Аквилон. Трилогия (СИ) - Токсик Саша

– А если прибор сломан? – спросил Добролюбов, хотя по его голосу было слышно, что он сам в это не верит.

– Сломан? Мой прибор? – Кузьмич обиделся как ребенок. – Да я его каждое утро калибрую! Вот, смотрите!

Он выдвинул ящик под прибором, достал обычный русалочий камень с биркой «Эталон № 3». Вставил в гнездо, включил. Стрелка послушно показала тридцать пять.

– Видите? Все работает! А теперь…

Он снова вставил мой камень. И снова последовал удар об ограничитель на трех сотнях.

В мастерской повисла тишина.

«Дяди онемели!» – веселилась Капля. – «Как рыбки. Рты открывают, а звуков нет! Буль‑буль!»

Наконец Добролюбов нарушил молчание:

– Откуда такая концентрация, молодой человек? И не сочиняйте мне про случайную находку. Такие камни не валяются на дне просто так.

Я усмехнулся. Вот теперь разговор пошел в нужном направлении.

– А вы слышали о Черной яме?

– Черная яма? – Кузьмич попятился, инстинктивно прижимая мой камень к груди. – Вы что, спятили? Оттуда никто не возвращался.

– Именно поэтому там и сохранилось то, что сохранилось, – я пожал плечами. – Все боятся, никто не лезет. А зря.

Добролюбов прищурился:

– И вы, значит, полезли? Один? И выжили?

Публика готова. Сейчас она проглотит любой мой экспромт.

– Знаете, почему‑то место называют Черной ямой?

– Потому что там глубоко и вода черная, – буркнул Волнов.

– Это то, что видно сверху. А на самом деле там энергетическая аномалия. Как водоворот. Стоит в неё попасть, как она затягивает в центр.

Добролюбов наклонился вперед, заинтересованный:

– Допустим. Но при чем тут камни?

– А они от этой аномалии и заряжаются.

Ну, на самом деле камни зарядились от смерти древнего элементаля, но это им знать не обязательно. И даже вредно для их душевного спокойствия. Представляю их лица, если бы я сказал правду. «Знаете, там жил монстр размером с дом, я его убил, и вся его энергия перешла в камни».

Кузьмич задумался, что‑то прикидывая в уме. Потом медленно кивнул:

– Теоретически… теоретически возможно. Если скорость потока достаточная, а перепад температур создает дополнительную турбулентность… – забормотал он. – Да, может накапливаться статический заряд магической природы.

– Вот именно, – обрадовался я. – И камни его впитывают.

– Но как ты их достал? – Волнов наконец‑то вспомнил про трубку, начал набивать ее табаком. – Если там такие течения, человека разорвет на части!

– В этом мой талант, – ответил я, пожимая плечами. – Интуитивно чувствую течения и могу их избегать.

Я видел, как они переглядываются. История звучала достаточно безумно, чтобы быть правдой.

– И вы рисковали жизнью ради камней? – в голосе Добролюбова слышалось уже не подозрение, а уважение.

– А что мне еще делать? – я пожал плечами. – Я профессиональный ныряльщик. Это моя работа.

Добролюбов встал, прошелся по мастерской. Остановился у окна, выходящего на причал.

– Хорошо. Допустим, я верю. Но даже если камни честные… Вы понимаете, что натворили? Такая концентрация энергии… Крутовы взвоют от зависти. Они тридцать лет монополию держат, и тут появляетесь вы с камнями, которые их лучшие образцы за пояс заткнут. Сколько их у вас?

– Девятнадцать. Разного размера. Пять вот таких, – я кивнул на камень в руках Кузьмича. – Остальные поменьше, но тоже хорошо заряжены.

– И цена?

– Обсуждаемая.

Купец азартно хлопнул в ладоши.

– А пойдемте посмотрим, на что они способны!

Путь к причалу вел через склад, и я впервые увидел истинный масштаб предприятия Добролюбова.

Ряды бочек уходили в полумрак, как колонны древнего храма. На каждой выжжено клеймо, которое представляло собой стилизованную волну с буквами «ЧВД». Чистая Вода Добролюбова. Рабочие при виде хозяина не бросались изображать усердие, как это обычно бывает. Просто кивали и продолжали работу. Размеренно, без суеты, как отлаженный механизм. Уважают, подумал я.

