Лекарь Империи 4 (СИ) - Лиманский Александр

— Ну давай, двуногий! Дави на больное! — подгонял Фырк. — Скажи ему про внука! Это всегда работает!

Кулагин снова что-то медленно написал: «ЧТО ДЕЛАТЬ?»

Я присел на край его кровати.

— Михаил Вячеславович, я не могу принять это решение за вас. Но могу сказать одно. Риск есть. Но есть и реальный шанс на полное излечение. Если бы на вашем месте был мой отец, я бы настаивал на этой операции. И я лично буду стоять рядом с вами в операционной от первой до последней минуты операции. Я верю, что мы справимся. И вы еще увидите, как ваш внук пойдет в школу, как закончит ее, как приведет к вам знакомиться свою первую любовь…

В глазах Кулагина блеснули слезы. Он долго смотрел на меня, потом на фотографию на тумбочке, потом снова на меня. Затем он снова протянул руку к планшету.

И твердой, уже не дрожащей рукой, вывел на экране одно-единственное слово.

Глава 4

«СОГЛАСЕН».

— Молодец, двуногий! — Фырк мысленно аплодировал. — Красиво уговорил! Прямо до слезы пробрало! Настоящий психотерапевт!

Я только усмехнулся про себя. Самое сложное было еще впереди.

— Я рад, что вы приняли правильное решение, Михаил Вячеславович, — кивнул я.

С этого момента все закрутилось с невероятной скоростью. Я тут же отдал распоряжения сестринскому посту, и механизм предоперационной подготовки был запущен. Нужно было успеть все за сегодняшний день. Ждать было нельзя.

Прошло три часа лихорадочной, почти военной подготовки. Время пролетело как один миг.

Анализы были перепроверены трижды, дополнительный запас крови и плазмы доставлен в операционную, инструменты разложены с хирургической точностью.

Я стоял у большого окна предоперационной и наблюдал, как медсестры заканчивают готовить Кулагина к транспортировке.

— Нервничаешь, двуногий? — Фырк уселся на подоконнике рядом и с любопытством смотрел на ту же сцену. — А ведь ты сам во все это ввязался. Мог бы спокойно отправить его во Владимир, пусть бы там с ним и мучились.

— Во Владимире его бы залечили таблетками до смерти, — мысленно ответил я, не отрывая взгляда от пациента.

— О, какой благородный! — фыркнул мой фамильяр. — Спаситель человечества! А что, если ты ошибаешься? Если мы не найдем эту твою вторую опухоль? Если она вообще где-нибудь в пятке у него сидит?

Я не ответил. Риск, который мы на себя брали, был огромным. И я осознавал его в полной мере.

В операционной царила напряженная, густая тишина. Кулагин уже лежал на столе. Артем Воронов, предельно сосредоточеный, склонился над аппаратурой, в последний раз проверяя все показатели. Он понимал — сегодня от его работы зависело, сможет ли пациент пережить наши эксперименты.

Шаповалов стоял у инструментального столика и методично, почти агрессивно, перепроверял каждый зажим, каждый скальпель. В его движениях, обычно отточенных и уверенных, сегодня проскальзывала едва заметная скованность.

Можно понять. Он опытный хирург, сегодня шел в бой вслепую, и это его явно бесило.

— Все готовы? — спросил он, обводя тяжелым взглядом всю операционную бригаду.

Медсестры молча кивнули. Я поднял руку, в которой держал длинный, похожий на дирижерскую палочку, интраоперационный УЗИ-датчик в стерильном чехле. Мое официальное оружие.

Прежде чем начать, я наклонился к Кулагину, который уже был в полудреме от премедикации.

— Михаил Вячеславович, — тихо сказал я, чтобы слышал только он. — Не волнуйтесь. Все будет хорошо. Просто поспите.

Он не ответил, сил у него уже не было, но я увидел, как он едва заметно кивнул.

— Начинаем, — скомандовал Артем. — Ввожу препарат.

Игла мягко вошла в вену, усиленная Искрой. Через несколько секунд глаза Кулагина закрылись, его тело расслабилось.

— Пациент готов, — доложил анестезиолог.

Шаповалов взял скальпель. Но прежде чем сделать первый разрез, он посмотрел прямо на меня.

— Ну, штурман, — произнес он тихо, с едва уловимой угрозой в голосе, так, чтобы слышали только мы вдвоем. — Куда плывем? Если сейчас снова хлынет, как в прошлый раз, я тебе лично ноги вырву.

