Навола - Бачигалупи Паоло

Он снова поклонился и ушел, освобождая место следующему гостю.

Верховный священник Гарагаццо вручил мне особый молитвенный коврик и золотой образ Амо, чтобы я мог молиться в своих комнатах.

Поэт Авинчи написал оду в мою честь.

Аган Хан подарил ястреба.

— Это боевой ястреб. Если научитесь его языку, он будет шпионить для вас в небесах и рассказывать, что видел. Его зовут Небесная Кровь.

Потом были новые гости, и новые имена, и новые предметы, и вдруг, к моему изумлению, толпа раздалась — и передо мной возникла госпожа Фурия, за спиной которой маячила смертоносная служанка Силкса.

При виде этой пары державшийся поблизости Каззетта напрягся. Я будто чувствовал, как зудят его ладони от желания схватиться за оружие. Фурия взмахнула юбками, исполнив безупречный суттофлектере, и уважительно склонила голову под строго выверенным углом.

— Амо ти дава буоницца фортуна57 в ваш день имени. — Выпрямившись, она улыбнулась. — Так приятно видеть нашего юного Быка живым. Я очень о вас тревожилась.

Несмотря на улыбку, у меня возникло ощущение, что она насмехается.

— Каково это — быть мужчиной? Вы чувствуете себя выше? Сильнее? Могущественнее?

Вот оно. Внезапно я почувствовал себя псом, усевшимся на красно-золотую подушку, абсурдно разодетым псом, который лишь притворяется человеком.

— Готовы ринуться в бой? — Фурия склонила голову в противоположную сторону, словно желая увидеть меня в ином свете. — Готовы атаковать и бить? Вонзать свой меч? Или видите себя не воином, а скорее фермером, который пашет и сеет? Быть может, вы из тех мужчин, что предпочитают не сражаться за поле, а заполнять его борозды? Все эти влажные, широко распахнутые борозды, которые только и ждут вашего плуга?

Я покраснел. Фурия взмахнула веером, довольная, что смутила меня. Разжала руку — и на ее ладони я увидел золотую цепочку с полированными белыми камнями. Она вложила цепочку в мою ладонь. Я уставился на камни. Очень легкие...

Это были не камни.

— Фаланги пальцев, — сказала она. — Рабов, которые меня разочаровали.

Я смотрел на кошмарный дар, пытаясь сохранить контроль над лицом. Фурия испытывала меня. Испытывала прилюдно, желая лишить меня имени прежде, чем я его приму. Ждала, отпряну ли я, отшвырну ли ее подарок прочь.

Время словно замедлило ход. Я чувствовал, что на меня смотрят отец и Ашья; оба затаили дыхание. Пальцы Каззетты нащупывали спрятанные в рукавах кинжалы. Калларино следил за сценой, будто завороженный. Гарагаццо прикрыл рот ладонью, пряча изумление. Казалось, на нас смотрит весь зал. Даже акробаты словно замерли посреди кувырка, а шары жонглеров остановились в полете, чтобы артисты тоже могли повернуться и взглянуть.

Стоявшая передо мной Фурия словно выросла. Сейчас она казалась не человеком, а кем-то совсем иным, кем-то прекрасным и чудовищным, богиней, которая играет человеческими жизнями и человеческими костями. Все остальные вокруг нее будто поблекли, подобно цветам под дыханием первых морозов. Фурия же пылала, как огонь. Теперь я понимал, как она одолела своих братьев и стала править Палаццо Фурия...

Она шагнула ближе. Взяла меня за подбородок. Посмотрела в глаза. Повернула мою голову туда-сюда, изучая.

— Ягненок среди леопардов, — прошептала Фурия.

На кратчайший миг я будто увидел на ее лице печаль. Она сомкнула мою ладонь вокруг ужасного дара.

— Примите эти кости и помните: если вас не будут бояться, то будут постоянно испытывать.

Зал вновь пришел в движение. Шары упали в руки жонглеров. Акробаты подкинули друг друга высоко в воздух. Музыка зазвучала громче, разговоры обрушились на нас, подобно волне, и, к своему удивлению, я увидел, что Фурия стоит там же, где и стояла, далеко внизу, словно вообще не двигалась с места.

Она вновь исполнила суттофлектере, на этот раз склонившись чересчур низко, насмешливо изобразив уважение, какое выказывают императорам и королям-жрецам, но не мальчишкам.

Процессия продолжалась.

