Непокорная невеста, или Аджика по - попадански (СИ) - Сказка Агния

Закончив с огородом, вытерев грязные руки о подол старой юбки, я решила проверить, сколько заготовок у меня осталось в погребе. Нужно было трезво оценить ситуацию, понять, на сколько хватит запасов и что необходимо сделать, чтобы пережить зиму. Тревога за предстоящие холода грызла не меньше, чем страх перед людьми, что желали мне зла. Спустившись в прохладный сырой погреб, я первым делом зажгла свечу, отбрасывающую дрожащие причудливые тени на стены, создавая атмосферу таинственности и полумрака. Аккуратно осмотрела полки, заполненные банками с соленьями, вареньями, компотами, соками, лечо и маринадами. Делала я все на совесть, чтобы не пришлось голодать зимой. К счастью, на первый взгляд, запасов было достаточно, чтобы продержаться какое-то время. Тыквенное варенье, соленые огурчики и помидорчики. Рядом в рядок стояли бочонки с квашенной капустой и огурцами с помидорами. Но если все так и будет продолжаться, если кто-то постоянно будет вредить, воровать и уничтожать плоды моих трудов, долго мне не протянуть. Нужно было что-то решать, думать, как защитить себя и свои запасы.

Завершив инвентаризацию, я вышла на улицу, и тут же за спиной послышался шум крыльев. Я обернулась и увидела Геннадия, сидящего на ветке дерева. Было видно, что он только что прилетел и переводит дух. Быстро он обернулся. Неужели узнал что-то важное и срочное? Его маленькие черные глаза горели каким-то странным недобрым огнем, словно в них отражалось пламя самой преисподней.

– У меня для тебя очень важные новости, Аэлита, – прокаркал он своим скрипучим сварливым голосом, глядя на меня с серьезным видом. – И новости эти тебе не понравятся. Совсем не понравятся. Боюсь, ты не обрадуешься тому, что я узнал.

Сердце тревожно забилось в груди, словно испуганная птица, пытающаяся вырваться из клетки. Что еще могло случиться? Какую еще гадость принес мне этот проклятый день? Я почувствовал недоброе и похолодела.

– Говори, Геннадий, – тихо сказала я, чувствуя, как по спине пробегает неприятный холодок. – Пожалуйста, не тяни.

– Твой спаситель… этот красавчик с пепельными глазами… – ворон сделал многозначительную паузу, словно смакуя момент, нагнетая и без того напряженную обстановку. – Он не просто какой-то случайный прохожий, благородный рыцарь, Аэлита. Он… торговец. Тот самый, что на ярмарку ехал и якобы колесо телеги у него сломалось у твоего дома. Это был он, только переоделся в простую одежду торговца, да бороду приделал и брови.

Я остолбенела, не веря своим ушам. Торговец? Тот самый. Неужели именно по этой причине его глаза показались мне такими знакомыми? Не может быть! Это какая-то чудовищная ошибка, нелепая злая шутка.

– Ты… ты уверен, Ген? – пробормотала я, пытаясь ухватиться за ускользающую, расплывающуюся реальность. – Ты не мог ошибиться? Может быть, ты перепутал его с кем-то другим?

– Ошибиться? Да я слышал его разговор со слугой. Я нашел его в самом лучшем постоялом дворе и лично, своими ушами все слышал. Он специально устроил маскарад, чтобы удостовериться, что ты – это ты. Правда, я не понял немного зачем.

– Но зачем? Зачем ему это нужно? – в полном замешательстве спросила я ворона, чувствуя, как земля уходит из-под ног. Какой смысл ему все это было делать? Что он преследовал?

– Затем, чтобы втереться к тебе в доверие, разузнать побольше о тебе, быть поближе к тебе, увидеть, что ты делаешь, с кем общаешься, а в итоге, возможно, подставить, обвинить в чем-нибудь, отобрать все, что у тебя есть, а может, даже и вовсе избавиться от тебя, – важно сообщил Геннадий, словно зачитывая приговор. – Вот такие дела, Аэлита. Кажется, ты попала в очень серьезную переделку.

– А ты узнал, как его зовут? – выпалила я, с трудом веря в то, что этот мужчина, который сперва спас меня от разъяренной толпы, а перед этим два дня бескорыстно помогал мне по хозяйству, наводя порядок во дворе, мог оказаться моим врагом. Что-то в этой ситуации было совершенно абсурдным и до безобразия глупым. Не мог он так поступить, не мог!

