Усадьба толстушки Астрид (СИ) - Грин Агата

— Ты мне ответь, рэнд козлиный, — заявил Рис, сжав руки в кулаки.

Это была большая ошибка.

Тейг Васс не зря был принят в личную стражу принца: у него и кулак железный, и реакция прекрасная, и глаз острый. Крепкий, привыкший к труду Рис, в общем-то, противник в драке достойный, но Тейг разделался с ним на раз-два; я и охнуть не успела, как Рис оказался на земле с расквашенным лицом.

— Хватит! Прекрати! — вскричала я и повисла на Тейге.

На шум из конюшни к нам кинулись двое мужчин, но Тейг и меня скинул с себя, и их раскидал без труда, еще и рявкнул:

— Не лезьте! Или и вас переломаю!

И пнул Риса по ребрам, по лицу… Я звала на помощь, но конюшенные попросту боялись сунуться к Тейгу. Лишь когда из трактира тоже вышли мужчины, Тейг, напоследок пнув Риса, бросил мне:

— А теперь иди жалуйся, сучка… Никто не отнимет у меня права учить чернь, которая не знает своего места.

Я так перепугалась за Риса, что ничего не могла сказать, и губы мои дрожали. Но запомнила, как Тейг Васс, довольный собой, прошел через наконец-то пришедших на помощь мужиков, как через траву, и они его пропустили. Да, он в своем праве. Рэнд – какая-никакая, но знать, а Рис – крестьянин. Но я-то знаю, что избить Тейг хотел меня, и меня бы предпочел увидеть лежащей в грязи под его ногами…

— Это что еще? Чего устроили? — растолкала собравшихся трактирщица. — Э-э, милочка, ты мне тут напоследок наследила! — покачала она головой, заметив меня.

Рис стал подниматься; у него уже заплыл глаз, а из носа текла кровь; обильно текла. Я помогла ему встать, но под его весом и сама согнулась.

Отъезд пришлось отменить – да и не было уже в нем смысла, Тейг и так уже отыгрался. Поэтому мы вернулись в трактир, взяли снова комнату, и я приплатила трактирщице, чтобы к нам никого не пускали, о нас не говорили, и чтобы лекаря поскорее позвали.

Лекарь сказал, что на Рисе все заживет, как на собаке, объяснил, как примочки делать. Лишь уже вечером я вспомнила, что меня, вообще-то, ждал сегодня Фэйднесс. Но желания говорить с ним я не имела совершенно… Благосклонность каэров так ненадежна, а они сами так далеки от народа… И я не хочу гадать, почему со мной возится Бринмор, лавировать с ним в разговоре, разгадывать намеки и прочее…

Что там вякнул Тейг? «Иди жалуйся?»

Я не буду никому жаловаться. Я сама с тобой разберусь, гад! И как можно быстрее!

***

Эмоции – советчик плохой. Сначала я аж кипела, порывалась тут же пойти разыскивать Тейга и что-то с ним сделать. Что – точно не знала, но слепая злость требовала немедленной разборки. Но утро, как известно, вечера мудренее, и на следующий день в моей голове созрел план действий.

Бринмор сказал, что подвижек по делу Иннис не будет до тех пор, пока его доверенный человек не наскребет информации и не доложит ее, поэтому я рассчитывала, что могу потратить «на себя» денек.

— Мне нужно съездить в одно место, — предупредила я Риса, — я вернусь завтра. Если сюда за мной пошлет каэр Бринмор или каэр Фэйднесс, скажи, что я уехала по срочному делу.

Избитый Рис попытался протестовать:

— Одна? — с трудом выговорил он и попытался встать.

— О нет, — сказала я, опустив руку на его плечо, — даже не вздумай меня останавливать. Я все равно уйду, но кто-то из нас должен остаться в городе; в этом трактире нас будут искать в первую очередь, если что-то выяснится об Иннис. Ты должен быть здесь и ждать новостей.

— Но куда ты? Что будешь искать?

— Расскажу потом.

Мужчина даже с заплывшим глазом смог выразить свое отношение к моей затее, и пробурчал обиженно:

— Нельзя так, опасно. А вдруг с тобой что случится?

— Ты считаешь меня настолько беспомощной, Рис?

Он ответил тактично:

— Езжай.

— А ты жди вестей и выздоравливай.

