Я подарю тебе тьму (СИ) - Олеева Лора

— Да, до дома доеду. Отдохну, и завтра все будет нормально.

— Хотелось бы в это верить, — бурчу я себе под нос, но маг не обращает на меня внимания.

Вестера маг оставляет на месте преступления для дальнейшего расследования, а мы садимся в экипаж и возвращаемся домой.

Тиэрену все еще нехорошо. В дороге силы снова начинают оставлять его. Я вижу это по бледному до синевы лицу, по заострившимся чертам, по бескровным губам.

Дома Арвета ахает, видя такую метаморфозу, затем помогает мне отвести мага в постель. В мою, потому что дотащить этого бугая на второй этаж две слабые женщины не смогут. Тиэрена шатает. Он едва успевает протянуть нам руки, чтобы дать стянуть с себя камзол и рубашку, и падает на подушки. Экономка видит забинтованную руку, но только качает головой. Штаны она стаскивает с него сама, пока я, отвернувшись, смущенно копаюсь в шкафу.

— Пусть поспит здесь, — разрешает Арвета. — А завтра отправляй его наверх.

— Он раненый пришел ко мне ночью, — смущенно объясняю я. — У нас с ним ничего не было.

— Вот и умница, — одобрительно кивает экономка. — Но, если что, зови!

Маг лежит тихо, и непонятно, спит он или нет.

— Я ваше лекарство от проклятия? — спрашиваю я, осторожно усаживаясь на краешек постели.

— Льерен ни за что не признается в том, что ему нужна помощь, — еле слышным голосом произносит маг. — По крайней мере, на полном серьезе. Он будет шутить, даже падая в бездну. И предпочтет свалиться во тьму, чем попытаться протянуть руку.

— Но почему?

— Гордость, — пожимает плечами маг. — И страх.

— Страх?

— Страх утянуть за собой.

— Я ничего не понимаю. Но вы, судя по всему, так не считаете.

— Я считаю, что от Льерена зависит очень многое. Он не имеет права просто сдаться. Судьба многих важней судьбы одного.

— Под этим одним, — с содроганием интересуюсь я, — вы имеете в виду меня? Или его?

Маг отрывает глаза — совсем темные, с утонувшей в черноте зрачков синевой.

— Надо поспать, — говорит он. — Ночь длинная, а мне нужны силы. Иди ко мне.

Я вздыхаю, освобождаюсь от платья, оставшись в одной рубашке, лезу к нему в постель. Тиэрена я совершенно не опасаюсь, поэтому, когда он прижимает меня к себе, послушно расслабляюсь. Маг вскоре засыпает, но я не пытаюсь сразу отползти: надо дать магии время, чтобы восстановиться. Мне льстит мысль, что я стала источником спасения для мага.

Предназначение. Меня всегда пугала мысль, что я проживу бессмысленную жизнь, не имеющую никакой ценности. Выйду замуж, буду работать на какой-нибудь не особо интересной работе, рожу детей, буду заботиться о них много лет, пока не перестану быть для них полезной. А потом скромное доживание своей тусклой жизни.

Бойтесь исполнения своих желаний. Ведь теперь я реально стала полезным человеком. Никто, кроме меня, не способен помочь магу. Но на душе вместо гордости и радости почему-то только страх и смутное предчувствие несчастья.

Я верчусь и наконец засыпаю, так же крепко, как и обнимающий меня мужчина.

Просыпаюсь я рано, на тоскливом рассвете. Конечно, осенью рассвет позже, чем летом, но все равно я чувствую, что город еще только начинает высвобождаться от сна. Мне не спится: то ли сказались приключения ночи, то ли мешает чужое присутствие. Осторожно выскальзываю из постели, одеваюсь, подкладываю дров в очаг, чтобы согреть комнату, и бегу умываться.

— Спит? — коротко спрашивает меня раздувающая угли в очаге Арвета.

— Как сурок, — машу я рукой.

Хватаю из корзинки пару вчерашних пирожков и завтракаю, сидя на табуретке и болтая ногами. В кухне еще холодно, и я потеплее заворачиваюсь в шаль, подаренную Арветой.

— Ладно, господин Нэрвис проснется, тогда и завтрак нормальный вам сделаю, — ворчит экономка.

— Не будите его, — прошу я. — Ему отоспаться надо хорошенько. Он вчера много магии потратил.

