Навола - Бачигалупи Паоло

Первый министр внимательно наблюдал.

Я понял, что вся эта сцена тщательно срежиссирована. Парл специально ждал меня здесь. Внезапно я пожалел, что не прибыл на час позже, как было принято у шеру. Что не заставил эту кровожадную парочку томиться, словно актеров, застывших на сцене в ожидании зрителей. И в этой пантомиме мне была отведена роль шута.

Империкс фыркнул и дернул головой.

— Он прекрасен, не правда ли? — Парл ласково погладил мускулистую шею чудовища.

Конь буквально кипел от сдерживаемой ярости. Если он хорошо обучен, то нападет на любого, кто попробует оседлать его или приблизиться, за исключением парла. Его копыта могут с легкостью расколоть череп. Зубы вырвут руку из плечевого сустава.

Парл с неприкрытым удовольствием потрепал своего преданного и кровожадного питомца.

— Верно, — согласился я. — Он прекрасен.

Я не приближался к коню. Он следил за мной, будто кровавая фата, желающая вцепиться в горло.

— Я слышал, что в Мераи разводят хороших боевых лошадей, — сказал я, — но даже не догадывался, насколько они великолепны.

— Ай. Так и есть. Его прадедом был Викторикс, на котором мой дед отправился на Южную войну.

Итак, угроза, послание и проверка — и все в одном коне. Дед парла выступил вместе с шеруанцами против Наволы. Мы все еще рассказываем истории о том, как их армия пронеслась по равнинам, чтобы осадить нас.

— Мы уважаем вашего деда, — осторожно ответил я. — В нашем палаццо есть фреска с Речным союзом. Ваш дед договорился о мире с Шеру.

Мы все улыбались, но опасность была реальной. Дед парла едва не уничтожил нас, заключив союз с Шеру и присоединившись к нападению на Наволу. Если бы мой собственный дед не организовал союз Наволы, Парди и Савикки и не подкупил люпари, наши женщины могли бы носить волосы высоко забранными и распущенными, как носят их в Мераи, расхаживать в высоких ботинках и по-северному грассировать и шепелявить.

Лишь когда поражение казалось неминуемым, старый мерайский парл переменил сторону, осознав, что Мераи пострадает, а Шеру — нет, и заставил правителей Шеру заключить мир, притащив их за доску переговоров, не выпуская их армию из ловушки под перевалами Руйи, чтобы они не сбежали до возмещения убытков; этот договор обеспечил безопасность Мераи, несмотря на разрушения, которые они нам причинили. Тот парл был коварным. Отец говорил, что, не будь его, Мераи принадлежала бы Наволе, совсем как Парди.

— Подойдите к нему, — настаивал парл. — Он мой любимец.

Я задумался, уж не намерен ли он убить меня здесь. Заявить, что его лошадь прикончила наследника Регулаи. Внука человека, который когда-то унизил его семью. Какая трагедия.

— Вы же не боитесь. — Парл погладил своего коня. — Я слышал, что вы любите верховую езду и хорошо разбираетесь в лошадях.

Мне потребовалось все самообладание, чтобы не отпрянуть от коня, не развернуться и не покинуть конюшню. Жестокость исходила от животного, как жар от кузнечного горна. Я протянул руку. Конечно же, Империкс щелкнул зубами.

— Кажется, он не хочет, — сказал я.

— Най. — Парл отмахнулся. — Он просто вас дразнит. Делламон, будьте любезны, дайте Давико сахар, чтобы угостить Империкса.

Делламон с бесстрастным лицом извлек из рукава кусок сахара, роскошный подарок — особенно для лошади, — и дал мне.

Ну разумеется, у первого министра в рукаве оказался сахар. Все подстроено. Я видел весь спланированный ими спектакль. Видел роли, которые они играли, и подозревал, что моя роль заключалась в том, чтобы... ну, хотя бы покалечиться. Най. Этот конь должен слушаться голоса парла. Значит, они хотят напугать меня. Империкс поставит меня на место. Окровавленного, но живого. И слабого, в сравнении с парлом.

Они знают, что мы приехали на переговоры. И на этот раз, поскольку мы явились к ним, а не они к нам, они организовали стол по своему усмотрению.

