Последний вольный (СИ) - Волох Виктор

Леся забралась с ногами на диван, обхватив колени, а я рухнул в свое любимое кресло, которое скрипнуло, принимая знакомую тяжесть.

— Ну вот, — выдохнул я, ставя на стол стакан с водой (руки всё еще требовали чего-то покрепче, но я сдержался). — Теперь ты понимаешь, почему я не хожу на корпоративы с коллегами.

Леся посмотрела на меня долгим, изучающим взглядом. Я покачал головой, пытаясь убедить в этом скорее себя, чем её:

— Всё обошлось. Мы ушли целыми, а это главное. И ты молодец. Среагировала четко: сказали в кусты — значит, в кусты. Без самодеятельности.

— Не разговаривай со мной как с ребенком, — тихо огрызнулась она. — Я не школьница.

— Не начинай. Ты жива, я жив. Значит, я всё сделал правильно.

Леся слабо, вымученно улыбнулась, но улыбка тут же погасла.

— Макс… Ты был страшным.

— В смысле?

— Твой голос. Он стал… пустым. Я думала, ты его сейчас убьешь. Прямо там, не сходя с места.

— Я блефовал, Леся.

— Нет, — она покачала головой. — Блеф, это когда врут. А ты был готов.

Я промолчал. Она была «чуткой», её не обманешь. В тот момент, когда Горелый начал давить, во мне проснулось то, что я десять лет пытался похоронить. Инстинкт убийцы.

— Он искал слабину, — наконец сказал я, уходя от ответа. — Если бы я дернулся, он бы нас разорвал.

— Я думала, ты никого из них не знаешь.

— Я знаю этот тип людей.

— Он говорил так, будто знает тебя лично, — не унималась Леся. — Назвал тебя по фамилии. Знал, что ты встречался с Сергеем.

Я смотрел в окно, на огни Яузы.

— Макс? — в её голосе появилась настойчивость. — Откуда ты знаешь такие имена? Варламов… Горелый… Это связано с тем временем? До магазина?

— Леся… — в моем голосе прорезалась грубость, которая напугала её в парке.

Она осеклась, но взгляда не отвела. В её серых глазах было только упрямство и желание понять, с кем она вообще связалась.

— Меньше знаешь, крепче спишь, — сказал я наконец, глядя ей прямо в глаза. — Это не поговорка, это инструкция по выживанию. Держись от этого подальше. Просто знание таких фамилий может укоротить тебе жизнь лет на пятьдесят.

Леся чуть наклонила голову, глядя на меня исподлобья:

— Ты же сам сказал, что я уже в беде. Куда уж больше?

Я замялся. В нашем мире есть негласное правило: не выносить сор из избы и не грузить «спящих» внутренней кухней. Совету бы очень не понравилось, что я провожу ликбез для посторонней. Впрочем, плевать я хотел на Совет.

К тому же, я никогда не верил в ложь во спасение. Незнание не освобождает от ответственности, оно просто делает тебя легкой мишенью.

— Ладно, — я потер переносицу. — Что ты вообще знаешь о Темных? Кроме сказок?

Леся подобрала ноги под себя, устроившись в углу дивана. В её руках дымилась большая кружка с чаем, и она грела об неё бледные пальцы.

— Ну… Я думала, это маги, которые, типа, перешли на сторону зла. Как в «Звездных войнах».

— Если бы всё было так просто, — усмехнулся я. — Нет никаких «сторон». Темные, это не фанатики с красными мечами. Это идеология. Они называют это «Право Сильного».

Я попытался подобрать слова, которые были бы ей понятны.

— Смотри. Они считают, что мораль, совесть, законы, «хорошо» и «плохо», это сказки для бедных. Ошейник, который придумали слабые, чтобы сильные их не сожрали. Или, наоборот, инструменты, которыми пастухи управляют стадом.

Темные уверены: если ты соблюдаешь правила — ты овца.

Вот, например, сегодня. Ты спросила у сторожа разрешения забрать куб. Темный бы даже спрашивать не стал. Он бы просто взял.

— То есть украл? — уточнила Леся.

— Для тебя это кража. Для него… естественный отбор. Он бы сказал, что ты не воруешь только потому, что боишься. Боишься, что мама заругает, что Бог накажет или что совесть замучает.

Леся задумалась, глядя в кружку:

— Но сторож мог вызвать ментов.

