Шеф с системой. Империя вкусов (СИ) - "Afael"

Повисла тишина.

Маша стояла молча, смотрела на тушу, потом на свои руки, потом снова на мясо. Я видел — в её глазах шла внутренняя борьба. Гордость против профессионализма. Обида против любопытства.

Наконец она подошла к колоде, взяла нож, который лежал рядом. Приложила лезвие к краю вырезки под другим углом — более острым, как я показал. Медленно, осторожно провела. Лезвие скользнуло чисто, оставив тонкую серебристую плёнку на кости. Маша замерла. Посмотрела на результат. Потом снова сделала рез — теперь уже увереннее. Ещё раз. Ещё.

Она работала молча несколько минут, пробуя новый угол, привыкая к нему. Я не мешал. Просто стоял и наблюдал. Наконец она выпрямилась. Положила нож на колоду. Вытерла руки о передник, оставив кровавые полосы. Повернулась ко мне.

— Ты прав, — сказала она тихо.

Два простых слова, но я слышал в них больше — признание. Она отвернулась, прошла к окну, посмотрела в темноту за стеклом. Стояла так несколько секунд, собираясь с мыслями.

— Мой отец, — начала она хрипло, не оборачиваясь, — был лучшим. Весь город знал его имя. К нам приезжали из соседних городов, чтобы купить мясо. Он учил меня всему. Показывал каждый приём, каждый секрет ремесла, но я была слишком молодой и глупой. Думала, что у меня ещё куча времени, чтобы всё узнать.

Голос дрогнул:

— А потом Гильдия пришла. Сказали, что мы торгуем без их разрешения. Что нам нужны рекомендации, одобрение их гребаных торгашей, повязанных с гильдией. Отец отказался. Сказал, что мы честные мастера, работаем сами, никому не вредим.

Маша сжала кулаки:

— Они распустили слухи. Шептали по углам, что у нас мясо тухлое, что мы обманываем покупателей, разбавляем хорошее мясо гнилью. Люди перестали приходить. За месяц. Один гребаный месяц — и от нашей лавки ничего не осталось.

Она повернулась ко мне. В глазах блестели слёзы:

— Отец не выдержал. Сердце не выдержало. Народ говорит, что он повесился, но это не так. Он умер, глядя на пустую лавку, которую строил двадцать лет.

Маша провела рукой по лицу, стирая непролившиеся слёзы:

— Я осталась одна с этой лавкой, с долгами и с именем, которое Гильдия втоптала в грязь.

Она усмехнулась без веселья:

— Пять лет я выживаю. Каждый день — война. Они постоянно давят, пытаются добить окончательно. Стража приходит, надуманные штрафы выписывает, слухи. Я держусь только потому, что мне терять нечего и потому что каждый кусок мяса, который я продаю в обход их системы — это плевок им в лицо.

Маша смотрела на меня изучающим взглядом.

— Зачем ты пришёл сюда, повар? — спросила она наконец. — Зачем ты рискуешь связываться со мной? Гильдия тебя уничтожит, если узнает. Ты же видел, что они делают с теми, кто идёт против них.

Я выдержал её взгляд и ответил спокойно, чётко, взвешивая каждое слово:

— Я пришёл, потому что мне нужен союзник. Настоящий мастер, которому я могу доверять и потому что я тоже ненавижу Гильдию. Они и меня прижали.

Маша прищурилась:

— Красиво говоришь, но что ты можешь предложить мне? Защиту? Ты сам еле держишься, иначе не пришел бы. Раз пришел, значит отчаялся. Так что же?

Я сделал шаг вперёд:

— Месть.

Слово повисло в воздухе. Маша замерла.

— Через неделю Зимняя Ярмарка, — продолжил я. — Это нейтральная территория. Три дня, когда Гильдия не может напрямую контролировать торговлю. Я иду туда и буду продавать еду — лучшую еду, которую этот город видел за последние годы. И весь город увидит, что можно обойти их систему.

Я не отводил взгляда:

— Твоё мясо станет частью этой победы. Каждое блюдо, которое я продам — это удар по Гильдии и доказательство, что можно работать без их разрешения и контроля.

Маша молчала, но я видел — в её глазах загорелся огонь.

— Гильдия разорила твоего отца, — сказал я тихо. — Она хочет разорить и меня, но я не дам ей этого сделать и ты можешь помочь мне насолить им так, как они этого заслуживают, а еще обелить имя своего отца.