Чтобы собраться, мне не потребовалось много времени; часть денег я спрятала в подошвах сапог, небольшой нож для еды, позаимствованный из трактира, сунула, опять же, за голенище сапога. Остальное необходимое уместила в объемную сумку на длинном ремне.

Мой путь лежал недалеко – в родную деревню Тейга. Деревня находится в живописном месте – ах, эти зеленые-зеленые поля с отарами миленьких овечек! – и безопасном. Относительная близость к Кивернессу и охраняемый тракт были причинами, по которым я решилась ехать одна. Моя лошадь Лада прекрасно отдохнула за это время в городе и была, как мне кажется, рада поездке.

Из города я выехала вслед за несколькими всадниками на отдалении; их и держалась далее, благо что нам было по пути. В светлое время суток, да еще и весной, тракт был оживлен, и мне не о чем было переживать, хотя некоторые встречные всадники поглядывали на меня заинтересованно. Но никто не поражался, не тыкал в меня пальцем и не восклицал: «О, боги, эта женщина едет одна, без мужчин!»

В принципе, как я могу уже судить, не так уж сильно задвигают в Ренсе женщин. Да, спрос с женщины всегда строже, но в семьях простолюдинов, которые я знаю, подчиняются именно женщине, хозяйке дома. Тот же Рис во всем слушается Иннис, а лавочник Дермид всегда советуется с женой и никогда без ее одобрения решений не принимает. Да и, раз уж на то пошло, даже отец Тейга Васса побаивается свою жену и во многих отношениях охотно передает ей власть.

Вассы… Не хотелось бы снова встретить их – но я и не планирую. Мне нужна коллега Иннис – Рябая Уна. Та самая травница, которая выхаживала меня после самоубийства Астрид.

По моим прикидкам, я добиралась часов шесть. Свернув с тракта на дорогу, ведущую к деревне Вассов, я почувствовала облегчение – наконец, можно будет спешиться и размяться, да и немолодая Лада стала вздыхать утомленно. Майские пейзажи ясного дня были восхитительны: зелень полей, намечающиеся на небе первые краски вечера, чистый, сладкий воздух… И здесь заметно теплее, чем в Тулахе; я даже вспотела, но капюшона все равно не снимала. Дом Уны стоит на околице, и ехать мне через всю деревню – не хотелось бы, чтобы меня запомнили. Конечно же, деревенские отметят, что приехала некая дамочка, и наверняка заинтересуются, но плащ, капюшон и заурядная лошадь играют мне на руку. А еще плюс в том, что любая деревня, стоящая близ тракта, часто встречает самых разных гостей, начиная от торговцев, заканчивая залетными птичками вроде меня…

Не удержавшись, я глянула на дом и хозяйство Вассов, стоящие вдалеке, и с такого расстояния разглядела, как несколько крестьян что-то чинят у самих ворот… Затем я отвернулась и продолжила путь.

Рябая Уна на мою удачу как раз шла к себе домой; поравнявшись с женщиной, я произнесла:

— Доброго дня, уважаемая.

— И вам доброго дня, госпожа, — ответила Уна, оглядев меня.

— Вы травница Уна? Я к вам по щекотливому делу…

Уна кивнула с обыденным видом. Щекотливые дела и странные посетительницы – это часть ее ремесла.

Когда мы уже были в доме, и я сняла плащ, Рябая Уна тут же меня узнала и обрадованно воскликнула:

— Астрид! Вот уж не думала, что еще свидимся… Говорят, тебя заперли в отдаленном храме замаливать грехи.

— Кто говорит, Вассы? — усмехнулась я.

— Кто ж еще? Ты садись, — женщина указала на деревянный круглый стол, расположенный в дальнем углу комнаты. — Приехала все же забрать у Вассов свое? Поздно. Распродали уже все твое приданое. А я и думала: как так, разве можно приданое распродавать? А Пегги только шикала на меня…

— Я не за приданым. Знаешь, никто не запер меня в храме, но жрецы на самом деле занялись мной. Вылечили, как видишь. Теперь я как новенькая.

— Краше, чем прежде. Много краше, — заявила Уна. — Волосы какие отрастила… блестят, как золото …

— Кстати о золоте. — Я достала из кармана золотой ренк – монету, которую Уна вряд ли когда-то видела за всю свою жизнь – и опустила на стол. — Я ни в чем не собираюсь тебя обвинять и тем более не хочу тебе угрожать. Но меня отравили, и я чуть не умерла осенью, как ты помнишь. Если тебе есть, что сказать насчет этого – я слушаю.