Навола - Бачигалупи Паоло

— Я этим не горжусь.

— Зато я горжусь тобой, Давико. Ты наконец стал мужчиной. — Она покосилась на дверь. — Хотя по-прежнему щупаешь деревянных нимф в темноте.

— Я не щупал. Я слушал.

— Ладонью?

— Не знаю, зачем я тебе рассказал.

Я повернулся, чтобы уйти, но она поймала меня за руку и притянула обратно.

— Сфай, Давико. Я просто шутила. Расскажи. Расскажи, и я выслушаю. Расскажи, и я услышу тебя. Я больше не стану дразниться.

— Тогда положи руку на дверь.

Челия озадаченно посмотрела на меня.

— Ладно.

Пожав плечами, она подошла к дверям библиотеки. Прижала ладонь к дереву рядом с огромной латунной скобой в виде Быка ди Регулаи. Рядом с ним ее рука казалась крошечной, а она сама — еще более хрупкой и ранимой.

— Вот так? Так ты слушаешь?

— Я не... — Я поискал подходящие слова. — На самом деле, я не слушаю. Я... чувствую.

— Что ж, я чувствую дуб.

— Это не дуб, а дерево катреданто.

— И кто теперь умничает?

— Тебе не нужно чувствовать дверь. Слушай то, что за дверью.

— Рукой?

— Просто попробуй.

На самом деле мне не нужно было даже пробовать. Это чувство щекотало мой разум уже несколько месяцев. Огромное создание в последнее время пробуждалось от сытого сна. А я за ним наблюдал.

Пока лето перетекало в осень и мы искореняли заговоры Авицци, дракон медленно шевелился, а я наблюдал за ним.

Когда мы отправляли люпари в Мераи, я наблюдал.

Когда мы получили донесение, что Чичека поймали в ловушку в открытом поле и он потерял много солдат, я наблюдал.

Пока воплощались в жизнь планы моего отца по созданию наволанской армии, я наблюдал.

И когда Чичек, хитрый лис, сбежал через болота, где утонули многие люпари, я наблюдал.

И когда Чичек благополучно укрылся в Чьелофриго — раненый, но под защитой стен своей крепости, чтобы зализать раны и создать новые проблемы, — я наблюдал.

И все это время дракон спал. Иногда он потягивался, будто огромная кошка, и я резко садился, изумленный мощью его движений. Но он затихал, и чувство угасало.

Однако сейчас, похоже, пробуждался.

— Что он тебе говорит? — спросила Челия.

— Он не... — Я тряхнул головой. — Это работает иначе. Он спит. Если прислушаться, можно проникнуть в его сны.

— Ты проникаешь в драконьи сны. И делаешь это своей рукой.

— Нет. Но это мне помогает...

Тянуться.

Помогает тянуться к твари, стремиться к ней. Однако в действительности я теперь часто чувствовал дракона. Ощущение исчезало, если я находился далеко от палаццо, но усиливалось, когда я лежал в постели в ночной темноте. Оно напоминало сердцебиение. Всегда есть — но ты редко обращаешь внимание в дневной суете. Когда я сосредотачивался на каком-то деле — например, скакал на Пеньке или подводил баланс в гроссбухе, — мое сердце не прекращало биться, потому что иначе я бы умер, — но и не особо проявляло себя. Однако с наступлением ночи, когда весь палаццо погружался в сон, стук моего сердца громко отдавался в ушах.

— Я ничего не чувствую.

— Потому что не можешь успокоиться. Нужно быть спокойным.

— Я спокойна.

— Нет, ты все время движешься. Словно бабочка. Успокойся для разнообразия.

— Как...

— Представь, что лежишь в постели и можешь услышать сердце, но только если будешь лежать очень тихо и неподвижно. Почувствуешь, как оно стучит в груди. Услышишь его биение в ушах. Ощутишь, как твоя собственная кровь пульсирует по телу. Даже в кончиках пальцев. Как она добирается до лица. Как пульсирует под кожей, как пробегает по всему телу, снова, и снова, и снова... — Я сделал паузу. — Слушай, как если бы слушала пульсацию жизни внутри себя.

Я прижал ладонь к дереву рядом с рукой Челии, пытаясь вернуться в то мгновение, когда она меня отвлекла. Это было все равно что собирать нитки распустившегося вязания. Я заставил себя успокоиться. Дышать. Ощущать ночную прохладу кожей лица. Холодный воздух, проникающий в ноздри. Слушать.

Где же он?

