Усадьба толстушки Астрид (СИ) - Грин Агата

— Я тоже думаю, что это неслучайно, — робко сказала я. — Наверное, Тейгу как-то стало известно, что я в городе, и он отыскал меня, чтобы отомстить за то, что лишился работы при принце и был сослан… Каэр Бринмор, я понимаю, что это мелкое дело не стоит вашего внимания, но без вашего участия стража меня и слушать не станет… а оставить это так я не могу.

— Я разберусь.

Как же прекрасно это звучит! Да, у меня нет прямых доказательств того, что Вассы хотели меня убить, но я натравила Бринмора на Тейга – а свидетелей избиения море, не выкрутишься. Проговорив несмелые благодарности, я потупила взор, но Бринмор словно мысли мои прочитал:

— Все с вами не так, Астрид Лорье, — сказал он. — То одно, то другое… Ждите меня здесь.

— Лучше мне поехать с вами, Ваше Сиятельство.

— Вы останетесь здесь, — отрезал он.

— Но меня ждет Рис… — начала я нервничать.

— Лучше вам быть моей послушной гостьей, чем непослушной пленницей.

Понятно.

Я сдалась, поклоном выразив свое послушание.

Граф уехал, поручив управляющему отвести меня в комнату для гостей. В общем, меня банальным образом заперли, но хотя бы «камера» была гораздо лучше, чем у бедной Иннис – чего стоит одна кровать из дуба, стоящая на деревянном помосте, да еще и с винно-красным балдахином.

Позже еще и служанки пришли: одна разожгла для меня камин, другая принесла таз, кувшин с водой и набор каких-то скляночек, третья – обед на серебряном подносе: зажаренные перепелки в сладковато-кислом соусе; запеченные овощи; пышный белый хлеб; засахаренные фрукты; вино…

Если я пленница, то очень уж меня балуют. И все равно я едва дождалась, когда граф вернется. Когда уже стемнело, и я порадовалась, что для меня лично разожгли камин – весна весной, но вечером холодает! – Бринмор зашел ко мне.

Я подлетела к нему; все мое существо источало вопрос.

— Тейга Васса нашли; он заплатил штраф за содеянное, — ответил на него каэр.

— Какой штраф?

— Десять серебряных ренков.

— И это все? — расстроилась я.

— Таково наказание по законам Магистрата за избиение свободного крестьянина, — бесстрастно пояснил Бринмор.

Я не столько расстроилась, сколько озадачилась. Бринмор, аж целый граф, сразу сорвался, как узнал, что мне угрожали и моего друга избили, и вот весь итог его действий – штраф?! Думаю, эти мысли выразились на моем лице, потому что Бринмор добавил:

— Этот Васс вел себя дерзко со служащими Магистрата.

— Да, — согласилась я, — он таков. Почти всех вокруг себя считает глупыми и ничтожными, грубит даже родителям, и лишь перед каэрами притворяется почтительным. В его родной деревне все знают, что он человек-дрянь, но боятся с ним связываться.

— Почему вы за него вышли? Почему не узнали заранее, кто он?

— Мне было семнадцать, я росла комнатным цветком, во всем полагалась на бабушку, а она сказала, что он человек пробивной и будет идти вверх, несмотря ни на что. Она вообще уважала сильных людей, — вздохнула я, — только вот умерла, так и не узнав, что Тейг на самом деле просто слизняк. Ее, наверное, очаровала его непробиваемая уверенность в себе…

— Мне ничего не стоит прихлопнуть этого Тейга Васса, но закон есть закон. Я не могу судить его за плохой нрав. За то, что угрожал настоятелю, он был сослан патрулировать побережья и острова. За то, что избил Риса Мура – заплатил штраф. А за то, что развелся с вами – заплатил золотом, и вы поставили подпись под грамотой.

Все так. И то что, что меня травила его мать, не доказать.

— Вы хорошо устроились? — сменил тему Бринмор.

— Да, конечно, благодарю вас за все. Могу я вернуться в трактир к Рису?

— Нет, вы останетесь здесь до конца разбирательств по делу Иннис. Так будет лучше.

— Можно я хоть вещи свои заберу?

— Вещи вам доставят, не переживайте.

Вот и все. Развернувшись, граф ушел, а я осталась обдумывать, в чем именно он меня подозревает, раз предпочитает держать при себе.

Вещи мне действительно доставили следующим же днем, поэтому у меня появилось платье на смену, а также белье и прочее необходимое. Я считала, что меня заставят сидеть в запертой комнате, но после завтрака в мою дверь постучалась служанка, поклонилась и сообщила, что каэрина Бринмор ожидает меня в гостиной.

Я надела то из своих платьев, что наряднее, подправила прическу, и, убедившись, что выгляжу пристойно, пошла в гостиную. Мать графа Бринмора, изящная темноволосая женщина средних лет, начинающая седеть, встретила меня довольно ласково:

— Проходите, присаживайтесь рядом, — произнесла она, увидев меня.

Казалось бы, что в этом такого – просто пройтись да сесть в кресло? Но для всех этих каэров и каэрин важен даже малейший жест, взгляд, интонация, не говоря уже о походке. Фиона Лорье в обществе каэров обычно с треском проваливала эти проверки, поэтому у нее не было шансов прорваться в верхи. У Астрид – тоже, слишком уж она была чувствительной и переживающей.

Ну а я могу и попробовать поиграть в каэрину, благо что одно время чета Дамменов усердно учила меня этому. Я поклонилась каэрине Бринмор, прошлась и села.

Хозяйка дома предложила мне разделить с ней поздний завтрак, и нам принесли поднос со сладким; начались деликатные расспросы – кто я, почему одна, что за дело привело меня в Кивернесс… Я ответила, что обустраиваю свою усадьбу и приехала в город за покупками, но ко мне пристал какой-то грубиян на улице, и когда мой слуга попытался его отогнать, грубиян стал его избивать. Поднялся шум, а рядом как раз ехал граф Бринмор; он велел своим лакеям вмешаться, а мне, своей старой знакомой, предложил остановиться у него.

— Откуда же вы знаете моего сына? — спросила каэрина Бринмор, так и впившись в меня взглядом.

— Повстречались в Тулахе прошлой осенью, когда его высочество со свитой изволили охотиться в наших местах.

Каэрина кивнула, но проверка продолжалась. Ни один мужчина просто так абы кого к себе не приведет, и дама наверняка решила, что я – пассия ее драгоценного сына. Но при этом она не стала выказывать мне свое «фи» и была очень даже мила и вежлива, а позже в гостиную заглянула и сестра Бринмора, Инесс.

Девушка захотела со мной познакомиться и, услышав мой голос, сразу узнала:

— Служанка барона Даммена?

Точно! Когда мы впервые встретились с Инесс, я представилась служанкой Даммена. Удивительно, что она помнит…

— Да, у меня усадьба в его баронстве, — ответила я, давая понять, что я не простолюдинка.

Расспросы начались по новой, на этот раз от Инесс. Я понимаю, почему обе Бринмор так интересуются мной: хозяин дома слывет избалованным женским вниманием, переборчивым красавчиком, который считает редландских девушек простушкам, недостойными его внимания. На том единственном богатом вечере, где я была, он танцевал лишь с матерью, игнорируя остальных женщин, большинство из которых мечтали о его внимании.

Когда я утолила первое любопытство каэрин, мать Бринмора попросила слуг «принести дело». Делом оказались три платка, нитки и иголки: каэрина велела нам вышивать на них молитвы, чтобы отнести потом в храм на благословение жрецам.

Дочери мать сама вдела нитку в иголку, и Инесс принялась за работу, действуя вполне уверенно; я тоже стала вышивать, и неожиданно для себя увлеклась процессом, стала напевать себе под нос.

— Что вы напеваете? — заинтересовалась старшая Бринмор.

Напевала я романс, который особенно полюбился моим друзьям в Тулахе. Немного изменив слова, я начала:

— У храма стояла карета…

Мне всегда нравилось петь. Но в той, другой жизни, я обладала посредственным голосом, а здесь из моих уст словно мед льется, и больше я не стесняюсь слушателей и не задумываюсь о том, что где-то сфальшивила. К тому же романсов и народных песен я знаю достаточно – ходила в школе в фольклорный кружок.

Платки перестали шелестеть в руках каэрин, и они замерли с тем же удивлением и восхищением, как и обычные крестьяне Тулаха, которые слышали, как я пою.