Дальше я спрашивала, помнит ли Мари Дюпре тот вечер, когда в моей спальне убили разбойника, и что именно помнит. Но оказалось, что прачки не сидели за столом с камеристками, и она знать не знает, кто мог подлить снотворного в кубок моей Мари. И после ужина она с детьми ушла в комнатку, где вместе с ними спят ещё две прачки, легла спать и проспала до утра, и переполоха не слышала.
Или же наоборот, кто-то был, видел и слышал.
— Как зовут?
— Пьер Руссо, госпожа, — мужчина моих настоящих лет, черноволосый и черноглазый, выглядел изрядно уставшим.
Был готов держаться на ногах, но когда я пригласила сесть, поблагодарил и сел.
— Чем ты занимаешься, Пьер Руссо?
Вообще было сложно говорить всем этим людям «ты». Я начинала с «вы», но в этом случае меня как будто не слышали. А как только появлялось повелительное «ты», сразу же всё становилось на свои места.
— Я один из поваров на кухне.
Всем процессом готовки командовал главный повар Антуан Ру, но у него в подчинении было тринадцать, что ли, человек, включая троих поварят в возрасте от семи до четырнадцати, тоже детей местных обитателей. Повара, посудомойки, подавальщики. И если покойный господин Гаспар желал принимать в доме гостей, то время от времени нужно было готовить парадные обеды человек так на двадцать-двадцать пять. Уж конечно, в одного будешь это делать долго и нудно, а с помощниками — проще и быстрее.
Пьер же Руссо оказался вдовцом, его единственная дочь вышла замуж год назад и жила с мужем, владельцем овощной лавки, здесь, в Массилии, и вскоре ожидался внук. Не знаю, зачем, но я записывала все эти факты — мало ли, вдруг для чего-то потом пригодятся.
И вот как раз этот Пьер запомнил и вечер покушения, и тот факт, что кто-то из подавальщиков, не то Жермон, не то Франсуа схлестнулся с кем-то, потому что потерялся кувшин, из которого наливали сидр, а за каждую разбитую посудину спросит сначала главный повар, потом госпожа Сандрин, а дальше мог и сам господин Гаспар вмешаться. А кому охота остаться без жалованья? Вот и едва не подрались, а потом тот кувшин нашёлся, и нашёлся где-то под столом, и в него выливали какие-то остатки и объедки, и это вместо того, чтобы просто их потом чинно отдать нищим, всегда так делали. И вообще не положено в такой кувшин объедки кидать, для этого специальный горшок есть, и все знают, где он стоит.
О, мои люди питаются настолько хорошо, что у них остаются объедки, и эти объедки даже отдают нищим. Тоже обратим внимание.
Правда, кто именно хватался за тот кувшин, так и не дознались. И я видела — не лжёт, говорит, как есть, то есть — как сам видел и как знает. И то ладно.
И вот так я слушала обитателей моего дома два дня, с утра и до обеда. Разнообразные Мари, Жанны, Линетты, Сюзетты, Шарло, Жанно, Луи и другие. Все они отзывались о доме хорошо и были готовы оставаться тут работать и дальше, потому что — сытно, тепло, господин Гаспар и госпожа Сандрин всегда держались строго, но поступали по справедливости.
И кто же из тех самых, с кем всегда поступали по справедливости, запустил убийцу в мой дом? Или это был кто-то, с кем я пока не успела переговорить?
А на второй день к обеду пришёл господин Палан, который с утра отправился в судебную палату. И его прямо распирало от тех новостей, которые он собирался рассказать нам с господином Фабианом.
За обед сели мы с Терезой, господин Фабиан и господин Палан. Я подумала-подумала, дождалась, пока подавальщик Франсуа и пара его товарищей принесут нам и куриный суп-пюре со свежей зеленью, и свежих несладких булочек, чтобы есть с этим супом, и масла к ним, и паштет из гусиной печени, и вина, и воды, и велела не тревожить, пока не позову.
Мне совершенно не хотелось, чтобы нас подслушивали. Но я не очень-то представляла, как закрыть столовую от любопытных ушей. Я подумала — идите-ка, дорогие, и занимайтесь своими делами. Поем — пойду проверять, что вы там делаете.
И что вы думаете? Прямо топот ног долетел, будто кто-то бросился прочь и от двустворчатых дверей, что вели с парадной лестницы, и от небольшой дверки, через которую носили с кухни еду. Я поднялась и подкралась, и осторожно выглянула — ни души, надо же!
