слово на вкус. – А если и так?

– Влюбленный вампир? – закатила я глаза.

– Считаешь, так не бывает?

– Все знают, что вампиры не влюбляются в… в еду.

– А еда может влюбиться в вампира?

– Возможно. Ваш вид гипнотизирует, – не стала лукавить. – Вы притягиваете, как нечто запретное и неизведанное. Вы похожи на хищников, то мурлыкающих, то готовых к броску. Всегда в хорошей физической форме. Опасны. А девушкам свойственно влюбляться в опасных типов.

– А ты?

– Я не могу влюбиться в того, кто повинен в смерти моей мамы и моего брата. Ему было всего десять, Никлас, – наверное, впервые взглянула ему прямо в черные глаза. В них клубилась тьма, и мне казалось, она стала глубже и острее, чем прежде.

Я поднялась с коленок, оправила юбку, стряхнула налипшую к ткани землю, намереваясь уходить.

– Подожди, – доля секунды и он уже обхватывает мое запястье, вновь стоит рядом. Слишком близко.

– Ты мог бы не дотрагиваться до меня? – позволил вампир высвободить мне руку. – Лучше вот, сделай полезное дело, – всучила ему ножницы и мешок с обрезанными побегами. – Отнеси в сторожку садовника.

– Я отнесу, – согласился Никлас. – Только, Виталина, ты должна знать, вампиры не убивают детей. Ни я, ни другие не могли навредить твоему брату. В тот день, который вы называете нашествием, мы убили лишь тех, кто направил на нас оружие. Смертей было бы гораздо меньше, если бы в Форсте не стоял тогда прусский гарнизон. Военные могли сдаться, как сделали более умные в иных городах, но предпочли стать нашими жертвами.

– Но как же? – растерялась я. – Мне с самого детства было известно, что моих родных убили вампиры.

– Кто-нибудь может подтвердить, что видел твоих родных мертвыми? Вита, есть свидетели?

– Я… Я не знаю. Не спрашивала. Но пастор Бернар был в тот день на площади. Мне надо поговорить с ним, – подхватила подол и побежала из розария.

Говорит ли Никлас правду? Вампиру нельзя верить. Да вот только… Что, если не врет? Но в таком случае, где мои родные?

Весь путь до кирхи я бежала, провожаемая удивленными взглядами. В Форсте обычно никто никуда не спешил.

От быстрого бега стало жарко, да и утренняя прохлада сменилась теплым ветром. Я остановилась у церковной оградки, сняла вязаную пелерину и оставила ее на резной скамеечке, чтобы не держать в руках.

Вдоль стен краснокирпичной кирхи разросся шиповник, украшая собою довольно-таки аскетичную постройку. Обычно я не сразу входила в храм божий, любила постоять во дворике, вдыхая фруктово-медовый аромат, витающий тут, но сегодня спешно шагнула внутрь.

До моих ушей донеслось неразборчивое кряхтение.

– Отец Бернар?

– Я здесь, милая, – показался пастор в проеме между рядов каменных лавок. Он прикладывал к наливавшейся на виске шишке медную чашу.

– Что это с вами? – помогла ему сесть. – Каким образом?

– Это не образом, Вита. Канделябром, – слабо улыбнулся старик. – Канделябр мне на голову грохнулся.

– Ну, раз вы в состоянии шутить, то все нормально, – присела подле него.

– Ты помолиться пришла, милая? Или так, мимо проходила? Знаешь ведь, как теперь модно стало, считают, будто молитвы и не имеют особого смысла.

– Я так не считаю, Бернар. Но сейчас действительно пришла не для того, чтобы помолиться. Мне нужно кое о чем спросить. Пастор, вспомните, прошу, в тот день на площади, когда произошла бойня, вы лично видели мою маму и брата среди погибших?

– Двадцать лет прошло, милая, – замялся старик, убрал посудину от ушибленного виска, наморщил лоб. – Твои родные не вернулись домой. Но… Нет. Лично я не видел их тел. Виталина, дорогая моя, тебе трудно вообразить, что тогда здесь творилось. Повсюду кровь и пирамиды из мертвых. Живые боялись, что мертвецы начнут оживать. Когда тела сжигали, я читал молитву и впервые перепутал слова. Мне было страшно, как и всем остальным. Тогда всех, кто не вернулся с ярмарки, посчитали погибшими. Откуда вдруг возник твой вопрос? Стоит ли ворошить прошлое?

– Никлас Эйлертон сказал, что вампиры не убивают детей. А Лисандер был ребенком.

– Твой брат мог погибнуть в давке, Вита. Люди метались в те адовы минуты, как полоумные, ничего не соображали, мешали друг другу и давили ближних своих.

– Да… о таком я как-то не подумала, – поежилась от сквозняка и досады. Вспыхнувшая было надежда медленно угасала.

– Замерзла? – не укрылось от Бернара мое движение.

– Немного, – поднялась я с лавки. – Пелерину во дворе оставила. Пойду. Извините, что побеспокоила попусту.

– Я всегда рад дочери моего дорогого друга Фьеля, – заверил Бернар. – Приходи, когда пожелаешь, милая.

На улице поджидал сюрприз. Диана Сворбуж. В неизменном черном одеянии. Сколько же у нее черных платьев? И ведь все разных фасонов. Сегодня платье было с зауженной талией и с вышивкой по подолу. Интересно, во сколько лет она застыла? Больше двадцати вампирше никак не дашь.

Ее взгляд прилип к моему лицу. А в моей голове скользнула мысль, что уж лучше бы на месте Дианы был Никлас. Его взгляд хотя бы не бьет острым штыком, как взгляд этой вампирши.

Попыталась обойти ее, но Диана преградила дорогу, толкнула меня к ограде.