Аттестат зрелости (СИ) - Рюмин Сергей

— Не замерзнут? — спросил Устинов.

— Не должны, — успокоил его я. — Заклятие сна будет действовать минут 10–15. Водитель уже вообще проснуться должен.

Мы зашли в подъезд, потом в квартиру. Устинов разуваться-раздеваться не стал.

— Здорово у тебя получается! — восхитился он. — Эдак можно любого жулика допросить, а он потом и не вспомнит. Насчет того, что они обеспечивают твою безопасность, я сильно сомневаюсь.

— Под заклинанием правды соврать невозможно, — перебил я.

— Скорее всего, мужиков использовали втёмную, тем более настоящий заказчик возможно взял в расчет твои возможности, — сказал Устинов. — Так что будь повнимательней теперь. Я про эту ситуацию доложу начальству и отработаю. Насчет прав и обучения вождению я тебе уже сказал. Вроде всё. Пленки сам проявишь?

Я кивнул.

— Интересно, что они там наснимали, — Устинов усмехнулся. — И еще раз напоминаю — будь, пожалуйста, повнимательней и осторожней.

— Хорошо, — я снова кивнул головой. — Обязательно.

— Кстати, — вдруг вспомнил я. — Тут соседка говорила, что какие-то девчонки по квартирам ходили. Вроде как из военкомата сказали. Искали непрописанных молодых парней, подлежащих призыву. Странно как-то. Я в военкомате был. Не видел там молодых девчонок, только двух старых тёток. Да и во всем доме из молодых парней, подлежащих призыву, только я один живу. А ещё меня от армии освободили по состоянию здоровья, из-за черепно-мозговой травмы.

Устинов помрачнел. То ли из-за того, что непонятные девчонки шарились у нас по дому, то ли из-за того, что я в армию не пойду. Но ничего мне на этот счет не сказал. Только еще раз призвал к осторожности и бдительности. Мы распрощались.

Я подумал, что и Устинову надо быть осторожнее. Ведь через него кто-то может попробовать найти подход ко мне — с одной стороны. А с другой, использовать как одноразовый источник информации обо мне. Но, в конце концов, мы же живём в советской стране, в которой Конституцией гарантирована и жизнь, и безопасность, и здоровье каждому гражданину!

Но в этой прекрасной стране победившего социализма наряду с операми с «уголовки» Шишкиными и чекистами Устиновыми, есть и участковые Дубовицкие, и гэбэшники Зотовы, а также всякого рода комсомольские вожаки вроде Юлькина, партийные бонзы типа отца Кеши-фарцовщика, воспитавшие детей-уголовников.

В общем, после медитации, в ходе которой я изучил пару глав учебника по конструктам, поупражнялся на астральном полигоне, внёс в свою книгу несколько записей, в том числе и по сегодняшнему событию, я дождался maman, в приказном порядке снял с неё сережки («мэм! хочу посмотреть под лупой пробу!» и всё такое). Закрывшись в зале, я вложил в одну серьгу «каменную кожу плюс», во вторую «хвост ящерицы». Оба конструкта я настроил на постоянный дежурный режим, как заклинание в перстеньке у Альбины.

Осталось только озаботиться амулетом для себя. Что можно придумать? Перстень? У меня был только один перстень — тот, старинный, Медичи, который мне «презентовала» цыганка. Я подумал про нож, который давно просто так валялся у меня в чемодане. Всё равно окружающие его не видят, на нём заклятье отвода глаз. В конце концов почему бы и не попробовать?

Вернул серьги maman, заставив её их немедленно надеть. Надо сказать, что её не особо удивили мои действия. Вообще она вернулась с работы какая-то задумчивая, рассеянная. Поужинала одна, без меня, что бывало крайне и крайне редко.

— Мэм, у тебя проблемы на работе? — не выдержал я.

— А? Что? — maman оторвала взгляд от телевизора, по которому шло что-то типа «ленинского университета миллионов», передачи крайне нудной и бестолковой.

— Я говорю, у тебя что-то случилось? — повторил я. — Проблемы на работе? Если да, то давай их решим? Влёт порешаем!

Взгляд у maman приобрёл осмысленность. Она посмотрела на меня и рассмеялась.

— Нет, Тошка, — ответила она. — На работе проблем нет. Я не сомневаюсь, что ты бы их решил. Тем более вот так, влёт. С твоим-то другом директором…

— А что тогда случилось?