— В точку! — я щелкнул пальцами. — Вот мы и добрались до сути. Единственное, что реально удерживает людей, это страх наказания. Закон работает, только если за ним стоит сила: полиция, суд, тюрьма.

Для Темного мага единственная реальная власть, это его собственная Сила. Если ты достаточно крут, чтобы прогнуть реальность под себя, значит, ты имеешь на это право.

Для них слабость это не просто недостаток. Это грех. Это клеймо. Если ты не можешь защитить свое, значит, ты этого не достоин. Если тебя ограбили, избили или убили, ты сам виноват, потому что позволил этому случиться.

Леся нахмурилась, переваривая услышанное.

— Жестоко.

— Жизненно, — поправил я. — Это не просто философия, которую обсуждают на кухнях под винишко. Они живут так. Каждую секунду.

Леся подняла на меня глаза, и я увидел в них сомнение. Она всё еще пыталась мерить их человеческими мерками.

— Тот амбал в парке, Горелый, — жестко сказал я. — Как думаешь, что бы он сделал, если бы нашел тебя там, в кустах?

Она поежилась:

— Не знаю. Побил бы?

— Всё, что угодно, Леся. Всё, что взбрело бы ему в голову. Мог бы просто пройти мимо, как мимо тумбочки. Мог бы убить, просто чтобы не оставлять свидетелей. Мог бы развлечься с тобой и бросить истекать кровью в канаве. Или забрать к себе в особняк как живую игрушку.

Леся замерла, кружка в её руках дрогнула.

— И самое страшное не это, — добил я. — Самое страшное то, что он бы даже не задумался. У него бы пульс не участел. Для него ты, не человек. Ты ресурс. Или помеха. И ни один другой Темный его бы не осудил. В их мире, если ты не можешь перегрызть глотку врагу, значит, ты корм. Теперь понимаешь, с кем мы имеем дело?

Глаза Леси расширились. Кажется, до неё наконец дошло. Романтический флер тайного мира развеялся, оставив запах крови и грязи.

— Ты… ты знаешь их, — тихо сказала она. Это был не вопрос.

— Да.

Она открыла рот, чтобы спросить что-то еще, но я покачал головой:

— Не надо. Не сейчас. И не об этом.

Повисла тишина. Слышно было только, как гудит холодильник и как за окном сигналят машины в пробке на набережной.

— Мне пора, — наконец сказала Леся, ставя кружку на стол.

Я кивнул и встал.

Проводил её до двери. Она, как всегда, держалась на расстоянии вытянутой руки, техника безопасности, чтоб её. Но сегодня между нами появилась другая дистанция.

Последние месяцы она понемногу оттаивала, начинала доверять мне. А сегодня я своими руками разбил этот лед, показав ей, какое чудовище может скрываться за маской «опытного мага». Она уходила, и я видел в её сутулой спине немой вопрос: кто же я такой, если так хорошо понимаю психологию монстров?

Глава 3

Едва за ней закрылась дверь, я провернул замок на два оборота и накинул цепочку. Я хотел её напугать, и у меня получилось. Блестящая работа, Максим. Пять баллов. Я понимал, что так для неё безопаснее: пусть посидит в своей норе, пока не уляжется пыль после встречи с Горелым. Но что-то мне подсказывало, что пройдет куда больше пары дней, прежде чем Леся снова позвонит мне. Если вообще позвонит.

От этой мысли стало паскудно на душе. Я тряхнул головой, отгоняя непрошеную тоску. Рефлексия, непозволительная роскошь в моем положении. Сентиментальных у нас не любят, их обычно находят в Яузе с камнем на шее.

Я достал из рюкзака бордовый куб. Он казался теплым и тяжелым, как кусок обогащенного урана. Прятать его в сейф было банально, под матрас — глупо. Я прошел на кухню, с натугой отодвинул старый, дребезжащий холодильник и поддел ножом неприметную кафельную плитку у плинтуса. За ней была ниша, экранированная свинцом и заговоренная так, что ни один сканер, магический или технический, не пробьет. Я сунул куб в темноту, вернул плитку на место и задвинул «ЗиЛ» обратно.

— Ты бы еще под коврик положил, Штирлиц недоделанный, — раздался скрипучий голос сверху.

Я поднял глаза к потолку. На кухонном шкафу, свесив мохнатые ножки в детских сандалиях, сидел Гоша.