Хроники новуса II (СИ) - Сторбаш Н.В.

— Да упади же, долгоров сын! — ревел крепыш.

— Сдавайся, — твердил второй.

А я стоял.

— Отбей ему ногу!

— Да я себе руку уже отбил…

Правая нога почти не сгибалась, колено вздулось, распирая ткань портков. Я почти не подымал меч, из последних сил держал перед собой щит и поворачивался всем телом, надеясь, что сумею отбить хоть один удар.

А потом всё вдруг закончилось. Упал крепыш, свалился второй противник, и на их месте показался взъерошенный Фалдос без синей шапки. Он подошел, широко улыбнулся и сказал:

— Ты отлично стоял! Мы победили!

Откуда-то вынырнул глашатай и прокричал о победе новусов Revelatio.

— А сейчас благородные господа увидят сражение меж новусами второго года. Revelatio против всех остальных культов. На сей раз бой будет проходить иначе: с каждой стороны будет по четыре участника. Сперва сразятся два новуса: проигравший уходит с ристалища, а победитель останется на следующий поединок и так до тех пор, пока не проиграет либо у противоположной стороны не останется ни одного человека. Если он проигрывает, на его место встает другой участник его отряда.

Фалдос толкнул меня к выходу с ристалища, и я поплелся следом за собратьями, прихрамывая на правую ногу.

Едва мы вышли за деревянную оградку, Фалдос огрел меня по спине, что отозвалось острой болью.

— А ты молодец! Если бы сдался, мы все бы там полегли. Этот стервец из Perfectio уж больно хорош, я едва его одолел.

Ренар тоже кивнул:

— Я поначалу подумал, что ты не выстоишь. Видал, как тебя измолотили.

— Не зря я столько дней его избивал! — прихвастнул Фалдос. — Вон какой крепкий стал. Знал, что сладишь. А Лукару я еще всыплю! На ровном месте споткнулся, осел слеподырый! Где этот болван? Сбежал от меня? Ну ничего, я его в замке выловлю.

Братья радовались победе, и я вместе с ними. Надо же! Пусть я никого не одолел, зато помог остальным. Без меня бы проиграли! Разве этого мало?

— Пойдем отпразднуем победу! — воскликнул Фалдос.

— Надо подождать того брата, что нас привел. Наверное, мы должны возвратиться, — возразил Ренар.

— К долгору того брата! Он давно о нас позабыл, иначе б мы не стояли на самой жаре так долго. Да и пить страсть как охота! С меня семь потов сошло!

Фалдос ухватил за шиворот пробегающего мимо слугу и рявкнул ему прямо в ухо:

— Где тут выпить можно? Выпить и поесть!

— А? Так вон там есть…

— Давай языком не трепи. Отведи нас!

— Но, господин…

Отхватив злую пощечину, слуга заткнулся и, приложив руку к разбитой щеке, посеменил к кострам, где вовсю жарили мясо, а неподалеку с телег сгружали тяжелехонькие бочонки. Поначалу нас отказывались кормить, верещали, что еда для господ, но Фалдос быстренько их образумил.

— Я старший сын из рода Фалькстейн, новус культа Revelatio! — жестко говорил он, чередуя оплеухи со словами. — Куда тебе еще важнее? Или это вино только для custodes?

Вскоре мы уселись в тени высокого шатра, прихватив с собой хлеба, гору жареных перепелов, свиной бок, истекающий жир, и небольшой бочонок вина. Откусывать было больно, жевать левой стороной я вовсе не мог, сразу начинало кровить, и глаз заплыл целиком, но я был счастлив. В немалой степени и из-за того, что никто из моих братьев не попытался напасть на меня. Может, брат Арнос назвал мое имя не из-за командора, а потому что я и впрямь был не так уж плох с мечом?

Мы пили, ели, смеялись. Фалдос скинул с себя обычную спесь и болтал так, будто ему тоже не больше пятнадцати лет. Ренар то и дело озирался в поисках пропавшего Лукара. Другие братья хоть не разговаривали со мной напрямую, но больше не притворялись, что меня тут вовсе нет.

Бочонок быстро закончился. Меня изрядно повело от жары и вина, потянуло в сон.

— Лиор! Нет, сиди. Куда тебе, хромому? Брант! Пойдем добудем еще вина! — сказал Фалдос.

— Нет, пора возвращаться, — не согласился Ренар, пьяный, но еще не утративший разум. — Нас, наверное, ищут.