Маша медленно подошла к прилавку, где торчал её тесак. Выдернула его резким движением. Лезвие блеснуло в свете свечей.

Она подошла ближе, остановилась передо мной, посмотрела мне в глаза.

— Если ты обманешь меня, повар, — произнесла она тихо, но в голосе звучала абсолютная серьёзность, — я найду тебя. Понял?

— Понял, — кивнул я.

— Ты платишь вовремя, ты держишь язык за зубами — я поставляю тебе лучшее мясо в городе, но один раз подведёшь…

Она провела тесаком по воздуху.

— Договорились, — сказал я и протянул руку.

Маша посмотрела на мою руку несколько секунд. Потом медленно, всё ещё с недоверием, пожала её. Рукопожатие было крепким, сильным — руки мастера, привыкшего к тяжёлой работе.

— Сколько тебе нужно? — спросила она, отпуская мою руку.

— Для начала — на три дня Ярмарки. Говядина, свинина, может быть курица. Объёмы большие.

Маша присвистнула:

— Амбициозно. Хорошо. Мясо будет. Когда принести?

— Мне нужно всё за два дня до Ярмарки. Вечером.

— Как передадим? — она прищурилась. — Гильдия следит за мной. Если её люди увидят, что я продаю тебе товар напрямую…

— Есть старый сарай, — сказал я. — На краю Слободки, у Северной дороги. Заброшенный, никто туда не ходит. Ты оставишь там мясо вечером. Я заберу до рассвета. Деньги оставлю там же, в условленном месте.

Маша задумалась, потёрла подбородок:

— Рискованно, но сойдёт.

— Сколько? — спросил я.

Она назвала цену.

— Договорились, — кивнул я.

Мы ещё несколько минут обсудили детали — точное расположение сарая, где именно оставить мясо, как упаковать, чтобы сохранить свежесть, где спрятать деньги. Наконец Маша проводила нас к выходу. У двери она остановилась, посмотрела на меня серьёзно:

— Ты либо очень смелый, либо очень тупой, повар. Идти против Гильдии в открытую — это самоубийство.

— Может быть, — согласился я. — Но сидеть и ждать, пока они задушат меня — тоже не вариант.

Маша усмехнулась — впервые за весь разговор почти по-настоящему:

— Ладно. Мне нравится твоё упрямство. Напоминает отца. Он тоже был упёртый как бык.

Она протянула руку ещё раз:

— Удачи тебе на Ярмарке. Насоли им как следует.

Я пожал её руку:

— Постараюсь.

Мы вышли в холодный вечер. Дверь за нами закрылась.

Варя и Матвей молчали, пока мы шли по тёмному Кожевенному переулку. Наконец Варя не выдержала:

— Ты с ума сошёл, Александр. Ты чуть не лишился руки там.

— Знаю, — кивнул я.

— Но ты всё равно сказал ей, что она держит нож неправильно, — добавил Матвей с уважением в голосе. — Это было… это было безумно.

— Иногда безумие — единственный способ получить уважение, — ответил я. — Маша не поддаётся на красивые речи. Ей нужны были доказательства, что я мастер, а не очередной проходимец.

Варя покачала головой, но я заметил слабую улыбку на её губах:

— Ну хоть она с нами теперь. Это уже два союзника.

Мы шли дальше в темноту, оставляя за спиной пустые улицы Кожевенного переулка.

Я распахнул дверь своего дома с таким напором, что она громко ударилась о стену. Варя и Матвей вошли следом, стряхивая снег с плащей. В комнате было тепло — горел очаг, и все дети собрались вокруг стола. Тимка сидел во главе, перед ним лежала заточенная палка — он что-то вырезал. Остальные играли или дремали на лавках.

Маша первой подскочила:

— Ну? Получилось?

Я снял плащ и позволил себе улыбнуться:

— Получилось.

Все словно выдохнули разом. Тимка бросил палку и выпрямился. Петька и Семка переглянулись с надеждой.

— У нас есть два надежных поставщика, — продолжил я, подходя к очагу и протягивая руки к огню. — Фрол-мельник и Маша-мясник. Оба ненавидят Гильдию и готовы работать с нами. Осталось разобраться с овощами, но не думаю, что это будет сложно. Овощи мы можем всегда купить на рынке.

Матвей выдохнул с облегчением и опустился на лавку: