Архитектор Душ IV (СИ) - Вольт Александр

То, что он услышал в кабинете коронера, ему совершенно не нравилось.

Каждое слово Громова все еще звучали в его ушах. Анализируя разговор, Мастер приходил к неутешительным выводам. Формально коронер не сказал ничего. Никаких конкретных фактов, имен, деталей. Лишь туманные намеки на «неопровержимые доказательства» и «конкретную группу лиц». Чистый блеф, рассчитанный на то, чтобы посеять панику. Мастер был почти уверен в этом. Гонец отчитался: работа была проведена идеально, никаких следов.

Но уверенность — вещь хрупкая. Ее подтачивал не сам текст, а подтекст. Уверенность, с которой Громов произносил свои слова. Холодная, стальная убежденность в его голосе. А главное — взгляд. Это был не взгляд загнанного в угол чиновника, пытающегося выкрутиться. Это был взгляд охотника, который уже видит свою добычу и лишь выбирает момент для удара.

Эти взгляд и уверенность означали только одно. Виктор Громов уже не был тем человеком, что раньше.

Мастер отчетливо помнил того, другого Громова. Опустившегося, сломленного аристократа, прозябающего в провинциальной ссылке. Человека, чей взгляд был затуманен алкоголем и отчаянием. Он сам приполз к нему несколько месяцев назад, ведомый слухами и желанием обрести силу.

Он искал знаний, искал способ переломить свою жалкую судьбу. Тогда, в полумраке тайной встречи, Мастер не показал ему своего лица, но он видел его — видел эту жадность, этот страх, эту слабость в глазах Громова. И тогда он решил помочь, потому что понимал, что когда все начнется, понадобится человек, в чьих возможностях замять шумиху.

Свой оккультист в рядах чиновников как туз в рукаве.

Но теперь, в кабинете Коронерской службы, он увидел другого человека. И это тревожное открытие косвенно подтверждало слова Гонца. «В его глазах словно два осколка серого льда. В них была бездна, которая улыбнулась мне». Мастер тогда списал это на преувеличение, на страх своего подчиненного, столкнувшегося с необъяснимым. Но сейчас… сейчас он сам ощутил нечто похожее.

Громов явно добился своей цели. Его ритуал, каким бы он ни был, увенчался успехом. Но с ним случилось что-то еще. Что-то, что изменило его суть. Мастер это чувствовал. Не как маг, а как тонкий психолог. От Громова исходили странные, едва уловимые эманации, которых раньше не было. Не магическая аура, нет. Это было нечто иное. Чувство силы. Чувство уверенности. И что-то еще… что-то такое, отчего даже у Мастера, привыкшего считать себя кукловодом, возникло легкое, почти забытое чувство холодка в желудке. Не страх, нет. Скорее… беспокойство. Словно что-то склизкое и холодное, будто невидимое щупальце, скользнуло по его шее.

Он зашел в небольшую, почти безлюдную кофейню, заказал эспрессо и сел за столик у окна. Нужно было подумать. План, который казался безупречным, давал трещину. Громов, из пешки превратившийся в непредсказуемую фигуру, становился реальной угрозой. Он не испугался, не залег на дно после кражи тела. Напротив, он пошел в атаку. Наглую, самоубийственную, но оттого еще более опасную.

Он вытащил из кармана смартфон и набрал короткое сообщение в зашифрованном чате: «Общий сбор. Сегодня. В полночь. У меня».

Нужно собирать всех своих, и как можно скорее. Информационный шум, поднятый Громовым, это одно. Но его уверенность… она могла быть подкреплена не только блефом. Что если он действительно что-то нашел? Что если он не просто коронер, а нечто большее?

Ответ пришел почти мгновенно. Десятки подтверждений. Механизм был запущен.

Мастер отпил обжигающий кофе. Нужно ускоряться. Нужно поглощать души и обретать силу. Двух эльфийских эссенций было достаточно для начала финального этапа, но чем больше силы, тем надежнее будет результат. План требовал времени и абсолютной концентрации, а этот выскочка-коронер ломал весь график. Он создавал ненужную суету, привлекал внимание, которого Мастер так старательно избегал.

Иначе…

Мастер посмотрел на свое отражение в темном стекле окна. В глубине зрачков на долю секунды промелькнуло что-то чужое. Голодное. Древнее.