— Пока же не нашли! Брант!

Фалдос с Брантом уковыляли за вторым бочонком, а следом поднялся Ренар.

— Я поищу того брата, что нас привел сюда, или кого-то из старших.

— Я с тобой, — отозвался еще один брат.

Возле шатра нас осталось всего двое: я и Залтар. Он помолчал, потом тоже встал, бросил:

— Пойду отолью.

Отошел на несколько шагов, но едва потянулся к завязкам, как к нему кинулся слуга и слезно попросил не орошать землю возле шатра какого-то там господина, а соизволить пройти еще немного до отхожего места. Залтар оглянулся на меня, пожал плечами и нетвердым шагом двинулся за любезным слугой.

Я лег на спину, прикрыл глаза и прислушался к боли, что гуляла по телу. Болело всё, особенно нога, но за несколько дней, скорее всего, пройдет. Поем, отосплюсь, как следует, разомнусь в оружейной…

Рядом послышались шаги. Я лениво приоткрыл глаз, полагая, что это вернулся Фалдос с вином, но успел заметить лишь нависшее незнакомое лицо, как мне в грудь вонзилось что-то обжигающее острое.

— Эй! Руки прочь от него! — откуда-то издалека прилетел крик Фалдоса.

Мое сознание помутилось, и я провалился в черную-черную бездну.

Глава 13

Первым, что пробилось через черную завесь, был чей-то голос. Он бубнил и бубнил, ворчал и ворчал, словно бурлящая вода в позабытом на огне котелке. Вскоре среди ряби и пузырей показались слова, они выплескивались наружу, обдавая горячими брызгами.

— … уморить говорит…

— … сам-то каков…

— … тянет силу, тянет…

— … иссох совсем…

— … еще накапать али хватит…

Вода вспенилась, перевалила за край и полилась прямиком мне на грудь, въедаясь под кости. Я закричал от боли, но услышал тоненький писклявый стон.

— Никак очнулся? Слышишь меня? Эй, малец, как бишь тебя там… А ну, открывай глаза! Поесть тебе надо.

Хотел ли я есть? Всмотрелся в себя и увидел осеннее поле после жатвы: сухие острые будыльи, обрезанные безжалостным серпом, каменная иссохшая земля, а сверху солнце палит жестоким жаром. И нет на том поле ни жизни, ни движения, даже вездесущие мыши сбежали, чтоб не помереть с голоду.

— Капну, пожалуй, авось выдюжит. Хорошо, хоть поел перед тем, иначе б помер.

К груди присосался огромный комар, воткнул жало меж ребрами и жадно потянул мою кровушку к себе. Я видел те потоки, что стягивались из рук и ног и вливались в его ненасытную глотку, только кровь та была не красной, а прозрачной, как ключевая водица.

— Не сдюжит. Очнись, малец!

Кто-то попытался согнать комара, только бил почему-то не по груди, а по лицу. Щеки так и запылали. А комар по-прежнему сидел и жрал меня.

— Не… — попытался выговорить я, но во рту было сухо, и язык едва шевелился. — Не там… В груди…

— Вижу я, что болит в груди, ту рану и лечу. Пить сможешь? Тебе надо попить.

— Да.

Чья-то рука приподняла мне голову, я приоткрыл рот и почувствовал, как в меня вливается вода. Нет, не простая вода, а соленая и с густым мясным духом. Выпив несколько глотков, я устал глотать, и всё полилось обратно.

— Ну, и то ладно.

Дальше я уже не слушал голос, а внимательно смотрел, как проглоченная водица опускалась в живот, как пошло тепло по груди, потом по рукам и ногам. Комар всё ещё тянул прозрачную кровь, но я уже не боялся, что он выпьет меня до конца.

Я спал. Меня будили, поили мясным отваром, изредка ковырялись в ране на груди. А потом мне надоело лежать в темноте, и я открыл глаза.

То была не моя келья. На столе тускло мерцала почти погасшая масляная лампа, пахло травами и мочой, в углу — куча грязных закорузлых тряпок и никого рядом. Я попытался привстать, и это вышло легко. Даже странно, что я раньше не догадался поднять веки. Грудь туго перетянута повязкой, я коснулся ее — не больно. Почему на груди? На турнире меня изрядно поколотили, но хуже пострадала нога и левая сторона лица. Потрогал левую щеку, глаз, ухо — наощупь всё, как обычно.