Я слышал потрескивание факелов. Дерево под моей ладонью было гладким. Мой пульс пробегал от сердца к кончикам пальцев и обратно. Дракон здесь. Спит, подобно Колоссу Гиппатскому. Он всегда был здесь. Как мое сердцебиение. Я потянулся...

Дверь под моей рукой ожила. Я чувствовал текстуру древесины, жизнь, которой когда-то обладала высокая сосна катреданто. А потом дерево будто раскрылось под моей ладонью — и внезапно дракон оказался со мной, его присутствие хлынуло в мой разум, заполнило голову, продолжая расти, хотя казалось, что там уже не осталось места.

Он был огромным.

Я вновь почувствовал, какие мы маленькие в сравнении с ним. Какие простые. Какие бессмысленные. Ощутил груз драконьих лет. Пустынные ветра шуршали над барханами. Возникали леса, незнакомые деревья вырастали выше сосен катреданто, — а потом падали на землю. Появлялись и ширились города, а потом съеживались, поглощаемые песком, или войной, или голодом. Льды наползали с гор и медленно укрывали землю, а потом так же медленно таяли, оставляя зеленые просторы. Передо мной словно проходили все эпохи, до самой древности. Каково это — прожить столько лет? Знания дракона казались шире и глубже Лазури. Мой отец был образованным человеком. Он читал мудрости древней империи и выслушивал каждого, от ремесленника или фермера до короля, в поисках новых мудростей, которые могли ему пригодиться, однако его жизненный опыт насчитывал всего лишь десятилетия...

— Я ничего не чувствую, — сказала Челия, вернув меня в холод палаццо. — И уж точно ничего не слышу.

— Я же говорил. Нужно замереть.

— Я замерла.

Я взял ее руку и прижал к дереву.

— Замри наконец-то. Хоть один раз в жизни замри.

Дракон был там, рядом, и она почувствовала бы его, если бы попыталась. Сам я теперь едва ли мог его игнорировать. Было трудно поверить, что она ничего не чувствует. Я закрыл глаза и потянулся к дракону, а тот потянулся ко мне.

Зеленые луга. Овцы. Леса. Снега. Леса такие густые и пышные, что в их тенистых дебрях невозможно поймать дичь. А потом леса вырубили. Солнце озарило землю, ее покрыли поля, и охота стала обильной. Горы раскололись, рассыпались камнями и серым пеплом. Поля засохли и умерли, от гор остались голые кости, потом и они ушли в зыбучие пески... Но дичь была, караваны шли к немногочисленным изумрудным озерцам оазисов в пустыне. Газели в море трав...

— Я не чувствую... — вновь начала Челия.

— Тихо. — Я встал позади нее и мягко прижал ее руку к древесине. — Чувствуй. — Я не убирал ладонь, удерживая Челию. Не давая пошевелиться. Я вновь отправил свой разум на поиски, не просто через дерево, но через ее кисть. — Слушай, — прошептал я.

И потянулся сквозь наши руки в лежавшую за ними библиотеку.

Вот.

— О!.. — ахнула Челия.

Сила дракона хлынула через нас. Я чувствовал ее — и знал, что Челия тоже чувствует. Теперь она поняла, о чем я говорил. Теперь не могла отрицать это ощущение. Мы оба его испытывали. Всю эту мудрость, всю историю, весь мир, всю охоту... Я чувствовал, как дракон хочет сожрать нас, как желает нашей плоти, нашего тепла, нашей крови, как ревниво алчет жизни, которая пульсирует в наших мягких телах. Наша теплая податливая кожа. Наше жаркое дыхание. Наша яркая кровь. Наше ускорившееся сердцебиение, нежная кожа Челии, ее рука под моей ладонью, неистово живая...

Наши пальцы переплелись, мои поверх ее, сжались. Она повернула голову, глядя на меня изумленно распахнутыми темными глазами, прерывисто дыша. Моя рука прижала ее руку. Мое тело прижало ее тело, придавило к двери, мы вместе дышали в унисон, наши щеки соприкасались, губы были рядом. Я с силой прижался к изгибам ее тела, и она прижалась ко мне в ответ, откинувшись назад в моих руках, подняв ладонь, чтобы притянуть меня ближе, притянуть мои губы ближе к своим губам, позволяя мне обнимать себя. Я хотел ее. Я желал Челию. Я вожделел ее, как мужчина вожделеет женщину. И внезапно я едва не задохнулся. Наши тела прижались друг к другу, мы почти слились. Меня трясло. Я ощущал ее всю — взгляд, дыхание, кожу, груди, ягодицы...