Передо мной предстал Филиппо.

Он подарил мне книгу.

— Скажу честно, мне очень понравились анекдоты, которые вы прислали во время нашей переписки. — После чего заговорщически понизил голос. — Кое-кто утверждает, будто вам тоже нравятся подобные вещи.

Это была книга с иллюстрациями — и, открыв ее, я испытал шок. Я захлопнул книгу, будто она была полна гадюк. Увиденные мной рисунки были даже непристойнее тех, что хранились в отцовском кабинете.

При виде моего смущения Филиппо рассмеялся.

— Теперь вы мужчина, Давико! — Он погрозил мне пальцем. — Не нужно стесняться своих желаний! Но научитесь управлять лицом. С госпожой Фурией вы справились... э-э-э... адекватно, однако мы оба знаем, как тяжело вам становится, когда речь заходит о настоящем испытании. — Он снова потряс пальцем и подмигнул. — Красивые девицы — вот ваша слабость.

Я поспешно отложил книгу.

И конечно же, Челия тотчас схватила ее и открыла.

— Да тут одни быки! — воскликнула она.

— А как иначе? — Филиппо довольно рассмеялся. — Разве сегодня не день Быка? — Он повернулся, поднял бокал и крикнул в толпу: — За Быка!

Ему ответили радостные вопли. Филиппо повторил тост, также встреченный ликованием, после чего обхватил за талию служанку и упорхнул вместе с ней.

На потрясенное восклицание Челии примчались Чьерко, Пьеро, Никколетта и Джованни. Все вместе они склонились над книгой. Судя по приглушенным возгласам, Филиппо превзошел себя. Очевидно, он заказал рисунки специально в честь моего дня имени, и они либо льстили нашей семье, либо оскорбляли ее, в зависимости от точки зрения смотревшего, поскольку богато одаренный Бык неистово совокуплялся с девицами и фатами, священниками и монашками, Калибой в его садах удовольствий и многими, многими другими. Отец с Ашьей снисходительно улыбались, и потому я сделал вид, будто вовсе не смущен, в то время как мои друзья собрались вокруг ужасной книги, переворачивая страницы и восторгаясь при виде изображенных на них непристойностей.

Я услышал, как Челия воскликнула:

— Но я не понимаю, как он может там поместиться!

Посол Гекката вручил мне музыкальный инструмент с восемью струнами и двумя грифами, порожки на которых были инкрустированы бриллиантами. Кивис висел у посла на шее, очевидно в этот раз не потревоженный Полоносом. Посол Зурома подарил нам живого скального тигра. Посол Шеру привез вина с собственных виноградников короля Андретона. Однако, к своему разочарованию, одного посла я так и не увидел.

— А что насчет Вустхольта? — спросил я и снова поискал глазами бородача, чьим обществом наслаждался несколько недель назад, но не увидел его в толпе.

Филиппо, который вернулся, чтобы полюбоваться реакцией моих друзей на свое развратное подношение, рассмеялся.

— Вы не слышали? Вустхольт исчез в ночи, сбежал во тьме. Его жена и дочь были убиты за собственным столом, а он выжил лишь потому, что опоздал к обеду и, вернувшись, обнаружил их лицом в супе, с языками, черными от зубной мантии.

— Отравлены? — потрясенно спросил я.

Филиппо пожал плечами:

— Говорят, он нашептывал в весунские уши даты отплытия кораблей. И получал процент от добычи весунских пиратов.

— Наших? — в ужасе спросил я.

— О нет, он был не настолько глуп. Но, судя по всему, в конце концов его кто-то раскрыл.

— Но... он казался таким милым человеком.

— И правда. Один из лучших практиков фаччиоскуро, что я когда-либо встречал. — Филиппо умолк, размышляя об умениях посла. И добавил: — Не наволанских. Иноземных.

Когда процессия иссякла, были танцы и пир, а поскольку теперь я достиг совершеннолетия и обрел имя, на торжество были приглашены артисты коммедиа ласчива58, которым предстояло шутливо проводить меня во взрослую жизнь. Облаченные в полупрозрачные шелка женщины насмехались надо мной, а мужчины издевались над моим стыдом. Чтобы отметить неуклюжий прыжок в зрелость, разыгрывались короткие непристойные пьески, и взрослые зрители смеялись громче молодых, поскольку узнавали собственные неумелые похождения в игре шутов и ночных бабочек, изображавших юные страсти и слабости.