— Начнем с головки поджелудочной, — ответил я так же спокойно. — С того самого места, где была язва. Гастринома, которая ее вызвала, скорее всего, прячется именно там.

Шаповалов кивнул и сделал разрез точно по предыдущему рубцу. Слой за слоем он уверенно входил в брюшную полость, работая с ювелирной точностью. Наконец, разрез был расширен, и передо мной, в свете операционных ламп, открылся вид на внутренние органы.

— Так, посмотрим, что у нас тут за зверинец, — пробормотал Шаповалов, осторожно раздвигая влажные, розовые петли кишечника ретрактором.

Я взял в руки длинный стерильный УЗИ-датчик и приблизился к операционному полю. Но прежде чем включить аппарат, я положил свою свободную левую руку на край раны, якобы для опоры и лучшей фиксации. На самом же деле — это был жест для моего невидимого помощника.

— Ну, Фырк. Ныряй. Ищи, — мысленно скомандовал я.

— Уже там, шеф! — тут же отозвался он, и знакомая фигура исчезла с моего плеча.

Для вида я приложил датчик к тканям и начал медленно водить им, изображая поиск и вглядываясь в мутные, нечеткие тени на экране монитора. Разрешение, конечно, было выше, чем у обычного аппарата, но найти в этой мешанине тканей крошечную опухоль было все равно что искать жемчужину в миске с овсянкой.

— Так… тихо… тихо… — голос Фырка зазвучал в моей голове приглушенно, словно из-под воды. Он явно пробирался сквозь слои тканей. — Вижу брыжейку… лимфоузлы… чистые, обычные… так, еще левее, к протоку… стоп! Стоп-стоп-стоп! Вот оно!

— Что нашел? Описывай, — мысленно поторопил я его.

— Маленькое, плотное, как фасолина! — с энтузиазмом доложил он. — Фонит тускло, но постоянно. Таким… кислым фонит. Это точно не лимфоузел, двуногий! Это оно! Прямо под твоей правой рукой, если опустить датчик на пять сантиметров вглубь!

Я медленно, как бы вслепую, передвинул датчик в указанное им место, слегка изменив угол наклона.

— Вот, Игорь Степанович, — произнес я вслух, указывая пальцем на экран, где среди неясных теней действительно проступило небольшое, округлое уплотнение. — Смотрите. Здесь. Между петлями тонкой кишки. Примерно сантиметр в диаметре.

Шаповалов наклонился ближе, вглядываясь в монитор.

— Хм… Действительно, что-то есть. Хотя, если честно, Разумовский, на обычный увеличенный лимфоузел очень похоже.

— Структура другая, — уверенно сказал я. — Посмотрите — она более однородная, гомогенная, чем у лимфоидной ткани. И расположение нетипичное.

— Эх, умник! — прокомментировал вернувшийся на свое плечо Фырк. — Да они на этом вашем УЗИ все одинаковые на вид! Но ты прав — это точно не лимфоузел. Это та самая штука, что гастрин вырабатывает. Я ее по запаху чую!

Шаповалов принял решение.

— Ладно, посмотрим. Зажим!

Аккуратно, миллиметр за миллиметром, он начал выделять подозрительное образование из окружающих тканей. Работа была ювелирной — одно неверное движение могло повредить тончайшие сосуды брыжейки и вызвать новое кровотечение.

— Вот оно, — наконец сказал он, поднимая на кончике пинцета небольшой, плотный, желтоватый узелок. — И правда, не похоже на обычный лимфоузел. Слишком плотное.

— На срочную гистологию, — скомандовал я, и сестра тут же подставила стерильный контейнер.

Образец унесли. Теперь оставалось только ждать. Десять минут тянулись как целый час. Шаповалов тем временем методично осматривал близлежащие ткани, я продолжал медленно водить датчиком, изображая дальнейший поиск, хотя мы оба знали, что сейчас все зависит от вердикта лаборантов.

— А вот и ответ! — радостно воскликнул Фырк за секунду до того, как из динамика селекторной связи раздался бесстрастный голос:

— Внимание, операционная номер три. В присланном на срочное исследование материале выявлены признаки нейроэндокринной опухоли. Предварительный диагноз — гастринома.

По операционной пронесся тихий, коллективный выдох облегчения. Первая цель была найдена и уничтожена.