Иначе их великий план, дело всей его жизни, может провалиться. Не из-за Инквизиции, не из-за столичных ищеек-эльфов, а из-за одного-единственного провинциального коронера, в которого, похоже, вселился сам дьявол.

Я подскочил с места так резко, что кресло позади меня качнулось и с глухим стуком ударилось ножкой о пол.

— Твою мать.

В голове, как вспышка молнии, озарившая ночной пейзаж, все детали сложились до кучи. Слова, интонации, жесты, рукопожатие. Все обрело смысл.

— Что такое⁈ — испуганно воскликнула, застывшая в проходе.

— Виктор? — спросила Лидия, стоявшая с ней рядом, и на ее лице отразилась тревога.

Я не обратил на них внимания. Сердце заколотилось с частотой отбойного молотка, вбрасывая в кровь адреналин. Не сейчас. Нет времени на объяснения. Есть только одна мысль, одно направление.

Не отвечая, я почти бегом двинулся из кабинета в сторону приемной пристава. Как я сразу не догадался, мать твою! Как я сразу не понял? Эти вопросы с самого начала были не просто тревожными звоночками, а кричащими сипухами в лесу.

— Да что такое, Громов⁈ — крикнула мне вдогонку Алиса. Ее голос был полон недоумения и страха.

— Не сейчас, — бросил я через плечо, резче, чем хотел.

Я пронесся по коридору мимо удивленных сотрудников, которые провожали меня непонимающими взглядами. Мой разум работал на пределе, прокручивая диалог с Вяземским, вычленяя ту самую фразу, которая до этого момента ускользала от сознания, но теперь звенела в ушах как набат.

«Убийство эльфа».

Я не говорил ему, что это был эльф. Я не упоминал расу жертвы ни словом, ни намеком. Я говорил о ритуале, о свечах, о рунах. Я, черт возьми, сам узнал, что это эльф, только когда тело сняли с креста.

Откуда. Откуда, твою мать, он это знает?

Приемная пристава. Анастасия, секретарша, подняла на меня глаза от монитора, ее губы уже были готовы произнести дежурную фразу: «Евгений Степанович занят». Но что-то в моем лице заставило ее замолчать на полуслове. Она лишь проводила меня широко распахнутыми глазами, полными чистого изумления.

Я не остановился. Не постучал. Я рванул на себя тяжелую дубовую дверь кабинета пристава с такой силой, что она чуть ли не с грохотом ударилась об стену.

Докучаев, сидевший за своим столом и говоривший по телефону, вздрогнул от неожиданности. Он вскинул на меня раздраженный взгляд, его брови сошлись на переносице.

— Громов? Что такое? Какого черта⁈ — он прикрыл трубку ладонью, его голос был полон возмущения от такого вопиющего нарушения субординации.

Я подошел к его столу, уперся костяшками пальцев в полированную поверхность, наклонился вперед, глядя ему прямо в глаза. Я не видел ничего, кроме его удивленного, недовольного лица. Дыхание сбилось, но голос прозвучал на удивление ровно и холодно.

— Я знаю человека, который причастен к оккультистам.

Докучаев смотрел на меня, наверное, бесконечно долгих секунд пять, пока с той стороны не послышалось малость раздраженное «алло? Алло⁈».

— Я перезвоню.

Суббота подходила к полудню.

Нандор сидел на краю широкой кровати, скрестив ноги. На его коленях лежал тонкий, не более сантиметра, ноутбук. Он механическим движением пальцев пролистывал страницы в «Имперiалъ», его взгляд скользил по строчкам новостей, отчетов, местных сплетен. Скользил, но не задерживался. Это было не чтение, а способ занять время в ожидании, которое растянулось до неприличия.

Шая устроилась в кресле у окна, подобрав под себя ноги. В руках она держала толстый том в кожаном переплете. Она была неподвижна, и лишь изредка ее тонкие пальцы переворачивали страницу с сухим, едва слышным шелестом. В отличие от брата, она умела ждать. Умела погружаться в тишину, растворяться в ней, превращаясь в часть интерьера.

Тишина в комнате была плотной, вязкой. Приглушенный шум города, доносившийся с улицы, лишь подчеркивал это безмолвие. Они не разговаривали уже больше часа. Все, что нужно было сказать, было сказано еще ночью, после встречи с коронером. Теперь оставалось только ждать.