Виктория – значит Победа. Серебряной горы хозяйка (СИ) - Кальк Салма

— Благодарю вас, Берта, можете идти.

Та поклонилась учтиво — никаких проблем с субординацией — и ушла, и закрыла за собой дверь. Граф тотчас же вернул все защитные завесы на место, и это не укрылось от нашего пленника. Он бросил на ту дверь такой взгляд, что было ясно — мог бы, так прожёг бы или сломал.

Я взглянула на парня.

— Ну что, Шарло, поговорим?

Он хмуро глянул теперь уже на меня. Промолчал. Но мне мгновенно стало очевидно, что добрых чувств я у него не вызываю.

— Или сдать тебя страже за нападение? Есть там такой замечательный господин, королевский дознаватель Ренель, он с удовольствием с тобой поговорит. Он как раз изучает, отчего вокруг меня творятся всякие странности. То мужа моего пристрелят, а меня чуть не убьют, то убийцу в спальню подошлют, то вот тебя через забор забросят…

Я говорила всё это — негромко, внятно и зло, а пленник наш слушал, и чем дальше слушал, тем больше удивлялся, хоть и виду не показывал, только глаза расширялись.

— Отвечай, нечего молчать, — я впилась в него взглядом посуровее.

— Да если бы мне сказали, что я в это дело замешаюсь, ей-богу, близко бы к забору не подошёл, — сообщил он.

— Ну-ка, ну-ка, в какое такое дело? Говори, — и мысленно добавила, что желаю слышать от него сейчас правду и ничего, кроме правды.

— Болтали, что могучий маг укокошил Жако Гриза, — мальчишка глянул на меня и тут же опустил взгляд.

— Это не могучий маг, это я.

— Да ладно? — не удержался он. — Я думал, что это, ну, — и косится на господина графа.

Тот лишь улыбается и качает головой.

— Мой юный друг, мир намного сложнее наших представлений о нём. Я тоже удивился, когда понял, какие силы скрываются в этом хрупком и прекрасном женском теле. Однако же, когда учишься магии, то первым делом запоминаешь истину — на каждую силу найдётся другая сила, на каждого могучего мага — ещё более могучий маг, а на каждый довод в споре — другой довод, более весомый. Кто учил тебя пользоваться силой?

И посмотрел так, что — попробуй ему не ответь! Мальчишка насупился, помолчал… и заговорил.

— Нет его уже, пришили. Крючок его звали, тощий он был, жилистый и мелкий, но сильный, умный и хитрый. Он учился в монастыре, а потом служил писарем у большого человека, тот его и выучил. Правда, Крючок выучился, а потом сделал ноги, только перед тем порешил благодетеля-то своего. Прихватил деньжат, магических всяких штук и был таков. Он и разглядел, что я маг, и показал кое-что.

— И как же сей достойный человек отдал богу душу? — поинтересовался граф.

— Да как-то по-глупому. По улице шёл, а его узнали — мимо ехал человек, у которого он брата убил и обобрал тело. И даже личина волшебная Крючку не помогла, застрелили на месте, и все сказали, что он сам виноват, и убийцу не наказали никак. А до того легко скрывался, и завсегда выходил сухим из воды! А тут ничего не помогло, ни магия, ни амулеты волшебные.

— Так вот не нужно предавать тех, кто тебя из грязи вынул, отмыл да выучил, — назидательно произнёс граф. — И слово своё держать, раз уж дал, не удержался. Слыхал об этом?

— Ну, слыхал. Но кто же поверит? Вот отчего я нынче попался? Я вчера никого не обманывал и клятв никаких не нарушал!

— Во-первых, может быть — и не вчера. А во-вторых, ещё ничего непоправимого и не случилось.

— Она сказала, что сдаст меня дознавателю.

— Но пока ещё не сдала, только рассказала о возможности, — подключилась к разговору я. — Заинтересуешь меня — подумаю, что с тобой дальше делать. А попался ты потому, что не нужно служить дуракам. Умный бы предупредил, с кем придётся иметь дело, защиты бы какой предложил. А наша баронесса не из таких.

— И куда ваша милость меня зашлёт? — посмотрел всё ещё хмуро, но уже чуть более заинтересованно.

— Пока никуда. Подумаю.

— Её милости нужен маг в хозяйстве, — раздумчиво произнёс граф. — И если она решится тебе поверить, то будет кормить, поить и денежку платить.

— У неё же та баронесса хочет денежку-то забрать, — не поверил мальчишка Шарло.

— Перехочет, — пожала я плечами. — Как там — съест-то она съест, да кто же ей даст?