– Матвей Семеныч! – окликнул нас пожилой механик с полностью седой бородой. – На «Чистом истоке» пятый камень барахлит! Федор говорит, до вечера дотянет, но не больше!

– Как раз вовремя, – ответил Добролюбов. – Может, и не придется к Крутовым идти.

Мы вышли на причал. Солнце уже поднялось достаточно высоко, чтобы разогнать утренний туман. Канал здесь был шире, чем в городе. Метров тридцать, не меньше. И глубже значительно.

«Чистым истоком» оказалась та самая баржа, которая стояла под загрузкой.

Мы поднялись по сходням. Палуба была выскоблена до белизны. Даже швы между досками аккуратно проконопачены и засмолены. Хозяйская рука чувствовалась в каждой мелочи.

– Машинное отделение в корме, – Добролюбов повел нас к железной двери с медными заклепками. – Сейчас увидите сердце баржи.

Мне и вправду было интересно. На «Ласточке», когда я нашел Каплю, движитель был уже разобран. Ну а на утонувшем Альбартосе, который я видел благодаря связи с духом, и вовсе было ничего не разобрать.

Помещение было тесным, но организованным аккуратно. Каждый инструмент на своем месте, каждая труба подписана, каждый вентиль промаркирован.

В центре находилась установка, при виде которой я невольно присвистнул. Интересная конструкция

Массивная медная труба диаметром с бочку проходила через обе стены. Очевидно, забор воды впереди, выброс сзади. А вокруг трубы, примерно посередине…

– Любопытно, – хмыкнул я.

Бронзовое кольцо охватывало трубу, но не касалось ее. Между металлом оставался зазор в палец толщиной. В самом кольце были гнезда для семи камней, расположенные по сложной схеме. Не просто по кругу, а со смещением, создающим спираль.

«Ой‑ой‑ой! Блестяшка! – запищала Капля. – Большая блестящая штуковина!»

«Она великовата для тебя, малышка»

«А вдруг поместится?» – ошарашила она меня. – «Давай попробуем⁈»

«Нельзя воровать чужие механизмы!»

«Жадина Данила!»

– Интересное решение, – заметил я, разглядывая конструкцию. – Камни создают поле внутри трубы?

– Точно! – обрадовался механик. – Вы разбираетесь! Камни генерируют течение, но сами остаются снаружи. Вода идет через трубу и выбрасывается под давлением.

– А почему семь гнезд? – спросил я, хотя уже понял принцип. – На лодках обычно два камня ставят.

– Два камня являются минимумом, – кивнул Кузьмич. – Слева и справа от трубы. Для маленькой лодки хватает. На баржах ставят пять или семь. Четные числа не используют, поскольку нарушается баланс потоков.

В дверях появился пожилой мужчина с костылем. Седой, загорелый, с изборожденным морщинами лицом речника.

– Федор, бывший лоцман, – представил Добролюбов. – Потерял ногу в аварии, но приобрел уникальный талант.

Федор подковылял к установке, не здороваясь. Приложил ухо к медной трубе, постучал костылем в нескольких местах. Прислушался.

– Третий камень сдох на четверть. Пятый вообще еле дышит. К вечеру встанем.

Он повернулся ко мне, окинул оценивающим взглядом. В его глазах читался вопрос, но прямо спрашивать не стал. Опытный человек, знает, что любопытство не всегда уместно. Такие обычно дольше живут, заметил я про себя.

– С вашими камнями, – загорелся Добролюбов, – мы сможем ходить вдвое дольше без перезарядки! А скорость какая будет!

Мы еще немного поговорили о технических деталях. Я задавал вопросы, стараясь выглядеть заинтересованным дилетантом, а не Архимагом, который создавал куда более сложные конструкции.

– Пойдемте завтракать, – предложил купец. – За едой и остальное обсудим.

После демонстрации Добролюбов повел нас не обратно в контору, как я ожидал, а в другую сторону. К длинному одноэтажному зданию, примыкавшему к складу.

Его предназначение легко было определить по запаху.

Жареные колбаски с яичницей. Свежие блины. И что‑то сладкое, творожное, от чего слюнки текли.