Я коротко пересказываю охающей и качающей головой Арвете, что произошло, и она соглашается, что я поступила правильно.

Я дожевываю и возвращаюсь к себе в комнату. Шуметь нельзя, поэтому, покосившись на спящего крепко мужчину, сажусь за стол. В этот раз я хочу разрисовать деревянную разделочную доску, которая попала мне в руки. Хватаюсь за карандаш и начинаю прикидывать на бумаге композицию. Слабый свет постепенно просачивается между крышами, но само солнце никак не может пробиться сквозь облачную муть. Я тушу свечу и продолжаю рисовать. Так увлекаюсь своим занятием, что вопрос мага заставляет меня подскочить на стуле.

— Что делаешь?

Его голос хриплый со сна, но лицо уже не выглядит таким болезненным, как вчера, а кожа вернула нормальный оттенок. Я кошусь на него с немым вопросом.

— Ждешь кого-то определенного? — усмехается маг.

— Никого, — поджимаю я губы. Нахал! Оба нахалы!

Отворачиваюсь. Вижу краем глаза, как абсолютно голый маг усаживается на постели и начинает натягивать штаны. Я краснею. Специально дал мне возможность полюбоваться своим мужественным телом? Думает, что я в обморок от восхищения шмякнусь? Или хочет сказать, что ему по барабану, кто на него смотрит? Хам! Оба хамы! Но все же — кто из них двоих?

— Не мучься! — замечает маг. — Пока Тиэрен.

Я хмыкаю.

— И доброго вам утра!

— И тебе, Астра! Так что делаешь?

Маг подходит и наклоняется надо мной, заглядывая через плечо. Я чуть отстраняюсь, чтобы показать ему. Невольно робею и волнуюсь. С чего бы это?

— Сама рисовала?

Я снова хмыкаю. Так и хочется ответить какой-нибудь колкостью, но ну его в пень. Он же маг. Еще превратит во что-нибудь. Ну, в метелку или чашку. После вчерашнего мое уважение к магу сильно возросло. Это же надо такое: вернуть человеку назад вырванную кусками душу. Да, это тебе не мелочь по карманам тырить!

— Я училась в художественной школе, — скромно заявляю я.

Тиэрен выпрямляется. Его взгляд падает на зеркало на стене.

— Тоже твоя работа? Довольно необычная.

— Это мезенская роспись, — я встаю и охотно пускаюсь в объяснения. — Тут по кругу бегут кони. Не смотрите, что странные. Это не я такая неумеха. Просто их так художники из Палащелья рисовали. Конь — символ солнца. Видите — у него между ногами цветок болтается? Это тоже солярный символ. У нас… В моем мире предки поклонялись богу солнца. И его так рисовали.

— А это что за закорючки?

— А их называют стихийками. Досконально ученые не выяснили, что они обозначали: ветер или что-то другое, но предположили, что это какие-то природные явления.

— А это птицы?

— Ага. И вот эти кривульки тоже птиц изображают, практически схематически. Ну, тут еще много других символов, зашифрованных в разных узорах: цветок Перуна, знак плодородия, воды… В древности людям требовалась обережная магия, поэтому они старались покрывать всю домашнюю утварь и одежду сакральными рисунками. На вороте рубахи, на обшлаге рукавов, на поясе — то есть самых уязвимых местах человеческого тела — делали охранительную вышивку. На посуде, на входе в жилище тоже знаки… Короче, много где.

— И чары работали?

— Ну вряд ли, — сомневаюсь я. — В нашем мире нет магии.

— Или была раньше? Но потом исчезла?

— Кто же знает? — развожу я руками. — Может, и правда, раньше все это было не простыми рисунками. Как у вас тут.

— Да, и у нас тут подобное работает. А знаешь, Астра… — внимательно поглядев на меня, говорит маг, — ты ведь тоже могла бы быть полезна.

— Да? — радуюсь я. — Кому? Вам?

— Мне. Льерену. Людям.

— А что от меня требуется?

У меня загораются глаза. Я так устала быть не пойми кем — то ли лечебным пластырем, то ли фальшивой невестой с перспективой быть вытуренной коленом под зад — что известие о том, что я могу делать что-то важное, радует ужасно.

— Пойдем! Я тебе кое-что покажу! — говорит Тиэрен.

И я разве что не виляющим хвостиком бегу за ним.

Глава 22

Магия кисти