Господин граф улыбнулся.

— Вот и смотри сам, кому лучше служить — госпоже Викторьенн, её родственнице госпоже баронессе или вовсе по улице болтаться.

— И что, вы мне поверите? — он сам бы себе не поверил, судя по его виду.

— А ты поклянёшься, — улыбнулся граф ласково. — И если не сдержишь слово, то тебе же первому и достанется. Прямо как твоему Крючку — на ровном месте, без знамений и предвестников. Но ты не торопись, подумай. Такое дело в два вздоха не решить, это ж всякому понятно. А госпожа Викторьенн пока, уж так и быть, тебя покормит.

— Но это же… в суд идти, да? И эти крысы судейские будут всякое спрашивать?

— Будут, — кивнула я. — Но чего тебе бояться? Ты же у меня не крал ничего, и никого не убил, не успел, — усмехнулась я.

— Да не убивал я никого! — взвился мальчишка. — Ну, крал, было дело, жрать-то охота, с пустым брюхом плохо.

— Значит, отправим его посидеть и подумать, а чтобы думал правильно, так и быть, велю кормить, — говорю, и не свожу с него взгляда.

— А… верёвку снимете? — тоже смотрит внимательно.

— Мы подумаем об этом завтра, — говорю.

Я зову слуг, парня уводят. Мы с господином графом смотрим друг на друга и смеёмся.

— Думаете, будет толк? — спрашиваю.

— Увидим. Но мне кажется, шанс неплох. А оборотистый юный пройдоха на службе — это хорошо, как мне кажется, — кивает граф. — Но сейчас пора уже заняться делом, а то и день скоро закончится.

И дальше он гоняет меня по разным мысленным приказам, а я с каждым упражнением всё больше понимаю — какая это отличная штука, и как хорошо, что она мне поддалась.

17. Собеседования с сотрудниками

17. Собеседования с сотрудниками

Два следующих дня я беседовала со своими сотрудниками. Мне нужно было решить несколько задач, и я отчаянно старалась это сделать.

Во-первых — познакомиться поближе. Конечно, госпожа Сандрин назвала мне всех, но я, естественно, почти никого с первого раза не запомнила. И это напрягало, потому что людей, с которыми контактируешь по работе, нужно знать по имени. И людям приятно, и мне проще, когда я в любой момент знаю, как к человеку обратиться.

А во-вторых, прощупать, кто что знает насчёт покушения на меня. Потому что виновного тогда не нашли. И потом не нашли, и до сих пор не нашли. И вроде бы все в наличии, никто не сбежал.

Обычно это выглядело так. Я просила позвать мне кого-нибудь из списка. Иногда сразу же и приглашали, иногда пытались сказать — мол, вы что, он (или она) заняты же вот прямо по горлышко, или нет их сейчас в доме — ушли на рынок или в лавку какую, или что ещё. Но я отмечала у себя и велела доложить мне, как появится, и непременно привести.

А те, кто был в доме и мог оторваться от дел, приходили. Я предлагала сесть, кто-то благодарил и садился, кто-то впадал в ступор — как это, сидеть перед хозяйкой? Я серьёзно говорила, что сейчас — можно, а после всё снова будет, как обычно.

— Как зовут?

— Мари, госпожа. Мари Дюпре.

— Сколько тебе лет?

— Двадцать восемь, госпожа.

— Муж есть?

— Мужа уж два года как нет, прибрал его господь, помер от лихорадки.

— Дети?

— Двое, госпожа, сынок и дочка. Жаку десять лет, Селин девятый пошёл. Вы не думайте, госпожа, они не просто так хлеб едят, они тоже при деле! Жак помогает на конюшне, денники чистит, воду носит. Селин при мне, помогает со стиркой и утюжкой.

Я уже знала, что Мари Дюпре — одна из прачек. Прачки собирали грязное бельё в плетёные корзины и отправлялись с утра на речку, где прямо в той речке полоскали, наматывали на палки и колотили, а всё то, что не могли с ходу отстирать, потом кипятили вечером в кухне, в большом чане, с какой-то вонючей щелочью. Адова работка, если подумать. И жалованье за такую работу полагалось не такое и большое, доведись до меня необходимость работать руками — я бы подумала, нельзя ли как-то по-другому, без этой вот стирки дурацкой. И это сейчас у нас лето на дворе, а как зима? Здесь зима должна быть помягче, чем на моей исторической родине, но — всё ж равно зима. Наверное, холодные дожди, и ветер, и вода всё одно холодная.