Maman попыталась отмахнуться, но я был настойчив. Наконец maman сдалась:

— Понимаешь, Юра хочет на мне жениться…

— А ты? — задал вопрос я.

— Я… Я не знаю, — смутилась maman. — Но дело не в этом. У него комната в коммуналке. 18 метров. Он хочет переехать к нам. А комнату хочет или сдавать, или обменять вместе с нашей квартирой на «трешку».

— Ну и в чём дело?

— Жалко мне, — призналась maman. — Наша квартира в хорошем доме, в центре города, полнометражка с улучшенной планировкой. Жалко менять!

— Ну, так и не меняй её!

— А ты где жить будешь? — ехидно спросила maman.

Я пожал плечами. Вообще-то после школы я планировал уехать в Кочары. Своё окончательное решение я еще никому не озвучивал. Так, периодически высказывал идеи: поступить в политех, поступить в пединститут на естфак (на учителя химии, биологии и географии), дажев мединститут или, на худой конец, в медучилище. Но это исключительно для того, чтоб от меня с вопросами о моей дальнейшей жизни отвязались.

— Мэм, если ты не уверена в нём окончательно, — предложил я. — Не прописывай его сюда да и всё. Распишитесь, поживёте вместе. А там уж решите. Точнее, решишь ты. Вдруг он тиран какой или маньяк?

Я засмеялся. Вместе со мной засмеялась и maman, прижимая мою голову к своей груди. Я осторожно отстранился.

— Ты это, мэм, — аккуратно пошутил я. — Я всё-таки взрослый мужчина… А ты девушка в самом расцвете сил!

— Тьфу на тебя! — maman засмеялась еще сильней. — Мужчина…

В это время в дверь позвонили.

— Иди! — maman оттолкнула меня. — Это к тебе твоя… девушка пришла. Тоже мне, мужчина!

Вместо эпилога

Эпизод 1.

Владлен Георгиевич Амельченко и Василий Владимирович Калугин встретились вновь в отдельном кабинете кафе «Загородное». На этот раз они оба обошлись шашлыком, салатом из свежих овощей (невообразимый дефицит в середине зимы!) и кофе. Оба приехали на встречу без водителей, сами за рулем, поэтому толи завтрак, толи обед был снова без спиртного.

— Это он! — Калугин передал Амельченко плотный конверт формата А3. — Всё, что смогли. Там пара фотографий, пара страниц текста: кто, что, где живет, связи.

— Отлично! — согласился Амельченко. — Просто прекрасно.

Он вытащил из внутреннего кармана тоже конверт, только небольшой, обычный почтовый, но достаточно толстый, передал его собеседнику.

— Держи. За работу.

— Ага, — кивнул майор.

— Еще что-нибудь?

Милиционер осклабился, засмеялся. Замолчал, покачал головой.

— Вот Владлен Георгиевич, — сказал он. — Не отнять у тебя. Откуда ты всё знаешь? Не простой это парень. Очень непростой. Слушай, что я тебе скажу. То, что не вошло сюда…

Он глазами показал на большой конверт.

— Во-первых, в числе его близких знакомых входит заместитель начальника УВД по оперативной работе Воронцов. Знаешь его?

— Неудивительно, он же дядя его подружки, — буркнул Амельченко.

— Никакая она ему не племянница, — ухмыльнулся Калугин. — По крайней мере, официально. Может, внебрачная, но официально — нет. Кроме того, среди его друзей Киселева Мария Гавриловна, бывший начальник отдела борьбы с бандитизмом нашего УВД, замначальника уголовного розыска Шишкин.

— И что? — презрительно скорчил физиономию Амельченко.

— Это еще не всё! — продолжил Калугин. — Его плотно опекают наши «старшие братья» — кэгэбэшники. Вплоть до того, что возле дома выставили постоянный пункт наблюдения. Постоянный! Знаешь, что это такое?

Амельченко опять скорчил гримасу. Ему не понравилось обращение Калугина к нему — на «ты».

«Мент почувствовал себя со мной на равных?» — мелькнула мысль. — «Надо его осадить. Иначе это войдет в привычку!»

— А ты, майор, что испугался? — усмехнулся директор. — Очко сыграло? Не ссы! Выгонят, я тебя к себе возьму. Замом. Не забывай, я пришел сюда не сам по себе, а вместе с Ним.