– Конечно, узнал, – с превосходством задрал голову ворон, словно я сомневалась в его способностях. – Арион Кронберг! – выплюнул он, словно кинул грязный камень. – Имя твоего спасителя. Запомни его, Аэлита.

У меня все опустилось внутри, оборвалось. Я будто упала в черную-черную бездну отчаянья.

Это он. Он нашел меня.

Мой жених. Арион Кронберг.

Я попала в этот мир, в чужое тело, в тело его невесты и сбежала от него, надеясь начать новую жизнь, свободную от прошлого, полную надежд и светлых перспектив. Но он нашел меня даже здесь, в этой глуши, в этом забытом богом месте. Неужели я так и не смогу убежать от него? Неужели он будет преследовать меня до конца моих дней?

Паника обрушилась на меня лавиной, парализующим, леденящим душу ужасом. Арион… здесь. Он узнал, где я прячусь. Он найдет меня, обязательно найдет. Эти мысли роились в голове, словно рой разъяренных пчел, жалящих и не дающих сосредоточиться, лишая остатков разума и воли. Я должна бежать! Бежать немедленно, без оглядки, пока не стало слишком поздно! Но куда?

Резко развернувшись, я пулей заскочила в дом, будто бы за мной гнались. Холодный воздух обжег легкие, но я не обратила на это ни малейшего внимания. Нужно быстрее собирать вещи. Бежать так далеко, как только возможно. Скрыться в самой глуши, где меня никто не сможет найти.

Я начала судорожно метаться по комнате, хватая все, что казалось необходимым для побега. Старое, но прочное платье, теплый шерстяной платок, чтобы укрыться от холодных ветров, острые кинжалы, которые я прихватила еще в родительском доме. Они сейчас мне пригодятся для защиты от диких зверей. Ну и захватила горсть сухарей из буфета, чтобы хоть как-то утолить голод. Все это в спешке летело в старый, видавший виды холщовый мешок. Пальцы предательски дрожали, руки отказывались слушаться, сердце бешено колотилось в груди, словно собиралось вырваться наружу. Я ощущала себя загнанным в угол зверьком, отчаянно ищущим спасения в темном незнакомом лесу.

Геннадий молча наблюдал за моей лихорадочной суетой, сидя на кухонном столе, словно каменная статуя, и лениво почесывая клювом свое черное лоснящееся крыло. На его маленькой птичьей мордочке не отражалось ни малейшего удивления, ни капли сочувствия. Лишь холодный отстраненный интерес, словно я была частью какого-то забавного, но не слишком важного спектакля.

– Может, не стоит так торопиться, Аэлита? – наконец прервал он мое безумное метание, выдав свое фирменное карканье, когда я уже была готова сорваться с места и бежать в ночь. – Может, стоит остановиться на секунду и подумать?

– Думать?! – истерически выкрикнула я, бросив на него злобный, почти ненавидящий взгляд. – О чем тут думать?! Он идет за мной! Ты понимаешь?! Он вернет меня в родительский дом, как непослушную куклу, и заставит выйти за него замуж! Ты этого хочешь?! Ты хочешь, чтобы я провела остаток своей жизни в золотой клетке, несчастной и сломленной?!

В моем голосе сквозила неприкрытая паника, неподдельное отчаяние и мольба о помощи. Я боялась. До одури, до потери пульса боялась возвращения в тот кошмар, от которого так отчаянно пыталась убежать, бросив все, чем дорожила. Замужество по принуждению, жизнь под постоянным контролем, лишенная свободы и возможности выбора, – это было хуже самой мучительной смерти.

– А почему ты так уверена, что замужество – это такое уж страшное зло? – невозмутимо возразил Геннадий, склонив свою умную голову набок, рассматривая меня, словно диковинную букашку. – Может быть, стоит хотя бы рассмотреть этот вариант, прежде чем бежать сломя голову в неизвестность?

Я замерла на месте как громом пораженная, обессилено опустив руки. Что он такое говорит?! Предает меня?!

– Ты… ты сейчас серьезно? – прошептала я, чувствуя, как мир вокруг начинает неумолимо вращаться, теряя опору под ногами.

Геннадий медленно кивнул своей маленькой головкой, глядя на меня своими пронзительными немигающими глазами.

– Подумай сама, Аэлита, – прокаркал он, словно отчитывая неразумного ребенка. – Ты же сама говорила, что всеми силами избегаешь брака со старым противным богачом, у которого одна нога в могиле. А тут молодой, сильный, красивый, богатый… И, судя по всему, не совсем уж тебе безразличный, раз ты краснеешь при одном его упоминании.