Вернулась за стол и спросила:
— Что же, господин Палан, расскажете?
— Расскажу, госпожа Викторьенн, — кивнул тот. — Судья де ла Порт изрядно настроен против вас. Он припомнил, что был знаком с покойным бароном, супругом госпожи Эдмонды, и едва ли не дружил с ним, и будто бы господин Гаспар когда-то в каком-то разговоре обмолвился, что не оставит своей поддержкой племянника Симона. И мы теперь уже никогда не узнаем, было то по правде или де ла Порт выдумал сейчас, надеясь на вознаграждение от госпожи Эдмонды.
— Вы показали ему завещание? — я не сомневаюсь, но нужно же спросить.
— Конечно, госпожа Викторьенн. Он уже знал, о чём там говорится, и каким образом заверен документ. Осмотрел его со всех сторон, прочитал все три листа, внимательно изучил все подписи на всех листах. И спросил — откуда взялась подпись герцога де Монтадора, и кто может поручиться, что она подлинная?
— Он может расспросить господина Тиссо, тот расскажет, откуда у него в конторе взялся господин герцог, — пожала я плечами.
— Господин Тиссо покинул город, отправился в какие-то там свои владения. Если де ла Порт не захочет завершить дело поскорее, то дождётся его возвращения.
— И что нам сделать, чтобы не захотел? Можем мы попросить вызвать Тиссо как свидетеля? Это же королевский суд, не ярмарочное гулянье? — я продолжаю соображать.
— Мы-то можем, а он может не согласиться. Скажет, что ему всё ясно и без этого свидетеля.
— А господина Ренеля мы можем привлечь? Пускай расскажет о нападении на господина Гаспара, — продолжала я придумывать хоть что-то.
— Можем попробовать, — согласился господин Палан. — Я поговорю с ним завтра же. Можем ещё спросить отца, вдруг он что-то придумает, или даже из самой Паризии каких-нибудь свидетелей привезёт.
Вообще да, возможно — господин Гаспар что-то обсуждал с ним, кроме тех сумм, которые достались ему и сыну?
— А вообще у нас тут есть ещё и камердинер господина Гаспара, вдруг он что-то знает и может подсказать? — подумалось мне.
— Жироль? Да вряд ли, ничего он не знает, — покачал головой господин Фабиан. — Господин Гаспар не обсуждал дела ни с кем из дома, ни с Жиролем, ни с Сандрин, ни с госпожой баронессой, ни с госпожой Терезой, ни с вами, не в обиду вам обеим будет сказано.
— Я даже говорила Викторьенн что-то такое, она не поверила, — рассмеялась Тереза.
— Я просто пытаюсь понять, кто ещё может нам помочь. Как говорится — вослед врагам всегда найдутся и друзья, да?
— Как ты хорошо сказала! — Тереза хлопает в ладоши. — Вот. Я всегда говорила, что ты умная, и справишься!
— И кому вы говорили, госпожа Тереза? — поинтересовался господин Фабиан.
— Да всем, — всплеснула руками та. — И матушке настоятельнице в монастыре святой Урсулы, и после Гаспару, и Эдмонде, да только кто бы меня слушал.
— Значит, госпожа Тереза, вы были правы, а все прочие заблуждались, — улыбнулся ей Палан, и наша Тереза как улыбнётся в ответ, я и не думала, что она так умеет!
Вот прямо ярко и ясно. Ей нравится господин Палан? Или это… просто от скуки? И Тереза засиделась дома? Книг она не читает, да их, кажется, здесь и нет. Пока я бегаю по дому, беседую с прислугой и учусь с графом магии, она вышивает в гостиной. Иногда выходит наружу — прогуляться, зовёт и меня, но мне обычно некогда. Ничего, нужно находить время на выходы наружу. И как бы не на какую-то светскую жизнь.
— Когда следующее заседание? — взглянула я на господина Палана, ещё не отдышавшегося после той улыбки.
— Через две недели.
— Ещё прорва времени, — говорю, чтобы подбодрить коллег. — Придумаем что-нибудь. Благодарю вас, господин Палан, ваши сведения и ваша помощь очень важны для меня. И я сейчас позову кого-нибудь, пускай несут нам фрукты и сладости.