Все это я видел.

Но еще я видел Империкса, огромное, ужасное существо, скованное командами своего хозяина, выдрессированное плетью, криками и ударами, под которыми дух животного расплавился, словно воск, и принял форму, не более свойственную его природе, чем дереву свойственно расти вбок.

Ни одно животное не рождается с жестокостью в сердце. Их всегда принуждают к ней. Даже теневые кошки и каменные медведи испытывают лишь голод, а не желание убивать.

Но Империкс подвергся сильному принуждению — и был опасен.

Однако я не мог отрицать, что в этом создании было благородство. Которое превосходило благородство стоявшего рядом хозяина, злого мальчишки, изображавшего из себя короля. Главными актерами на сцене, куда заманил меня парл, были не сам парл и не Делламон. В действительности значение имели лишь двое.

Это была драма между Империксом и мной.

Я сделал шаг вперед. И еще один. Я приближался не как человек, желающий править, а как одно из множества созданий в плетении Вирги. Все эти создания были равны. Все были частью плетения. Мы с Империксом были единым целым. Не разными существами, а одним.

Человек выпал из плетения Вирги, но связь осталась; мы тоже были слеплены из глины Арго и обожжены светом Амо — и тоже являлись частью плетения. Я выпустил из легких застоявшийся воздух, дал телу расслабиться. Мы не хозяин и раб. Мы дружелюбные живые существа, делящие это стойло. Друзья в моменте, ни один из нас не правит, и ни один не подчиняется. Мы все создания Вирги: я и Империкс, Пенек и Ленивка, и величественный олень в Глубокой Ромилье. И разве все мы не хотим любви? Разве мы не подобны котятам? Не ищем материнского языка, не желаем, чтобы над нами мурлыкали, чтобы нас согревали, и умывали, и любили?

Я шагнул в круг жестокости Империкса.

На мгновение показалось, что он встанет на дыбы и затопчет меня. Он содрогнулся, и парл отступил от него, ожидая нападения, ожидая, что чудовище взовьется на дыбы и обрушит на меня копыта, накинется, чтобы рвать зубами... Но Империкс не шелохнулся.

Я стоял рядом с ним, гладил его благородную морду и смотрел в его огромные глаза.

Все мы создания плетения Вирги.

Я протянул ему сахар — на глазах у потрясенного парла и его первого министра угостил Империкса. Провел ладонями по шее, похлопал по огромной груди, шепотом выражая восхищение, предлагая не господство, которое люди всегда дают лошадям, а дружбу.

Империкс наклонил голову к моему лицу и тронул губами мою щеку. Я увидел, как вздрогнул парл, и рассмеялся.

— Какой он сильный! — сказал я.

Парл и Делламон неуверенно переглянулись. Я мог бы насладиться их растерянностью, но мне было все равно, потому что в Красном дворце Мераи, полном гадюк в человеческом обличье, я нашел друга.

— Империкс никогда не позволял другому человеку прикасаться к себе, — пробормотал парл.

— Быть может, он чует мое чистое сердце.

Делламон с сомнением хмыкнул. Парл выглядел встревоженным.

Глава 38

Не знаю, кто из них придумал проверку Империксом, но после того, как спектакль провалился, Делламон и парл стали намного более приятной компанией.

У нас с парлом нашлось немало общих интересов: лошади и ястребы, верховая езда и охота. Кроме того, парл накрыл роскошный стол. В честь моего визита с нами ужинали всевозможные аристократы, мужчины и женщины, управлявшие лоскутным процветанием города, и мы пили добрые мерайские вина, хотя им было далеко до наволанских. На столе были сыры, ветчина и маринованные плоды размером с мой мизинец, одновременно острые и сладкие, красные, как помидоры.

— Черупины, — объяснила красивая молодая женщина, сидевшая рядом со мной.

В ее волосы были вплетены павлиньи перья, синее шелковое платье с зеленой вышивкой туго обтягивало талию и открывало грудь.

— Я с ними незнаком.

— Члены херувимов, — громко произнес парл.

Он взял красный плод и надкусил. Гости захихикали.